– Но, Клара, ведь ты можешь заниматься какими-то другими вещами. Кроме того, у тебя есть семья. А на мою долю достались страдания, о которых ты и понятия не имеешь.

– Ты о чем?

– Об одиночестве.

Клара обнимает меня.

– Как можно страдать от одиночества, когда тебя окружает столько людей? – говорит она.

– Мне нужна сестра, – говорю я.

Она так протяжно вздыхает, словно ей приходится признаться в чем-то неизбежном.

– Мне тоже.

В этот момент раздается стук в дверь.

– Кто там? – кричит Клара.

– Это я, Стивен.

Она открывает дверь и бросается в объятия мужа.

– Как я рада, что ты здесь!

Она приподнимает голову от его плеча и встречается со мной взглядом. В этот миг мы обе понимаем как относительны все наши радости и печали.

Стивен в смущении смотрит на нас. Наши лица заплаканы, волосы растрепаны. Он не понимает что к чему. Ему всегда не хватало воображения.

– Ты больна, Клара, или просто потрясена? Она смотрит на меня.

– Просто потрясена. А ванна всегда была нашим укромным местечком. Правда, Мэгги?

Стивен не готов к такой постановке вопроса и чувствует себя лишним.

– А ты как, Мэгги? Держишься?

– Держусь, – отвечаю я и тоже ополаскиваю лицо прохладной водой.

Клара все еще находится в объятиях супруга. В этом положении она кажется особенно хрупкой и маленькой.

– Мендель вызвал «Ридженс»? – спрашивает она, отодвигаясь от него.

– Он совсем плох. Пришлось звонить мне. Они просят, чтобы пришел кто-нибудь из членов семьи и сделал все необходимые распоряжения. Хотите, я этим займусь?

– Нет, мы сами, – отвечаем мы с Кларой в один голос.

Я нервно скрещиваю руки на груди, чувствуя, что теряю над собой контроль. Я вдруг чувствую себя такой уставшей и такой замотанной, что, кажется проспала бы целую вечность.

– Но кое-что ты бы мог сделать, – говорю я.

– Что такое?

– Позвони родителю и расскажи ему, что случилось.

Стивен удивлен.

– А разве еще никто этого не сделал? Разве он до сих пор не знает?

Клара отрицательно качает головой.

– Мы были слишком расстроены.

Стивен смотрит на меня и задумчиво потирает подбородок.

– Значит, ты этого не сделала, – говорит он таким тоном, словно никак не ожидал от меня такого поведения.

– Нет, – отвечаю я, направляясь к двери. – Пожалуй, я не настолько хорошо к нему отношусь, чтобы сообщить такую приятную новость.

Клара хихикает.

– Она и не думала этого делать.

Стивен растерянно смотрит на нас. Он никак не может въехать в контекст.

– Даже не думала? – переспрашивает он.

– Ты же психиатр, Стивен, – говорю я, выходя, – и не понимаешь таких простых вещей.


Внутреннее убранство похоронной конторы «Ридженс» навевает какие угодно мысли, только не мысли о смерти. Повсюду ковры пастельных голубых тонов. Хрустальная люстра. Приемная увешана репродукциями портретов королевы Анны. Как бы там ни было, но на лицах служащих застыло почтенное скорбное выражение, а из-за нескольких закрытых дверей доносятся печальные звуки органа. Впрочем, никаких намеков на запах формальдегида. Мы следуем за маленьким и с непропорционально большой головой мужчиной в нижнее помещение. Здесь также ничто не напоминает посетителю о недавно почивших дорогих покойниках. Однако кровь стынет в жилах, когда пытаешься представить себе, что именно находится за всеми этими закрытыми дверями, мимо которых мы проходим по длинным, застеленным толстыми коврами коридорам, пока наконец не попадаем в большой и светлый кабинет.

– Примите, пожалуйста, мои самые сердечные соболезнования, – говорит мистер Ланс и слегка сгибается в талии. – Кто из вас изволил потерять дорогого покойника?

Если бы только сегодня вздумали учредить премию за самый глупый вопрос, то ее, вне всяких сомнений, присудили бы мистеру Лансу.

Лицо у Клары сплошь опухло, глаза заплыли от слез, и вообще она выглядит так, словно только что спаслась после бурной переправы через Нил, когда в результате кораблекрушения людоеды-аллигаторы сожрали всю команду, пассажиров и капитана. Что касается меня, то я не перестаю время от времени икать. Икота напала на меня с того самого момента, когда за родительницей прибыли из «Ридженс» служители с ужасными черными носилками. Я судорожно глотаю воздух и пытаюсь произнести нечто членораздельное.

– Мы обе это… потеряли, – икая, говорю я.

– Примите искреннейшее сочувствие, – говорит мистер Ланс и снова сгибается в талии. – Ну да, она была вашей матерью. Теперь я вижу, как вы похожи на нее. И теперь вы, естественно, желаете отдать ей долг дочернего уважения, приличествующий ее положению.

Клара опускается на стул, и на ее лице застывает выражение полной непричастности к происходящему.

– Моя сестра сделает все распоряжения, – говорит она.

Большое спасибо за такую честь, сестра. Что же, сестринские взаимоотношения имеют бесконечное количество оттенков.

– Итак, – говорит мистер Ланс, слюнявя маленьким язычком костлявый палец, чтобы перелистнуть страницу соответствующего каталога, – здесь вы найдете полный перечень наших услуг и цен на различные гробы, венки, на аренду помещения для предварительного прощания с телом, а также ритуального зала, включая музыку и, естественно, три лимузина, чтобы транспортировать вашу дорогую покойницу и всех близких родственников на кладбище, причем цена указана независимо от расстояния, если оно не превышает пятидесяти километров. Если превышает, то следует приплюсовать дополнительную оплату и налоги. Вам все понятно?

Я ничего не понимаю из того, что он говорит, и меня охватывает дикий ужас. Однако как женщина прилично воспитанная я спешу поблагодарить мистера Ланса за его исчерпывающие и полезнейшие объяснения.

Он вздыхает, отбрасывает со лба прядь седых волос и продолжает:

– Рытье могилы входит в функции администрации кладбища… А теперь позвольте показать вам некоторые образцы наших изделий.

Я встаю и не без труда сохраняю равновесие. Мистер Ланс лезет в карман, достает золотые часы и подносит их к уху.

– Мы можем идти?

– Ты остаешься? – интересуюсь я у Клары.

– Если ты не возражаешь, Мэгги. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Это мой долг, не так ли? – говорю я, хлопая ее по руке.

Когда мы входим в небольшое помещение, где пахнет кедром и сосной, меня снова начинает подташнивать. Здесь представлены многочисленные образцы изделий, – то бишь гробов. Меня вдруг пронзает ощущение исключительной материальности всего происходящего. Подобного мне никогда не доводилось испытывать. Я застываю перед суровым лицом реальности: родительница мертва, а я здесь, чтобы выбрать для нее подходящий гроб.

– Мистер Ланс, – начинаю я.

– Я вас понимаю, – сердечно говорит он и берет меня за руку.

Мы медленно возвращаемся обратно в его кабинет. У него приятная сильная рука.

– Ты позволишь? – спрашиваю я, присаживаясь около Клары.

– Конечно, – отвечает она, едва шевеля губами. Я глубоко вздыхаю.

– Не будете ли вы так добры, мистер Ланс, сделать все необходимые распоряжения сами и…

– Все распоряжения уже сделаны, – говорит он немного смущенно. – Все, что осталось, это выбрать подходящий гроб… Видите ли, – продолжает он, – в тот день для этого уже не было времени. Если мне не изменяет память, был вторник… Она сказала, что у нее назначена встреча…

Глаза у Клары округляются от ужаса. Она не в состоянии даже помыслить о такой возможности.

– Не надо, – говорю я, нежно гладя ее по руке. Мистер Ланс понимающе наклоняет голову.

– Я вас обо всем извещу.


Мы осторожно бредем обратно в квартиру родителей. На улице подмораживает, и тротуар покрылся льдистой корочкой. Клара тесно прижимается ко мне. Холодный ветер бьет прямо в лицо, но это и к лучшему: мне становится немного легче, я чувствую себя бодрее. Впереди следующая фаза кошмара.

– Она сама сделала все распоряжения, – тихо говорит Клара, – зачем?

– Очевидно, она все распланировала заранее. Ты ведь знаешь мать – она все должна сделать сама.

Джонези встречает нас у двери. Мы обмениваемся несколькими вопросами, а потом она рассказывает о приготовлениях к похоронам.

– Я отдала им ее белое кружевное платье с красными пуговицами… – сообщает она, не замечая, что Клара начинает бледнеть. – Еще им нужна ее фотография. Они хотят знать, как она выглядела, когда была жива…

– Хватит, Джонези, – прерывает ее Стивен, который появляется в дверях, берет жену под руку и ведет в гостиную.

– Ты позвонил отцу? – спрашиваю я, следуя за ними.

– Да. Он уже выехал.

– Что он сказал? – спрашивает Клара.

– Что потрясен и не может в это поверить. Клара собирается с мыслями.

– И это все? – удивляется она. – Больше он ничего не сказал?

– Что ты имеешь в виду, Клара? – мягко спрашивает Стивен.

Но Клара молчит.

– Что он должен был сказать, – вздыхаю я, – тут нечего говорить.

Нужно сделать несколько телефонных звонков. Известить кого следует. Составить для газеты некролог. Словом, переделать десятки дел, необходимых для похорон, до которых остается слишком мало времени.

Стивен и Клара сидят на диванчике с желтыми блокнотами на коленях и составляют списки всего, что нужно сделать. Я сижу на полу, скрестив ноги, и листаю адресные и записные книжки родительницы. Наконец я добираюсь до записей, которые могут относиться к тому самому вторнику. Время – между пятью и семью вечера. Не успеваю я углубиться в чтение, как вспоминаю о письме. Я лезу в карман и достаю его.

– Совсем забыла, – говорю я. – Она оставила это…

В тот самый момент, когда я извлекаю письмо из конверта, на котором значится странное «Передать кому следует», – мне кажется, это относится к семье, – в квартиру влетает родитель.

Его лицо покраснело, и он очень возбужден.

– Что, черт возьми, тут происходит?

– Она умерла, – говорит Мендель обыденным тоном. – Разве Стивен тебе не сказал?

Родитель садится. Он выглядит куда лучше, чем, скажем, несколько лет назад. Он моложав, подтянут и упруг.

– В это трудно поверить, – говорит он, окидывая взглядом комнату. – Я уехал от нее только утром.

– Мы уже наслышаны, – холодно замечает Клара.

По-видимому, родитель удивлен тоном Клары. По-видимому, он полагал, что эта потеря касается его одного. И теперь кто-то вмешивается в его дела.

– Я хотел сказать… – начинает он, подбирая слова.

– Мы знаем, что ты хотел сказать, – говорю я. Тогда его глаза вспыхивают странным блеском, и он уже едва владеет собой. Он нашел козла отпущения.

– Ты всегда доставляла мне одни неприятности! – восклицает он. – Видишь, что случилось после того, как ты соизволила приехать и мать провела у тебя только пару часов!

Стивен реагирует мгновенно.

– Алан, – говорит он, – все мы очень огорчены. Но бессмысленно обвинять в случившемся Мэгги. В результате тебе будет еще гаже, уверяю тебя.

– Избавь меня от своего дешевого анализа!

– Стивен прав, – вмешивается Мендель. – Мы все очень угнетены.

– Не думаю, что все! – говорит Клара. Родитель немного сникает, словно придавленный ее презрительным тоном.

– Клара, – начинает он, – прошу тебя…

– На сей раз это не сработает, отец, – говорю я, беря Клару за руку. – Потому что все мы знаем, что ты сделал и как довел ее до этого.

Он подастся вперед и режет ладонью воздух.

– Ты для меня ничто. Все, что ты скажешь, не имеет никакой цены. И мать относилась к тебе точно так же. Это единственное, в чем мы с ней сходились: ты для нас ничего не значишь.

Его слова – последняя капля. Ничего более ужасного в своей жизни я не испытывала. Этому не может быть никакого извинения, и я чувствую, что во мне освобождается какая-то огромная сила, которая подавлялась на протяжении, возможно, всех моих тридцати четырех лет. И в этом ужасном, шквальном выбросе словно сконцентрировалось все: мытарства моего замужества, смерть Джоя от гранаты, выпущенной террористом, опасения, что Ави Герцог меня бросит… Сюда вплелась бессмысленная жизнь родительницы и такая же бессмысленная ее смерть… Все это вскипело во мне, и я уже ни о чем не думаю. Мне нечего терять.

Я подскакиваю к родителю и с размаху влепляю ему пощечину, которая приходится ему прямо по губам и разбивает их в кровь.

– Зверь! – кричу я. – Это ты сделал!

Однако в тот же момент меня пронизывает осознание того, что мы все виноваты в случившемся.

Через секунду ко мне подскакивает Стивен и хватает меня за руки. Он довольно хило сложен, но хватка у него изрядная. Он держит меня так крепко, что вторично ударить родителя я уже не могу.

– Мэгги, – утешает он меня, – это совершенно бесполезно.