— Нет, это непременно будет мальчик, — упрямо покачала головой Джинни, — ведь Логан ждет мальчика. Я не могу его разочаровать.

— А я не могу себе представить, что вы вообще способны его разочаровать, — ответила Розамунда и повернулась к Патрику: — Милорд, мы готовы выехать?

— А где Энни и Дермид? — ответил он вопросом на вопрос.

— Мы здесь, милорд, — отозвался Дермид. Энни, все еще выглядевшая вялой и сонной, стояла возле него. — Лошади поданы, и солдат накормили завтраком. Благодарим вас, миледи. — Слуга низко поклонился Джинни и следом за женой вышел из зала.

— Пожалуйста, дайте нам знать, как прошли роды, — попросила Розамунда хозяйку замка. — Я скажу отцу Мате, чтобы он молился за вас, Джинни Хепберн. Мне жаль, что мы не смогли попрощаться с вашим мужем. Прошлой ночью он был не в себе. Но надеюсь, сегодня ему стало легче и его настроение улучшилось. Передайте, что я спрашивала о нем.

Розамунда улыбнулась и вложила свою ручку в широкую ладонь графа.

— Непременно передам, — улыбнулась в ответ Джинни. — Езжайте с миром, леди Розамунда!

Когда они уже были во внешнем дворе замка Клевенз-Карн и сидели в седлах, Патрик наклонился и сказал так, чтобы могла слышать одна Розамунда:

— У вас чрезвычайно острые коготки, мадам! Остается лишь предположить, что вчера он позволил себе на редкость грубую выходку. Иначе ваша жестокость была бы неоправданна.

— Он снова начал говорить о том, как он меня любит, — с досадой проговорила Розамунда.

Граф Гленкирк сдержанно кивнул:

— Это и впрямь наглость, особенно если помнить о том, что эта доверчивая малютка носит под сердцем его ребенка.

Они выехали из Клевенз-Карна и оказались на широкой дороге, ведущей в Англию.

— Мне неприятно думать о том, что когда-нибудь Джинни Хепберн может узнать, что муж ей изменяет. Она-то из кожи вон лезет, чтобы ему угодить.

— По-твоему, она его любит? — спросил Патрик.

— Не знаю, — ответила Розамунда, задумчиво качая головой. — Но он все равно должен быть ей верен. А вместо этого заявляет мне в своем доме, когда его жена принимает гостей в зале, что любит меня! До сих пор жалею, что не дала ему по физиономии. Но меня слишком поразили его слова, Патрик! Впрочем, это только подтвердило мою правоту. Я всегда считала его настырным выскочкой.

— А мне его жалко, — заметил граф.

— Это с какой стати ты его жалеешь?! — удивленно воскликнула Розамунда.

— Я жалею его, потому что он действительно любит тебя, Розамунда, — задумчиво произнес Патрик. — Я знаю, ты всегда считала, что он гоняется за тобой исключительно ради наследника. Может, отчасти это и правда, и тем не менее он любит тебя по-настоящему. И для него нет пытки хуже той, когда он смотрит на нас с тобой. Когда он вчера вернулся в зал, то почти не разговаривал, а старательно напивался до полного бесчувствия. Под конец братьям пришлось на руках тащить его в постель.

— Мне очень жаль, что так вышло, — ответила Розамунда. — Но, Патрик, я никогда не обещала ему выйти за него и всегда говорила «нет». Я не давала ему ни малейшего повода для надежды. Отчасти мне тоже его жалко, но меньше всего мне бы улыбалось оказаться в том же неловком положении перед крошкой Джинни, в каком я оказалась перед королевой. Я не люблю чувствовать себя виноватой, милорд, тем более что те, кто в первую очередь виноват в измене, вовсе не ощущают за собой вины. Логан только и делает, что жалеет самого себя. И совершенно не думает, каково его жене. Но я думаю. Генрих Тюдор счел себя преданным, когда я вернулась во Фрайарсгейт. Ему даже в голову не пришло подумать о том, как оскорбится королева, если вдруг до нее дойдет, что ее близкая подруга оказалась в постели ее мужа. Но я подумала.

— Не похоже, чтобы вам предстояло снова встретиться с Хепберном в ближайшее время — да и вообще в этой жизни, — заметил граф. — Ему больно даже смотреть на тебя. Мне кажется, что он если не любит, то по-своему уважает жену. В конце концов, это вопрос фамильной гордости.

— Вот именно, уж чего-чего, а гордости Логану не занимать, — с досадой заметила Розамунда.

Через несколько часов езды Розамунда стала узнавать окрестности. Она вся подалась вперед, с трудом сдерживая нетерпение.

— Ты почувствовала близость Фрайарсгейта, — заметил граф.

— Да, да! — энергично кивнула Розамунда. — Патрик, еще одна гора — и мы увидим мое озеро и мои поля! О Господи! Просто в голове не укладывается, что я скоро буду дома! Я так давно не видела его! Но ведь я не могла разлучиться с тобой, мой любимый! Ты любишь свой Гленкирк ничуть не меньше, чем я люблю Фрайарсгейт. И я была бы рада в один прекрасный день увидеть твой замок.

— Так оно и будет, — заверил Патрик.

Они свернули с тракта на неприметную тропинку и стали спускаться в долину, чтобы потом подняться на склон следующего холма. На перевале им открылся вид, в точности описанный Розамундой. Она на миг остановилась, чтобы насладиться этой картиной. В низине раскинулся Фрайарсгейт. Его луга зеленели густой летней травой, по которой бродили стада овец. Пашня золотилась колосьями, полными зерна, а ухоженные сады, тянувшиеся вдоль дороги, обещали обильный урожай. Спокойные воды озера, в которых отражался господский дом, блестели в лучах послеполуденного солнца. На церкви зазвонил колокол, и люди побросали все дела, чтобы встретить свою хозяйку. Когда Розамунда и Патрик подъехали к дому, на крыльцо вышла Мейбл в сопровождении трех дочек Розамунды.

Леди Фрайарсгейт соскочила с коня, встала на колени и прижала к груди всех трех сразу.

— Ох, дорогие мои девочки! — повторяла она, покрывая поцелуями их счастливые лица. Бесси, самой младшей, едва исполнилось четыре года. Она быстро устала от всех этих нежностей и попыталась вырваться. Дочери постарше, Бэнон и Филиппа, напротив, облепили мать с обеих сторон, словно боялись, что она вдруг снова исчезнет.

— Я не думала, что ты покинешь нас так надолго, мама! — воскликнула восьмилетняя Филиппа. — С дядей Томасом было весело, но все равно мы скучали по тебе.

Тут девочка заметила графа Гленкирка и изумленно посмотрела на мать.

Розамунда выпрямилась и сказала:

— Филиппа, я хочу познакомить тебя и твоих сестер с Патриком Лесли, графом Гленкирком.

Мать окинула дочек строгим взглядом, и те послушно присели в реверансе.

— Граф погостит у нас некоторое время, — продолжила Розамунда.

— У вас есть замок, милорд? — осмелев, спросил Филиппа.

— Есть, — ответил Патрик, невольно улыбаясь при виде уменьшенной копии своей возлюбленной. — И я надеюсь, что однажды вы со своей мамой навестите нас.

— Не очень-то ты спешила возвращаться домой! — с укором сказала Розамунде Мейбл. — Хотя теперь, когда я вижу этого джентльмена, мне стало ясно, что задержало тебя в Эдинбурге. Идемте в дом, — произнесла Мейбл и только тут обратила внимание на Энни: — А это еще что? Как прикажешь это понимать? Тебе хватило совести притащить домой свой позор?

— Я почтенная замужняя женщина! — выпалила Энни и выставила Дермида перед собой. — Вот этот пригожий шотландец — мой муж, Мейбл! А хозяйка обещала нам свой домик!

— Свой домик нужно заслужить, негодная девчонка! — сердито воскликнула Мейбл. — И где же это вы успели окрутиться, ребятки?

Энни вопросительно посмотрела на хозяйку и, когда та кивнула, не без злорадства заявила:

— В самом большом каменном соборе, и нас венчал сам епископ, Мейбл! Могу поспорить на что угодно — во всем Фрайарсгейте не найдется девчонки, у которой была такая богатая свадьба!

Мейбл онемела от неожиданности.

— Мы расскажем тебе совершенно невероятную историю, Мейбл, — сказала, обнимая ее, Розамунда. — Но не здесь. Мы с самого утра в седле и просто умираем от голода и жажды, но больше всего нам не хватает горячей ванны! Я уже и не припомню, когда могла вымыться как следует. Эдмунд! — воскликнула она при виде пожилого джентльмена, вышедшего из дома. — Патрик, это мой дядя, Эдмунд Болтон. Дядя, это Патрик Лесли, граф Гленкирк.

Через несколько минут все дружно вошли в дом. В зале стояла приятная прохлада. Розамунда не спеша обвела взглядом привычную обстановку и глубоко вздохнула. Ей понравились приключения в Сан-Лоренцо и Эдинбурге, но — Господь свидетель — она была просто счастлива, наконец-то вернувшись домой, и тут же уселась в свое любимое кресло возле очага. Наступал вечер, и слуги уже развели огонь. Розамунда сидела в кресле и слушала, как оживленно переговариваются между собой слуги, внося в дом их вещи, и как Энни, лопаясь от важности, отдает распоряжения что куда поставить. Молоденькая служанка, лицо которой Розамунда помнила смутно, подала хозяйке вино и сладкие хлебцы.

— Как тебя зовут, дитя? — спросила Розамунда.

— Я Люси, миледи, младшая сестра Энни. — Девочка робко улыбнулась.

— Спасибо тебе, Люси, — сказала Розамунда и обратилась к графу: — Пожалуй, пора начинать рассказ?

Патрик кивнул.

— Все равно моя миссия закончена, да и вряд ли отсюда, из Камбрии, до короля Генриха дойдут вести о нашем путешествии, — проговорил он с улыбкой, а потом наклонился и посадил к себе на колени Бесси, давно теребившую его за штанину. Малютка поерзала на коленях, устраиваясь поудобнее. В какое-то мгновение на лицо графа набежала смутная тень, но уже в следующую секунду он ласково улыбнулся милой девчушке.

— Ты вспомнил о своей дочери? — вполголоса спросила Розамунда.

— Да, — с грустью признался Патрик. — Жанет была примерно такого же возраста и роста, когда родился ее брат и она перебралась в Гленкирк и стала жить со мной в замке. Но ты забыла о своем рассказе, дорогая.

Розамунда обвела глазами родных. Мейбл и Эдмунд внимательно смотрели на нее, и даже на физиономиях Филиппы и Бэнон застыло выражение напряженного ожидания. Розамунда начала свой рассказ с того момента, когда познакомилась с графом и полюбила его с первого взгляда. Она кратко описала все, что случилось с Патриком в его первый визит в Сан-Лоренцо, и как его любимую дочку похитили работорговцы и продали на невольничьем рынке, навеки разлучив с отцом. Затем она перешла к тому, как король Яков вызвал к себе графа Гленкирка и попросил исполнить одно важное поручение. Для этого графу необходимо было снова почти через восемнадцать лет побывать в Сан-Лоренцо. На этом месте рассказа священник, отец Мата, тихонько вошел в зал и присел на свободное место.

— Я так рада снова видеть вас, святой отец! — приветствовала его Розамунда. — Я рассказываю о своих приключениях.

— Что я пропустил? — спросил священник, и Розамунда коротко повторила свой рассказ.

— Король Яков служит миру, — продолжала она, — а наш король подталкивал его к коварному предательству, зазывая в папский союз и вынуждая нарушить данное слово.

— Он еще в детстве был большим озорником, — перебила Розамунду Мейбл, сокрушенно качая головой. — Но продолжай, девочка моя!

— Король Яков надеялся, что сумеет ослабить союз, который Англия и папа Юлий Третий создают против Франции. Если бы это удалось, его отказ присоединиться к «Священной лиге» не вызывал бы такого недовольства. Вот почему Патрика тайно отправили в Сан-Лоренцо, чтобы встретиться с представителями венецианского дожа и императора Максимилиана. Король Яков был почти уверен, что эта миссия безнадежна, но считал своим долгом предпринять все возможное для того, чтобы предотвратить войну, которая неизбежно разразится между нашими странами, если коварный план Генриха VIII осуществится. Патрик согласился выполнить поручение короля, но лишь в том случае, если я поеду с ним.

— Мама, ты что, плавала по морю?! — восторженно воскликнула Филиппа.

— Да, девочка моя. Я повидала и Францию, и Сан-Лоренцо, — с гордостью ответила Розамунда. — В Сан-Лоренцо очень красиво, и когда здесь всюду лежит снег и стоит зимняя стужа, там солнечно и тепло. Весь город утопает в цветах, и я сама плавала в море. — Боже спаси и помилуй! — испуганно произнесла Мейбл. Розамунда весело рассмеялась при виде ее перепуганного лица.

— Мы жили в огромном доме, который называется вилла. Он стоял прямо над морем, — продолжала она. — Меня представили герцогу, правителю этого чудесного города, и он даже станцевал со мной один танец. Великий художник, который приехал из Венеции, чтобы провести в Сан-Лоренцо зиму, написал мой портрет. Когда картину доставят из Италии, мы повесим ее у всех на виду, в этом зале. Мне слишком хорошо запомнились слова Маргариты Тюдор о том, что жителям провинции недоступна такая роскошь, как настоящие портреты, — добавила Розамунда с многозначительной улыбкой.

— А как поживает госпожа Мег, став королевой? — поинтересовалась Мейбл.

— Когда я приехала к ней на Рождество, она ждала ребенка, а в апреле родила чудесного мальчика. Это крепкий и здоровый младенец, Мейбл, и королева Шотландии наконец-то может считать себя счастливой женщиной, — с гордостью заметила Розамунда. — Мне пришлось обмануть ее, когда я собралась с Патриком в Сан-Лоренцо, но она простила меня. Вот почему мне пришлось прислать сюда Тома, чтобы он позаботился о Фрайарсгейте в мое отсутствие. Он уже говорил вам, что покупает у дяди Генри его Оттерли?