– Вы прониклись к этой собаке.

– Еще бы, она меня от смерти спасла!

– Я тоже в этом немного поучаствовала, – заметила Катя.

– И это я помню, но ведь мы сейчас о собаке говорили. Ладно, давайте рассаживаться по нашим лимузинам. Хотя, ей-богу, не понимаю, какой в этом толк.

До ресторана они доехали всего за несколько минут. За это время Катя успела два раза почти поссориться с Юрой. Она, сама того не желая, вдруг сделалась желчной. Вся эта затея с круизом на берегу ей казалась привлекательной. И когда она надевала шифоновое платье – тоже. Но сейчас Катя подумала, что она словно инструмент, который отложат в сторону, как только закончат работу. «Все это никуда не годится. Если он мне нравится или я даже влюбилась в него – это ведь ничего не значит. У него «свой круг». И дело даже не в деньгах. Дело в том, к чему привык человек. В какой среде ему комфортно. В конечном счете мы все выбираем удобство. Вот та же Аля – она ему соответствует. Я даже не могу сказать, кто бы ему больше и подошел. Звезда – это тип его женщины. У него даже поведение такое. Победительное. Ответить ему может только ровня. Хорошо маме – у нее появился Евграфов…» От этих мыслей Кате вдруг захотелось домой. Это лето, начавшееся с приключений, должно когда-то завершиться.

Обед прошел почти в молчании и, как показалось Кате, в недоумении. Что можно было восстановить в этом заведении?! Катя и Юрий сидели за тем же столом, Гектор – на балконе, только занавески предусмотрительно были собраны и подвязаны, а балконная дверь прикрыта – вечера теперь были уже прохладными.

– Ты сейчас похожа на хомяка, у которого отобрали мешок с зерном. Надутая, глазки такие злые, щеки ходуном ходят!

– Ничего я не злая. Правда.

– Злая. И мысли у тебя совсем не об ужине. Говори, не бойся, я следователю не пожалуюсь.

Катя улыбнулась против воли. В описании Юры она выглядела смешно, он был прав в своих наблюдениях, но делиться переживаниями ей не хотелось. Она попыталась что-то придумать, но ее опередили:

– Мне знакомо это состояние. Кажется, что система рухнула. И ты сам в этом виноват. Точно?

– Точно. Мне захотелось домой. Знаешь, как бывает осенью? Впрочем, ты мужчина, тебе не понять, – Катя улыбнулась. – Осенью хочется пересчитать банки с вареньем, проверить теплые варежки в шкафу у сына и вообще опять полюбить долгие домашние вечера и мелкие приятные хлопоты.

Катя помолчала, а потом продолжила:

– Неуютно мне здесь. Нет, – она отмахнулась от удивленного взгляда Юры, – не в ресторане. Мне неуютно вообще. В этой поездке, тем более я понимаю всю бессмысленность затеи. И следователю только надо изобразить какие-то действия. Пока мы тут дурака валяем, у меня простаивает магазин, а он все-таки кормит меня. Сына к школе готовить надо, с мамой посекретничать – у нее тоже в жизни всяких изменений полно. Одним словом, не здесь я душой. И потом, ты…

– Что – я?

– Ты? У тебя свои обстоятельства. Мы – как два попутчика, которые подъезжают к конечной станции следования. Еще вчера они были рады друг другу, были откровенны и даже приняли участие друг в друге. Но вот уже виден вокзал, и оба понимают, что их свела только дорога. А все, что было вчера в начале пути, – не больше чем игра. Я злюсь оттого, что в моей жизни мало что поменялось. У меня столько было дел, а ни одно не сделано. Я понимаю, что говорить это тебе не очень хорошо, ты ни в чем не виноват и слова можешь превратно истолковать.

– Не истолкую. Я почти ничего не знаю о варенье в шкафу, но я отлично понимаю, что такое «планы на жизнь». У меня было такое. С Алей. События, дела, люди – все кипело, но это было не мое. Это было ее. Я потом уже это понял. Но винить ее не стал – это ведь были моя проблема и моя ошибка. Я получал удовольствие от участия в ее жизни, а свое делать не успевал. И когда оставался один, ел себя поедом – мне казалось, что я тряпка, что я ничего не успеваю, не умею… Я сам себя ругал, а заодно и ее. Хотя и очень любил. Иногда мне казалось, что во всех моих проблемах виновата она. Я не понимал, что жертва, которую я приносил, была добровольная. Мне не хотелось в это верить. Мне вообще не хотелось верить, что это – жертва. И еще. Я страшно уставал. Я уставал от погруженности в чужие дела, они занимали все мои мысли, мое время и отнимали все силы. На остальное времени уже не хватало. Ничего удивительного, что после добровольного жертвоприношения сводит скулы от досады и усталости.

– Ты все правильно объяснил. И, главное, не обиделся.

– А тут не на что обижаться. Люди так устроены. Почти все. Не волнуйся. Вернемся в Москву, и будешь считать варенье в своем шкафу, а я начну залечивать раны и искать работу. Все вернется на свои рельсы. До следующего раза.

– Что значит – до следующего раза?

– А то, что без этого мы все не можем. Это участие в чужой жизни и есть так называемая личная жизнь. Парадокс, понимаешь ли.

Юра улыбнулся, а Кате стало неудобно. В конце концов, не так много она и сделала для этого человека, чтобы обижаться. И тон его сейчас был понимающим, успокаивающим, таким тоном говорят неравнодушные люди.

– Катя, у меня предложение. Давай отпросимся у этих стражей и вернемся в город пешком. Возьмем Гектора. Собака совсем скисла, – Юра кивнул на пса, который совершенно не знал, чем себя занять, – даже занавески убрали.

– Думаете, отпустят?

– Постараемся уговорить. Только ты не вмешивайся. Я сам.

– Как скажешь, дорогой, – изобразила супружескую покладистость Катя.

– То-то же.

Обратно они шли осенними улицами, на которых появилась первая жухлая листва. Гектор, пребывающий в восторге от внезапной свободы, рвался с поводка так, что Юра морщился – плечо и рука еще болели.

– Давай я поведу пса, тебе пока еще вредны такие нагрузки, – порывалась Катя, но Юра только улыбался.

– Осталось совсем немного, сейчас мы выйдем за город, и бедный пес обретет волю.

Так и случилось, едва они миновали каменную арку, Юра отстегнул поводок, и Гектор огромным теленком помчался по полю. Его задние ноги смешно пытались опередить передние, он сбивался на какой-то диковинный аллюр, и Катя, глядя на это, расхохоталась. Вслед за ней рассмеялся и Юра. От этого стало легко и просто, точно так же, как было несколько дней назад. Как было до того, как Катя вдруг поняла, что потихоньку влюбляется в этого везучего-невезучего чиновника.

Она смеялась над забавным псом, которому была очень благодарна – именно он внезапно изменил ее жизнь. Она догадывалась об этом раньше, но чтобы понять все перемены, надо было всего лишь сравнить.

– Я бы его ни за что не отдал хозяйке! – Юра словно прочитал ее мысли.

– А я и не отдам. Это будет просто нечестно.

– Это будет предательство.

– Он сделал невероятное…

– Он был героем…

– Я его ужасно люблю.

– Я его не люблю. Но уважаю.

– Мы ведь говорим о собаке?

– Конечно! А почему ты уточнила?

– Странный диалог.

– Ничего странного. Эта собака спасла мне жизнь. Извини, что ставлю именно это как главную заслугу. Она познакомила нас. Она помогла мне разобраться с прошлым.

– Ты об Але?

– Да.

– Я думала, что это я тебе помогла…

– Но познакомил нас Гектор!

– Господи, да это просто центр вселенной, а не пес!

– Будем считать, что так. И потом, хорошо, когда есть некто, кто олицетворяет судьбу.

Катя опять расхохоталась. «Судьба» с сухими репейниками на хвосте, высунув длинный слюнявый язык, пыталась привлечь их внимание. Гектор огромными прыжками уносился в поле, потом возвращался, делал пару кругов вокруг них, пытался передними лапами толкнуть, задеть, но все-таки не решался и опять уносился прочь, на всякий случай оглядываясь – не позовут ли, чтобы поиграть.

– Ты думаешь – судьба? – все еще улыбаясь, спросила Катя.

– Думаю, да. И главное – ее не спугнуть.

Яркое солнце освещало дорогу, по которой они шли. Катя была в своем роскошном платье и совершенно не смущалась неуместных высоких каблуков на этой почти проселочной дороге.


Следственный эксперимент проходил под ироничные замечания Юрия. Действительно, комичность и обреченность затеи стала очевидна, как только попытались воспроизвести мизансцену возвращения на яхту. Катя, Юра и беснующийся Гектор – рядом был лес, в котором еще обитало много живности, ужасно волновавшей собаку, – были уже на берегу. Чуть ниже, у кромки воды, покачивалась шлюпка, которой управлял помощник капитана. Озабоченный важностью собственной роли, помощник капитана кричал Кате:

– Нет, нет, я хорошо помню, вы стояли ближе к тем кустам!

Или:

– Поводок в другой руке! В другой, совершенно точно в другой руке!

Катя послушно переступала с места на место, перекладывала поводок из руки в руку, а Юра называл помощника капитана Станиславским.

– Послушайте, давайте дадим сосредоточиться главному свидетелю, – наконец не выдержал он: – Ее задергали, так она ничего не вспомнит.

– Да, правильно, – Катя огляделась вокруг, – я вообще уже ничего не соображаю. Мы сейчас сделаем так – пойдем в лес, немного там погуляем, а затем вернемся и без подсказок, так, словно мы в первый раз выходим на берег и в первый раз нас здесь все ждут. И больше мне ничего не говорите.

Катя решительно потянула Гектора за поводок, взяла под руку Юру, и они пошли к лесу.

– Правильно, – одобрительно кивнул Юра, – иначе мы тут потеряем кучу времени. И я вот только не понимаю, за каким чертом они так тщательно расписывали роли?

– Какие роли?

– Ну как, оказывается, каждому из этих ребят присвоены номер и имя. Номер свидетеля и его имя. Ну, к примеру, вот тот парень бритый – это номер восемь, имя Марина. То есть он изображает девушку Марину, которая была с пассажиром номер четыре по имени Александр.

– Я как-то не обратила внимания на это.

– Я сначала тоже, но потом разговорился с одним из них.

Они шли по лесу, который почти не изменился, только той самой тревожной жизни в нем уже не слышалось. Видимо, птицы улетели, а животные словно затаились в ожидании худших времен.

– Чувствуешь, нет такого движения… Как тогда.

– Да, немного по-другому. Но пахнет так же, лесом, водой, мхом. – Юра глубоко вздохнул. – Хорошо здесь. Так бы и не уходил.

Катя посмотрела на него внимательно.

– Ты устал?

– Ужасно. Мне так надоела вся эта возня с расследованием. Я уже точно знаю, что никого не найдут, и участвую в этом только по одной причине: чтобы виновника «не назначили». Бывает, знаешь ли, у нас и такое. Пока принимаю в этом участие, есть гарантия, что невинный не пострадает. Не посмеют притянуть за уши. А так… так мне совершенно неинтересно, кто и почему. Я сам-то точно знаю, что не виноват ни перед кем. Ничего не украл, никого не обманул, никому ничего не обещал…

– Ты еще себя плохо чувствуешь, еще не окреп, отсюда и такое состояние. Должно пройти время, чтобы ты все воспринимал так же, как и раньше.

– Это уже невозможно. Когда в тебя стреляют…

– Я понимаю, но мозги иногда вовремя отключаются. И ты начинаешь думать о произошедшем как о чужом случае.

– Ну да, и эти защитные свойства психики…

– Да, я о них.

– И все-таки здесь хорошо, тихо, спокойно, нет никого.

– Только надо возвращаться, они там сейчас панику поднимут.

– Верно, только совсем не хочется… Слушай, давай как-нибудь в лес съездим. Ну, например, за грибами?

– Давай, скоро самый сезон. Можно будет на нашу дачу – у нас там места неплохие, опять же Бородино близко. Можно и туда будет заглянуть.

– Господи! Как же давно я не был в обычном лесу!

– А сейчас?!

– Сейчас, – Юра отмахнулся, – сейчас это работа. И кстати, если бы не ты, я не знаю, что и делал бы.

– В каком смысле?

– В прямом. Ты, как якорь, удерживаешь на нужном месте и не даешь течению отнести туда, откуда очень сложно выплыть.

– Приятно слышать, хотя моя мама говорит, что это меня надо на поводке водить.

– Мамы бывают очень необъективны.

– Им так не кажется. Давай возвращаться. Позвони на яхту, чтобы они были готовы.

– Они готовы, – доложил он через минуту.

– Ну, теперь сосредоточились. Поводок Гектора я отдаю тебе на берегу, на холме. Потом окликаю его? Помнишь?

– Да, помню. Давай тогда быстрей.

Они повернули назад и быстрым шагом направились к берегу.

У кромки леса Катя отдала поводок Юре. Они дошли до холма, остановились. Посмотрели на помощника капитана, который взмахнул рукой и прокричал:

– Где вы?! Вас одних ждут!

– Возьмите Гектора, – произнесла Катя и протянула поводок Юре, тот взял его, и они стали медленно спускаться по осыпающемуся песку. Катя была сосредоточена – она сделала несколько шагов, улыбнулась помощнику капитана, который стоял с напряженным лицом, потом подняла глаза на яхту, которая покачивалась на сизой воде. Там она увидела людей, все рассредоточились на палубах, в точности повторяя ту картинку, которую она сама сто раз описывала следователю. Катя на несколько секунд задержала взгляд на нижней палубе – она была почти пуста, потом сразу перевела глаза на верхнюю. Замерев на месте, она вдруг громко окликнула собаку: