– Вам операцию будет делать сам главный. Он у нас не просто административный работник. Он – практикующий врач.

В среду Катя была у терапевта и аллерголога.

Операцию назначили на следующий вторник.

В понедельник она легла в клинику и оказалась среди немногочисленных дам, которые искали лучшей доли в операционных. Катя с ними не общалась – ее жизнь не требовала самоутверждения за такой высокий счет. Ей просто надо было чуть-чуть себя «обновить». Это самое слово – «обновка», в смысле «немножечко» нового носа, произнесла мама, и Кате оно очень понравилось. Так все просто – как туфли купить.

Эту самую ночь, с понедельника на вторник, Катя почти не спала. Она не боялась операции – ей все объяснили, она познакомилась с анестезиологом, результаты анализов были отличными. «Очень хорошо, давно я не видел пациенток с таким здоровьем», – сказал ей главврач. Все шло по плану, но Кате не спалось. Она почему-то уже не думала о перспективах, которые откроются перед ней, когда снимут послеоперационные повязки, она думала о том, что этот самый старый нос раньше ее вполне устраивал. Более того, она ему была благодарна – замуж за красивого талантливого архитектора Мишу она вышла именно с этим носом. Ваньку, богатыря весом в почти четыре килограмма, она родила с этим носом. Тот самый знаменитый актер, который так кокетничал с ней, когда она гуляла с Ванькиной коляской, видел ее старый нос. И диплом она с ним защитила, и профессор даже пророчил ей прекрасное будущее, когда она «задирала» именно этот старый нос. И тут возникал вопрос: зачем его менять? Чтобы щеки были лучше? И подбородок? Ночью Кате нос предстал абсолютно живым, одушевленным существом, которого она собиралась зарезать. Буквально. Она наняла убийцу, заплатила ему денег (по договору – больше сотни тысяч рублей). Катя уже не понимала, пребывает ли она в полудреме, спит ли или бодрствует, но мысли о загубленной душе с двумя дырочками-ноздрями не давали ей покоя.

Утром ее утешала медсестра:

– Вы такая бледная, но это со всеми бывает накануне операции.

Катя сначала промолчала, а потом вдруг произнесла:

– Мне надо с врачом проконсультироваться, видите ли, наверное, от волнения, ну, одним словом… Ну…

– А, критические дни? – догадалась медсестра. – Это тоже сплошь и рядом. На нервной почве. Я сейчас скажу доктору.

Катю на пять дней отпустили домой.

– Господи! Все у тебя не вовремя! – отреагировала мама.

– Ну, это природа!

– Человек управляет природой, – сурово прозвучал ответ.

Катя повесила трубку, опять долго рассматривала в ванной свой нос, а потом позвонила подруге:

– Маш, посиди с Ваней, мне надо в поликлинику.

Через два часа Катя переминалась с ноги на ногу в обшарпанном вестибюле Института красоты. Когда-то достойное и богатое государственное учреждение, видимо, доживало свои последние дни. Финансирования не было, а конкуренты в виде частных клиник отбивали пациентов. Пол из кусочков мраморных плиток, старые дерматиновые стулья вдоль серых стен, обшарпанные двери кабинетов. Катя записалась на прием и через десять минут сидела перед пожилым врачом. От него пахло «одесской» колбасой. Катя сглотнула слюнки. За всеми этими переживаниями она забыла поесть. «Он, наверное, пил чай, а я помешала. Неудобно», – подумала Катя, а сама уставилась на полиэтиленовый пакет, лежавший на маленьком столике позади врача. В пакете были бутерброды. Рядом стояла вскрытая пачка сахара-рафинада.

– Что вы хотели? – врач был спокоен и равнодушен.

Катя, привыкшая к обходительности и ласке в клинике, недовольно дернула плечом.

– Я ничего не хочу, – ответила она, но в голове предательски промелькнуло: «Кроме «одесской» колбасы».

– Зачем тогда пришли?

– Я пришла просто на консультацию.

– И что же вас интересует?

– Я бы хотела изменить нос. – Катя ухватила себя двумя пальцами за кончик носа и показала, что именно ей хотелось бы убрать.

– Нельзя. – Врач даже не пошевелился.

– Что нельзя?

– Нельзя трогать ваш нос. Особенно в этом месте.

– То есть как это?! – возмутилась Катя.

– По медицинским показаниям, голубушка.

– Я не понимаю! Вы хотите сказать, что мне нельзя отрезать вот эту часть и таким образом немного поднять или, если угодно, укоротить нос?

– Именно это я хочу сказать. Вам нельзя этого делать.

– То есть как?!

– Господи! Девушка, нельзя.

– Вы просто не хотите…

– Да, я не хочу, поскольку это противоречит клятве, которую я когда-то давал. «Не навреди» – одно из основных правил этой клятвы.

– Вы мне объясните, – вдруг тихо сказала Катя.

– Объясню. Приблизительно. Как не специалисту. Вы хотите тронуть мягкие ткани. Что в ринопластике практически не делается. В ринопластике мы обычно имеем дело с костями и хрящами. Это если горбинка и прочее. У вас здесь «мясо». Мы его уберем, а оно потом провиснет. Допустим, мы вставим хрящ, но ведь он может не прижиться, Тогда мы будем каждые полгода вам отрезать по кусочку носа, поскольку ткани будут провисать, атрофироваться. Могут быть рубцы. Это очень уязвимая часть лица. И трогать ее надо, только когда нет выхода.

– А как же «звезды»? Они же носы делают…

– Делают. Но не всегда удачно. И потом, я говорю вам о конкретно вашем носе. А вам этого делать не стоит.

– Спасибо. – Катя поднялась. – Извините, что помешала вашему обеду.

– Ничего страшного. У меня времени много теперь. Пациентов мало. Все кинулись в коммерческую косметологию.

– Да, вы правы. – Катя улыбнулась. – Я так рада, что попала к вам. Вы даже не представляете.

Она вышла из кабинета. Врач дождался, пока хлопнет дверь лифта, достал из пакета бутерброд, налил себе чай и приступил к обеду.

– Ты понимаешь? Он – шарлатан! Он или не знал, что мне нельзя этого делать, или заведомо обманывал! Ты понимаешь, если бы я не сбежала оттуда, что бы было?! – Катя кричала на мать и даже не могла остановиться.

Наталья Владимировна поджала губы и сурово смотрела на дочь.

– А тот самый специалист в этом пустынном Институте красоты – это авторитет?! Да?!

– Для меня – да! – отрезала Катя. Они с мамой препирались уже два часа. Катя только сейчас осознала, чего она избежала. Но мама верить в это не хотела. Ведь подруга ее вышла оттуда преображенная, ведь отзывы о клинике были хорошие, и врач так толково все объяснил. И дочь она свою представляла уже совсем другой. Наталья Владимировна впервые в жизни поссорилась с Катей. Обида была не из-за того, что та сбежала, не из-за того, что сейчас кричала и обвиняла. Обида была из-за того, что в минуту сомнений дочь не позвонила матери. Не доверилась. Более того – не доверяя, сама пошла все выяснять.

Эта история имела только один положительный результат – Катя похудела. От волнений, от стрессов, от ожиданий и разочарований, из-за ссоры с мамой.

Помирились они не скоро, но, помирившись, раз и навсегда, точно сговорившись, забыли эту историю. И поэтому, когда сейчас разозленная Катя вспомнила о ней, мама была поражена в самое сердце.


– Как ты можешь сравнивать? То, что тогда случилось, и мой визит к этому Евграфову. Подумаешь, зашла на пять минут, сказать приятное слово человеку. Почему ты так ужасно относишься к людям? Ты не милосердна к ним! Ты считаешь их оловянными солдатиками. Сюда поставили, туда поставили – и не смей сдвинуться с места. Не смей что-то человеческое проявить! – В голосе Натальи Владимировны послышались слезы, и Кате стало стыдно. Она как-то забыла, что мама одинока и старается занять себя, чтобы не «висеть» на локте дочери, замужних подруг, чтобы в воскресные дни не выдумывать дела, которые выгонят ее на улицу. Так получилось, что Ванька растет самостоятельным – Катя сама всегда отказывалась от помощи и его приучила к этому. В остальное время Катя пропадает в своем магазине, а мама после тех немногих лекций, которые она еще читает в своем институте, свободна. Совершенно свободна. И эта свобода иногда похожа на ненужность или, как пишут в журналах, на невостребованность. «У нее внук! Вот тебе и дело!» – шептались мамины подруги. А что делать, если внук тоже занят и привык все делать сам, а дочь, мама внука, такая же – даже на свою кухню не пустит. Все это время Катя вроде бы понимала маму, но не чувствовала. Как не чувствуют вкус нарисованного красного перца, только догадываются, что он жгуче-горький.

Сейчас, глядя на мать в этой пошлой кофточке из отдела толстой Шадринцевой, Катя вдруг оценила мамино мужество – мужество одинокой женщины, слишком гордой, чтобы выклянчивать у молодого поколения внимание. Не воскресное, «точечное», а постоянное, которое называется участием в жизни.

– Ма-ам! – Катя всхлипнула. – Ма-ам, я не хотела! Я совсем не хотела. Не хотела это вспоминать…

– Но ведь вспомнила, – не удержалась мама.

– Ну, это потому, что я устала… Задергалась…

– Думать надо, когда говоришь!

– Я думаю. – Катя уже ревела вовсю, а вслед за ней вдруг засопела мама.

– Ты даже не понимаешь, как я боюсь за тебя. – Наталья Владимировна шарила рукой по столу в поисках бумажной салфетки. Но салфеток не было, и она, махнув рукой, присоединилась к плачу дочери.

Они плакали, сидя каждая на своем месте, и в этом были их характеры – такие похожие, родные.

– Мам, это ничего, что ты сходила к Евграфову. Честно. Я просто сдуру разозлилась, – произнесла наконец Катя.

Мама ничего не ответила, только высморкалась и погладила подставившего на всякий случай голову Гектора.

– Хороший ты пес. Несчастный только, – сказала мама.

– Почему он несчастный?

– Подкидыш. И не знает, к какому берегу его все-таки прибьет.

– А если я оставлю его себе?

– Ты с ума сошла? – Наталья Владимировна посмотрела на дочь заплаканными глазами.

– А что? Хозяйке он не нужен. Ей некогда им заниматься.

– Да, а с другой стороны, дома такой пес не помешает. Никто не сунется. За Ваню можно быть спокойной. – Мама помолчала, а потом добавила: – И Валентину Петровичу он нравится.

Глава 3

Самые трудные решения мы принимаем сами. И чем труднее они, тем отчаяннее наша решимость, тем тверже наша уверенность. Шереметьево – это место встреч и разлук – удивительным образом успокаивает. Несмотря на спешку, волнение, ожидание, огорчения, тревогу и радость, оно успокаивает, как все, что доказывает переменность счастья и несчастий.

– Вас ждут. – Служащий аэропорта проводил Алю и Людмилу к служебному входу. Там, переминаясь с ноги на ногу, их ждал Вадим.

– Здравствуй. – Вадим аккуратно коснулся губами лба Али. На это родственное приветствие она почти не ответила.

– Что слышно? Что говорят врачи? – Вопросы Аля задавала уже в машине. Она не стала спрашивать, почему так таинственно они покидали аэропорт – ей и так все было понятно. Сейчас она не просто известная оперная певица, а к тому же бывшая жена известного человека, на жизнь которого покушались. Аля про себя подумала, что если бы Юра обладал хоть сотой долей такой осторожности и предусмотрительности, как его старший брат, ничего бы и не случилось. – Так что же? Что же там произошло и что сказали врачи? – Аля опять обратилась к Вадиму. – И пожалуйста, не ври мне. Скажи все как есть!

– Я не буду врать. Я – коротко. Без ненужных деталей. В Юру стреляли. Почти в упор, но он то ли поскользнулся, то ли споткнулся, то ли его кто-то толкнул. В общем, убийца промахнулся. Целился в сердце – попал в плечо. Врачи сказали, что и кость задета, и мягкие ткани повреждены. Крови много потерял. Но ты же понимаешь, что по сравнению с тем, что могло произойти, это все не так страшно. Просто понадобится много времени на восстановление.

– Господи! Ты не представляешь, я уже самое страшное думала.

– Мы все здесь перенервничали. Это же не в Москве произошло. Он был в командировке – показывал объекты Нового моря. И все случилось там. В больницу его доставили на вертолете. Конечно, какое-то время упустили. Операцию уже сделали. А как ты узнала?

– Мне передали записку. Позвонили в театр. Я готовилась выйти на сцену.

– Так ты прямо с концерта?

– Да, Люда не преувеличила, там наверняка о неустойке будут говорить…

– Ерунда. Не думай ни о чем. Сейчас главное – не это.

– А я и не думаю. Иначе бы сейчас не ехала в этой машине. Кто с ним в больнице?

– Мама. У Юры отличная сиделка, уход, врач персональный дежурит, но мама не могла сидеть дома – хотела быть рядом с ним. И ты представляешь, как узнала? Ей позвонили из какой-то газеты! Они там следили за всеми событиями вокруг Нового моря и узнали о происшедшем. Нашли ее телефон и позвонили – спросили, кого она подозревает. Она даже сначала не поняла, о чем речь, а потом упала в обморок. Хорошо, Таисия была дома и вызвала врача. Ну а потом пресса тут же стала дежурить у дома, около моего офиса. Но мне легче – я выставил дополнительную охрану, и ни один человек не прошел, только на выходе фотографировали. А маме досталось – она зачем-то вышла к соседке, так они ее в осаду взяли… Довели до истерики… Странные люди.