Глава 11

В самом конце октября во Фрайарсгейте остановился бродячий торговец, спешивший до зимы вернуться в Англию. Предыдущую ночь он провел под кровом Клевенз-Карна. Собравшимся в зале домочадцам Розамунды он рассказал о том, что еще в начале месяца Джинни благополучно разродилась здоровым мальчиком. Лорд не нахвалится своей женой и готов хвастаться наследником перед всеми, кто попадает в Клевенз-Карн.

— Быстро же он обзавелся наследником, — сухо заметила Розамунда. — Ребенка зачали прямо в брачную ночь или вскоре после этого.

— И это мог бы быть твой сын, — буркнула себе под нос Мейбл. Розамунда обожгла ее сердитым взглядом:

— Я не имела ни малейшего желания выходить за лорда Клевенз-Карна, и ты отлично это знаешь. Мы с Патриком поженимся на будущий год, если его сын не станет возражать. Вот чего я хочу. И этого хочет он.

— А если его сын не обрадуется тому, что отец снова собрался жениться? Что тогда? — не унималась Мейбл.

— Тогда все останется так, как было, — резко произнесла Розамунда. — Адам Лесли может изъявить желание познакомиться со мною прежде, чем даст благословение на этот брак. И в этом случае я прекрасно его пойму.

— Еще один старый муж! — со вздохом проворчала себе под нос Мейбл. — Ну никак я не пойму, почему ты предпочла Логану Хепберну Патрика Лесли! — добавила она уже громче.

— Ну как я могу объяснить тебе то, чего сама не понимаю? — нервно рассмеялась Розамунда. — Я просто не люблю Логана. А когда встретила Патрика, с первой же минуты поняла, что это моя судьба.

— Не судьба, а судьбина, — ворчливо уточнила Мейбл.

— Но зато я сама себе ее выбрала, — твердо заявила Розамунда. — И впредь никто и никогда не станет больше говорить мне, что делать и за кого выходить замуж. Эти дни миновали.

— Вот уж не думала, что мне доведется услышать от тебя такие крамольные речи! — отвечала Мейбл. — И как тебе хватает совести позабыть о своих обязанностях перед семьей?

— Мейбл, у меня и в мыслях не было отказываться от моих обязанностей. И я по-прежнему готова исполнить свой долг перед Фрайарсгейтом и семьей. Но почему при этом я обязательно должна оставаться несчастной?

— Да кто же говорит, что ты должна быть несчастной? — тяжело вздохнула Мейбл. — Просто мне непонятно, почему ты не могла бы быть счастливой с лордом Клевенз-Карном!

— Ну, не могла бы — и все, — резко ответила Розамунда, чувствуя, что теряет терпение. — И вдобавок он уже женился на хорошей девушке, которая родила ему долгожданного сына и наследника!

Мейбл открыла было рот, намереваясь спорить дальше, но Эдмунд предупреждающе похлопал ее по плечу. Мейбл снова шумно вздохнула, напустив на себя обиженный вид, но промолчала.

— А дядя Патрик скоро к нам вернется? — спросила у матери Филиппа.

Розамунда медленно покачала головой:

— Мы увидим его не раньше будущей весны.

— Хоть бы он вернулся! — захныкала Бесси, и по ее румяным щечкам покатились крупные прозрачные слезинки.

— Я тоже скучаю без него, детка, — стала утешать дочь Розамунда, — но нам придется пережить целую зиму, прежде чем к нам снова приедет граф Гленкирк.

— А я хочу, чтобы вернулся дядя Том, — заявила Бэнон. — Мама, когда он приедет?

— Ну, обычно ваш дядя Том старался не опаздывать к Рождеству, — с улыбкой сказала Розамунда. — И я уверена, что он привезет вам целую кучу замечательных подарков. Он скоро станет нашим соседом. Представляете, как нам будет весело?

Девочки дружно согласились, что о таком соседе, как дядя Том, можно только мечтать.

— А что будет с твоим дядей Генри, когда дядя Том станет жить в его доме? — спросила у матери Филиппа.

— Этот дом больше не будет принадлежать Генри Болтону, — объяснила дочери Розамунда, дивясь про себя, когда Филиппа могла видеть этого человека. Она сама не встречалась с дядей Генри уже много лет, и если при этом присутствовала Филиппа, она должна была быть тогда совсем крошкой. Неужели она умудрилась запомнить их встречу? — А кто рассказал тебе о моем дяде Генри? — поинтересовалась Розамунда.

— Я, — отвечал за Филиппу Эдмунд. — Она наследница Фрайарсгейта, и для нее важно знать всю историю семьи, дорогая племянница. И лучше, чтобы она услышала все от меня. Думаю, я более беспристрастен.

— Хотела бы я знать почему, — с досадой проговорила Розамунда. — Ведь за всю свою жизнь ты не видел от него ничего хорошего!

— Но даже несмотря на то что я появился на свет вне брака, — возразил Эдмунд, — Генри не мог отмахнуться от того факта, что я старший брат и что наш отец любил меня не меньше, чем Ричарда, Гая и самого Генри. А он был младшим и считал необходимым все время доказывать нам, что не хуже, а лучше нас. Это стремление выделиться развилось в дурацкое чувство собственного превосходства, как только он подрос и понял, что мы с Ричардом незаконные сыновья в отличие от них с Гаем. А отец как будто ничего не замечал и по-прежнему не оказывал никому из нас предпочтения. Это выводило Генри из себя, Розамунда. Всю свою жизнь он корчил из себя бог знает кого и отравлял существование окружающим только потому, что был законным сыном. И к чему это привело? Ни спесью, ни самодурством не завоюешь счастья и любви. У него родились двое сыновей. Один умер во младенчестве, а второй стал грабителем и вором. У него была вторая жена, готовая спать с кем угодно и наградившая его целым выводком детей, от которых твой дядя не посмел отказаться, чтобы не прослыть дураком. И все равно все об этом знали. Это не принесло ему ничего, кроме твоей ненависти. А теперь он пал совсем низко. И только доброта и щедрость Томаса Болтона дают ему надежду в мире кончить свои дни.

— Хотя он и этого не заслужил! — с горечью добавила Розамунда.

— Да, не заслужил, — согласился Эдмунд. — Однако твой кузен Том сдержит слово. Он настоящий христианин, Розамунда, что бы о нем ни говорили. И ты, племянница, тоже нашла наконец-то свое счастье. Так найди в своем сердце немного щедрости и прости Генри Болтона. Я тоже простил его, а Ричард сделал это давным-давно.

Розамунда на минуту задумалась, а затем сказала:

— Если Том успеет вернуться к Рождеству и сможет провести с нами все праздники, не исключено, что я приглашу к нам и дядю Генри.

— Вот дура-то, прости Господи! — невольно вырвалось у прямодушной Мейбл.

— Он не более чем беззубый пес, жена! — попытался вставить свое Эдмунд.

— Даже беззубый пес может оказаться опасен, коли он бешеный! — сердито огрызнулась нянька.

— Хорошо, я не буду его приглашать, если тебя это так тревожит! — попыталась успокоить Мейбл Розамунда.

Ну уж нет! — возразила та. — Не хватало еще, чтобы я помешала тебе помириться со старым дьяволом, коли ты сама этого хочешь. В конце концов, ему и правда недолго осталось.

В начале декабря во Фрайарсгейт приехал посыльный из Гленкирка и привез от лорда Лесли письмо. Его оставили ночевать и накормили горячим ужином. Вместе с посыльным вернулся Дермид — как раз вовремя, к рождению своего сына. Розамунда села и стала с жадностью читать письмо от Патрика. Она собиралась отправить ему ответ с посыльным из Гленкирка. Граф писал, что по пути домой с ним не случилось ничего интересного. Сын отлично справился с хозяйством во время его отсутствия. Сам он уже успел переговорить с Адамом по поводу их свадьбы, но невестка Анна пока ничего не знает.

Адам не возражает против того, чтобы отец женился во второй раз, тем более что этот брак не будет чреват появлением потомства и новых наследников, и собирается поехать весной в Эдинбург вместе с отцом, чтобы познакомиться с Розамундой. Патрик писал, что из-за зимы вряд ли сможет связаться с Розамундой еще раз, а потому заранее назначает ей встречу в Эдинбурге на первое апреля, на постоялом дворе под названием «Единорог и корона». Они отправятся на аудиенцию к его величеству, чтобы попросить его благословения на брак и разрешения обвенчаться в соборе Святого Андрея, где правит службу архиепископ Александр Стюарт. Они вернутся во Фрайарсгейт, тогда как Адам Лесли отправится на север с известием о свадьбе своего отца. А осенью Патрик с Розамундой переберутся в Гленкирк, чтобы провести там зиму. Граф писал еще, что очень сильно любит Розамунду и скучает по ней, что без нее ночи кажутся бесконечными, а дни серыми и безрадостными, что ему так хочется услышать любимый голос и смех. И он мечтает лишь об одном: снова держать в объятиях свою Розамунду. «Я никогда не полюблю никого так, как люблю тебя, душа моя», — заканчивалось письмо Патрика.

Когда Розамунда прочла его, на ее глазах выступили слезы радости.

— Тебе приходилось бывать в самом замке? — спросила она у посыльного.

— Да, миледи, — ответил тот.

— И там уже висит большой портрет графа?

— Его доставили летом, когда его сиятельства не было дома. Леди Анна очень удивилась и не велела его вешать, покуда не вернулся сам хозяин. Это красивая картина. Граф на ней совсем как живой, миледи. Все, кто видел портрет, так и говорят.

Розамунда кивнула и сказала:

— Вот этот мой портрет нарисовал тот же художник.

— Да, они похожи, — ответил посыльный.

— Я хочу отправить тебя назад с письмом для графа, — сообщила Розамунда.

— Спасибо, миледи. — Посыльный поклонился, и слуга повел его в людскую, чтобы там разместить на ночлег.

— Я должна быть в Эдинбурге первого апреля, — сообщила Розамунда своим близким.

— Ох, мама, ну зачем тебе снова от нас уезжать? — возразила Филиппа.

— Хочешь, поедем вместе? — предложила Розамунда.

— С тобой?! — восторженно взвизгнула Филиппа. — Ты возьмешь меня с собой в Эдинбург? Ох, мамочка! Конечно, я очень хочу с тобой поехать! Я же еще никогда в жизни никуда не ездила!

— И я тоже поехала ко двору короля Генриха, только когда мне исполнилось тринадцать лет, — строго заметила Розамунда.

— Мама, а ты представишь меня королю Якову? И королеве Маргарите? Мы ведь едем ко двору? — Филиппа желала знать все немедленно.

— Да, — с улыбкой пообещала Розамунда. — Мы даже могли бы отпраздновать там твой день рождения. Ты ведь не будешь против, Филиппа?

Девочка просияла от счастья.

— Балуешь ты ее! — проворчала Мейбл. — Смотри, как бы потом не пожалеть!

— Дети на то и дети, чтобы их баловали! Господь свидетель, ты сама баловала меня не меньше, хотя теперь предпочла об этом забыть! — ласково пожурила Розамунда старую няньку.

— Я всего лишь старалась защитить тебя от Генри Болтона, пока ты была совсем маленькой, — упрямо возразила Мейбл. — А уж когда ты выскочила замуж за Хью Кэбота, он сам стал баловать тебя на славу, прими Господь его бессмертную душу!

— Да-да, благослови Господь и Хью Кэбота, и Оуэна Мередита, — задумчиво проговорила Розамунда.

На следующее утро посыльный лорда Лесли отправился в обратный путь в Гленкирк с письмом для своего хозяина. Послание Розамунды было не менее пространным, чем письмо графа. Леди Фрайарсгейт подробно описывала любимому свое тоскливое одиночество, рассказывала о дочерях и о своем хозяйстве, о том, как они готовятся к зиме и с нетерпением ждут возвращения кузена Тома. Она сообщила также, что лорд Клевенз-Карн наконец-то обзавелся наследником. В последних строках Розамунда снова писала Патрику о своей неувядающей любви и о том, что ждет не дождется весны, когда они встретятся вновь. Еще она сообщала, что возьмет с собой в Эдинбург Филиппу. Тогда и его сын, и ее старшая дочь станут свидетелями их венчания. Прежде чем запечатать конверт, Розамунда с лукавой улыбкой капнула на бумагу немного своих любимых духов с ароматом белого вереска.

Двадцать первого декабря, в точности на День святого Томаса, Том вернулся во Фрайарсгейт и привез с собой дядю Генри. Дети с радостным визгом бросились на шею своему обожаемому родственнику, почти не обращая внимания на незнакомого тощего старика. Однако Розамунда была потрясена его видом до глубины души. Генри Болтон и правда стал не похож на себя. От него остались лишь кожа да кости, а на морщинистом лице застыла зловещая печать близкой смерти.

— Добро пожаловать во Фрайарсгейт, дядя, — приветствовала его Розамунда.

— Да неужели? — Под колючим взглядом выцветших глаз Генри Розамунда почувствовала себя крайне неловко, а в его глухом голосе ей послышалось эхо былой спеси. Генри Болтон стоял, тяжело опираясь на толстую резную трость. — Это лорд Кембридж настоял, чтобы я приехал с ним. Он купил у меня Оттерли.

— Том правильно сделал, что привез вас с собой, дядя, — приветливо проговорила Розамунда. — Я слышала, что вы остались совсем один, а на Рождество не полагается сидеть одному, без родных. Я и сама думала послать за вами в Оттерли, как только вернется Том.