Мика разинул рот:

– Ты серьезно?

– Еще как. Ты мне еще какое-то время здесь понадобишься, а как только почувствуешь, что готов начать собственное дело, дай знать, и я все оформлю.

– Не знаю, что и сказать!

– Тогда скажи «спокойной ночи». Уже поздно, завтра у нас полно работы – встанем рано.

– Спасибо, Джейк. – Мика протянул руку, и Джейк торжественно пожал ее. Мика бросил сигару, затоптал огонек. – Спокойной ночи. – Он пошел к флигелю, оставив брата наедине с мягкой ночной тишиной.

Свернувшись калачиком в кресле у окна в спальне на втором этаже, Бэннер наблюдала за мужем.

Сколько раз она сидела вот так в детстве, размышляя о звездах, о луне, о будущем, спрашивая себя, что оно сулит? Сколько раз она думала о Джейке Лэнгстоне? Интересовалась, где он сейчас, чем занят, когда она его увидит.

Но ни разу в этих мечтаниях она не видела себя замужем за Джейком. Не представляла, что будет любить его. Носить под сердцем его дитя.

Бэннер прикрыла рукой низ живота. Внутри ее растет его частичка. Это чудо приводило ее в благоговейный трепет. С каждым днем ее тело полнится новой жизнью. Операция, как видно, не повредила ребенку. Материнская интуиция подсказывала Бэннер, что дитя будет крепким, здоровым, самым красивым на свете.

Будут ли его волосы темными, как у нее и Росса? Или светлыми, льняными, как у Лэнгстонов, у Джейка? Она представила себе белокурого малыша с ярко-голубыми глазами, как он бегает по двору, топает по пятам за отцом, скачет, пытаясь попасть пухлыми ножками в его широко раскинутые следы. Эта мысль захватила Бэннер. Малыш будет просто чудо. Она не могла дождаться, когда же прижмет его к себе, вдохнет его сладкий запах, будет кормить грудью, холить его.

Но мечты о счастье угасли в один миг, точно сигара, отброшенная Джейком, что прочертила в темноте огненную дугу. Что он там делает? Или ему больше нравится быть одному, чем лечь с ней в постель?

Странное ощущение: Джейк спит рядом с ней в кровати, которая раньше принадлежала ей одной. Казалось, никто не находит ничего неприличного в том, что они живут в ее спальне. Никто, кроме них самих. Оставаясь вдвоем в этой комнате, они редко разговаривали.

Когда Джейк заканчивал тихие беседы в кабинете с Лидией и поднимался по лестнице, Бэннер почти всегда была уже в постели. Он обращался с ней очень уважительно. И она, в свою очередь, старалась вести себя вежливо. Но не было ни ласк, ни нежностей. Они спали спина к спине, отвернувшись, стараясь невзначай не коснуться друг друга, как посторонние люди.

Однажды ночью Джейк повернулся к ней. Тихо прошептал ее имя. Она притворилась, что спит. Она почувствовала, как он перебирает ее волосы, осторожно ласкает плечо, ощутила на шее его теплое дыхание. Ей страстно хотелось нырнуть в его объятия. Ее тело истосковалось по его прикосновениям.

Но она не могла не думать о том, что все дни он проводит с Лидией, не могла забыть, как наутро после смерти Росса он обнимал ее, шептал что-то в ее волосы.

Нет, ничего непристойного в этом не было. Но Бэннер эта мысль не радовала. Джейк знал, что Лидия всем своим существом любит Росса. Он сам его любил и ничем не желал оскорбить ни Лидию, ни память о друге.

Но для Бэннер было ничуть не легче знать, что Джейк по-прежнему жаждет недостижимого. Вот и сегодня, в день отъезда Лидии, Джейк угрюм и подавлен, это ясно по его позе, стоит только на него взглянуть. Бэннер уже несколько часов наблюдала, как он стоит у изгороди и всматривается в темноту, словно мечтает пронзить ее взглядом и увидеть Лидию.

Бедный Джейк. Какая ирония судьбы. Он женился на дочери всего за несколько часов до того, как мать, которую он желал по-настоящему, стала свободной. Как он, должно быть, клянет злой рок.

Внезапно Бэннер обозлилась. Судьба сыграла с ней грязную шутку. Уже во второй раз.

Но ей надоело быть мишенью для насмешек судьбы. Надоело глядеть в вытянутое печальное лицо Джейка. До смерти осточертели его сладкоречивые банальности.

«Как ты себя чувствуешь, милая?»

«У тебя усталый вид. Может, тебе лучше полежать?»

«С тобой все в порядке? Что-то ты бледная».

Хватит с нее! Она не хочет, не собирается жить с ним и до конца жизни видеть, как он томится по другой женщине. Она ему уже однажды сказала, что не хочет, чтобы он сидел рядом с ней у камина с видом мученика. И, черт возьми, мученик в постели ей тоже не нужен. Если он не может овладеть Лидией, пусть ищет другую замену. Бэннер Коулмэн вторым номером не станет.

Она спрыгнула с кресла, подбежала к двери и распахнула ее. Выскочила на ступеньки, не накинув ни шали, ни халата, белая ночная рубашка развевалась на ней, как вуаль.

Бэннер видела, какого мужества стоило матери покинуть остывшее тело человека, которого она любила. Она понимала, что у Лидии нет сил каждый день смотреть на свежую могилу, постоянно напоминавшую о действительности, слишком мучительной, чтобы с ней жить.

Бэннер тоже не хотела покидать Джейка. Это было бы равносильно тому, как если бы вырезать себе сердце и уйти от него, еще бьющегося, прочь. Но лучше уйти, чем, оставшись, принести свою жизнь в жертву. Она не сможет до старости покорно сидеть и смотреть, как муж убивается от любви к ее матери. Такая жизнь будет полна горестей. Сначала между ними поселится обида. Потом он начнет ее ненавидеть. Или, что еще хуже, когда ее отяжелевшее тело станет неуклюжим, примется ее жалеть.

Ну уж нет! Ее гордость этого не вынесет. Она гонялась за ним, валялась у него в ногах, ссорилась и умоляла, но больше этого не будет. Она больше не позволит себя унижать. Она не сможет заставить Джейка полюбить ее. Никакая сила на свете ей в этом не поможет. Лучше уйти сейчас, чем потратить годы на бесплодные стремления.

Бэннер подбежала к изгороди, тяжело дыша от изнеможения. Джейк издалека услышал ее шаги. Она схватила его за рукав и с размаху дернула. Он удивленно моргнул. Ночная рубашка белела во тьме, как парус на корабле-призраке. Лунный свет отражался в зеленых глазах, мерцавших по-кошачьи. Волосы буйным венцом окружали голову, клубясь, как черное пламя. Бэннер казалась пришелицей из иного мира, прекрасной и яростной, как греческая богиня.

– Если ты ее хочешь, иди к ней! – крикнула она. – Я тебя не держу. Я тебя люблю. Я тебя хочу. Но не так. Не хочу видеть у себя на подушке лицо, на котором открыто написано, что ты мечтаешь о другой. Поэтому уходи!

Она повернулась и размашистым шагом двинулась к дому, но Джейк ловко ухватил ее за белую батистовую ночную рубашку и рывком остановил.

– Пусти!

– Ну нет, – сказал он и потянул ее к себе. – Давно пора причесать тебе хвост, принцесса Бэннер. Ты эту ссору затеяла, так, будь добра, доведи ее до конца.

Бэннер мятежно взглянула через плечо и выдернула из кулака Джейка подол рубашки, но не сделала ни шагу прочь.

– Вот и отлично, – продолжил Джейк более спокойным тоном. – Так что у тебя на уме?

– Начнем с того, что ты все время дуешься, и мне это осточертело.

– Это я дуюсь? Ты со мной за эти дни двумя словами не перемолвилась.

– И мне надоело, что ты со мной так любезен. Лучше шуми и бушуй, чем стелиться передо мной, как тряпка.

– Я… стелюсь… как тряпка! – задохнулся Джейк.

– Думаю, лучше тебе переселиться во флигель, если общество лошадей на этом пастбище ты предпочитаешь моему.

– Кто тебе сказал? И, благодарю, я буду спать в доме.

– Я не хочу, чтобы ты жил у меня в спальне.

– Черта с два! Почему, как ты думаешь, я дуюсь и лелею тебя, как особу королевской крови? А? Потому что хочу, чтобы вернулась моя жена.

Воинственное настроение Бэннер вмиг улетучилось, она осеклась на всем скаку.

– Повтори!

– Я говорю, что хочу, чтобы вернулась моя жена. Что с ней случилось? В день, когда мы поженились, умер ее отец. Что было, то было. Я могу понять, что на несколько дней это может выбить ее из колеи, но не на две же недели! – Джейк сделал усилие, чтобы овладеть собой. – Я дошел до последней черты, Бэннер. Пора тебе начать себя вести как положено жене. Мне бы хотелось вернуться в тот день, когда мы поженились, и начать все сначала.

Она взволнованно покачала головой.

– Ты ведь помнишь тот пикник после нашей свадьбы? Что делала ты? Что делали мы? Боже милостивый, Бэннер, ты то раскаляешься, то остываешь. То ты занимаешься со мной любовью, как тогда, то отстраняешься, едва я приближусь. Я не понимаю. Чего ты от меня ждешь?

– Но ты любишь ее.

– Кого, назови?

– Мою мать.

Джейк откинулся к изгороди. Его плечи и бедра стукнулись о перекладины. Руки повисли. Он смотрел на Бэннер, не веря своим ушам.

– Как ты думаешь, могу я играть роль жены, заниматься с тобой любовью, если знаю, что ты любишь ее? Я видела, как ты обнимал ее в то утро, когда умер папа. Ты с тех пор от нее на метр не отходил, кроме ночей, когда приходилось спать возле меня.

Из глаз Бэннер струились слезы. Она смахнула их кулаком.

– Я видела, как ты сегодня с ней прощался. У меня сердце разрывалось, как ты на нее смотрел. Ты знаешь, что я горда. Ты сам мне много раз об этом напоминал. Смогу я, по-твоему, провести всю жизнь с человеком, который любит другую? Особенно если эта женщина – моя мать. Твое сердце уже двадцать лет принадлежит ей. Этому я противостоять не могу. И не буду.

– Ты все сказала? – тихо спросил Джейк, когда она умолкла. Единственным ответом ему было хлюпанье носом и новый взрыв слез. – Так вот из-за чего весь сыр-бор. Ты считаешь, что я люблю Лидию.

– Ты ее любишь.

– Да, я ее люблю. Я всегда ее любил, так же, как Росса. Между нами было что-то, чего словами не объяснить. Лидия была мне ближе родных сестер. Когда умер Росс, мы горевали вместе. Разве это запрещается? Мы обнимали друг друга, чтобы утешить.

– Я говорю не о такой любви, и ты это понимаешь.

Джейк раздраженно хлопнул себя по бедрам.

– Да, в юности я возвел Лидию на пьедестал. Думал, что она красивая, такая, какой и должна быть женщина. Она была моим идеалом, и много лет я думал, что влюблен в нее. Да, я ревновал к Россу за то, что такая женщина каждую ночь лежит в его постели. – Он глубоко вздохнул. – Но теперь я в нее не влюблен, Бэннер. Как в тебя. И никогда не был влюблен так, как в тебя.

Она вздрогнула всем телом и порывисто вздохнула. Открыла рот, хотела что-то сказать – не вышло, попыталась снова.

– Ты в меня влюблен?!

Джейк с мольбой возвел глаза к небу.

– А ты как думала? Влюблен с той ночи в конюшне. Почему, ты думаешь, я был злой, как черт? Я пытался с этим бороться. Той ночью меня словно молотком оглушили, и я не мог стряхнуть с себя наваждение. Я не хотел испытывать таких чувств ни к какой женщине, а особенно к тебе. Ты была еще ребенком, к тому же дочерью моих лучших друзей. – Он протянул руку и тихо сказал: – Иди сюда.

Она подплыла к нему в длинной ночной рубашке, как белое облачко. Он схватил ее за руки, притянул к себе и прижался всем телом.

– Бэннер. – Джейк вдыхал солнечный аромат ее волос, по которому так соскучился. – Господи, в тот первый раз какая ты была нежная. Я был поражен до глубины души. С тех пор я в тебя влюбился до безумия. А может быть, задолго до того. Может быть, я полюбил тебя, едва ты начала взрослеть, но боялся сам себе признаться.

– Ты ни разу не сказал, что любишь меня.

– Разве? – Она покачала головой. – Ладно. Скажу сейчас. Бэннер, я тебя люблю.

Он прижался к ее лицу. Их губы раскрылись, языки соприкоснулись. Джейк застонал. Обвил руками Бэннер и приподнял, поставив кончиками пальцев на носки своих сапог. Она обняла его за шею и потерлась животом.

Подняв голову после долгого поцелуя, он взглянул ей в глаза. В них отражалась луна.

– Много лет я делал вид, что сам черт мне не брат. Был в обиде на жизнь за то, что пришлось рано повзрослеть, за смерть Люка, за все. Это на мне сказалось. Знаю, многие меня уважали за то, что я хороший ковбой, ловко обращаюсь с колодой карт и с пистолетом, но никто не видел меня настоящего. Ты одна разглядела меня, Бэннер.

– Да. За этими холодными голубыми глазами я разглядела живую душу. – Она поцеловала его в шею. – Твой характер меня ничуть не пугал.

Джейк усмехнулся, погладил Бэннер по спине.

– Тебе ли говорить о характере. Я в восторге от наших драк.

– Я тоже.

– До тебя я был так одинок. Дай Бог, чтобы это никогда не вернулось. – Он зарылся лицом в ее шею.

– Ты не позволял никому приближаться к себе. Но теперь у тебя есть я и ребенок.

– Наверное, пора достраивать дом. – Джейк чуть откинулся назад и влюбленными глазами оглядел Бэннер. – До сих пор не могу поверить.

– А я могу. Мое тело меняется.

– Правда? – Он провел руками по ее груди и подмигнул. – Наверное, ты права.

Их губы снова встретились.

– Я сгораю от похоти, – простонала Бэннер.

Джейк приподнял большим пальцем ее подбородок и вгляделся в подернутые дымкой глаза.

– Ты хоть знаешь, что значит это слово?