Сьюзен Филлипс - Ну разве она не милашка?

Оставалось прочитать около сотни страниц, но Шугар Бет закрыла книгу и медленно направилась к воде. Она предполагала, что история закончится восемьдесят вторым годом, когда открылась новая фабрика, но ошиблась. Продолжение составляло еще три главы, и нехорошее предчувствие свернулось тугим узлом в желудке. Может, Дидди — не единственная, о ком следовало бы беспокоиться.

Она вернулась к прежнему месту, села на одеяло и раскрыла книгу.

«В тысяча девятьсот восемьдесят шестом мне исполнилось двадцать два года, и Парриш стал моей нирваной. Местные жители смирились с моими странностями, вопиющими изъянами в преподавании, чужеземным акцентом и непомерными претензиями. Я писал роман, а в Миссисипи любят писателей больше, чем людей любой другой профессии. Впервые в жизни я чувствовал себя среди друзей. И был полностью, абсолютно, блаженно счастлив… пока мой южный Эдем не был разрушен девушкой по имени Валентина.

В восемнадцать она была самым красивым на свете созданием. Смотреть, как она шествует по тротуару к дверям парришской средней школы, было все равно что наблюдать сексуальный артистизм в действии…»

Шугар Бет дошла до конца страницы, пробежала глазами следующую и продолжала читать, задыхаясь, кипя от ярости, дрожа как в лихорадке. Валентина — это она. Он изменил не только ее имя, но и имена остальных, всех, кто учился с ней тогда, но этим, разумеется, никого не одурачишь.

«Валентина была юной вампиршей, после школы запивавшей кровью невинных жертв свои „чикен макнаггетс“. Однако она не казалась мне слишком опасной, пока ограничивалась только плазмой сверстников мужского пола и не начала искать добычу постарше. Меня».

Солнце почти опустилось в воду, и похолодало. К тому времени когда была перевернута последняя страница, Шугар Бет уже дрожала от озноба. Отложив книгу, она свернулась калачиком и подтянула колени к подбородку. Ее история заняла меньше главы, но ощущение было такое, будто каждое слово наколото на коже, совсем как те чернильные татуировки, которые мальчишки от нечего делать накалывали на руках кончиками шариковых стержней, когда уроки казались невыносимо скучными. Там уместилось все: ее эгоизм, лживость, интриги, — и все это выставлено на обозрение и суд людей.

Стыд жег изнутри. Стыд и гнев. Он знал все с самого начала. И когда они смеялись, целовались, занимались любовью, помнил, что написал о ней. Понимал, что она когда-нибудь прочтет. И не подумал предупредить. Честно рассказать.

Она оставалась на озере до темноты, накинув на себя одеяло, боясь пошевелиться. А когда все же вернулась, каретный сарай показался темным и гнетущим. Уинни оставила на столе записку, однако Шугар Бет прошла мимо. У нее крошки во рту не было целый день, но при мысли о еде становилось тошно. Она поднялась наверх, умылась и легла. Потолок, на который сорок лет смотрела Таллула, был словно крышка гроба. Жизнь ее тетки была погребальным плачем по утерянной любви. Непрерывными муками сожаления и тоски.

Шугар Бет не могла дышать. Немного полежав, она встала и спустилась вниз, но даже здесь все было пропитано горечью давно ушедшей Таллулы. Убогая мебель, выцветшие обои, пожелтевшие занавески — все запятнано яростью женщины, сделавшей потерянную любовь одержимостью и идолом всей остальной жизни.

Сердце глухо заколотилось.

Это не дом, это мавзолей, а студия была его мумией.

Она схватила ключи и в темноте пошла к студии. Пришлось долго возиться с замком. Когда ключ наконец повернулся, она распахнула дверь и включила единственную лампочку без абажура. Оглядывая жалкий мемориал погибшей любви, она представляла оправдания и объяснения Колина.

«Книга была написана задолго до твоего возвращения. И что хорошего получилось бы, расскажи я обо всем раньше?»

Действительно, что хорошего?

Шугар Бет ступила в хаотическую сердцевину мрачного духа Таллулы и принялась срывать грязный пластик. Она не станет жить такой жизнью! Никогда больше! Сыта по горло! И не будет пленницей собственных инстинктов и потребностей! Чиркнет спичкой, и вся эта безумная энергия, вложенная в краски, потраченная на оплакивание потерь, исчезнет в пламени.

В глаза ударил вихрь ярких цветов. Она попятилась. Исступленные мазки и брызги закружились по комнате.

И тут она увидела.

Картину, подаренную Таллуле Линкольном Эшем.

Картина была здесь все эти годы, с самого начала, неистовая паутина алого, черного, кобальта и охры, с яростными полосами желтого и взрывами зеленого. Совсем не половик. И никогда не была половиком.

Сдавленно всхлипнув, она упала на колени рядом с гигантским полотном, расстеленным на бетонном полу, провела ладонью по вросшему в холст колпачку от тюбика с краской, окаменевшему сигаретному окурку. Все эти предметы были брошены здесь не просто так. Оставлены специально, чтобы отметить момент создания шедевра.

Тихий стон застрял в горле. В этих каплях и застывших лужицах не было ничего произвольного: стройная композиция, извержение формы, цветов и эмоций. Теперь, разглядев все это, она поверить не могла, что когда-то приняла картину за половик.

Шугар Бет переползла на другой конец, нашла в дальнем углу подпись, провела пальцем по единственному слову: «ЭШ».

И замерла. Даже в тускло-оранжевом свете единственной лампы, свисавшей с потолка, цветовое смятение отвечало хаосу, творившемуся в ее собственном сердце.

Шугар Бет покачнулась. Позволила яростному ритму успокоить себя. Шевельнулась. Отдалась страданиям. Вгляделась в душу картины.

— Шугар… Шугар… Шугар Пай!

Вой, Свистки.

— Шугар… Шугар… Шугар Пай…

Она вскинула голову.

— Шугар… Шугар… Выходи, поиграем…

Она вскочила и бросилась к выходу. Кабби Боумар и его парни вернулись!

Они стояли на маленьком полумесяце газона, перед каретным сараем, все шестеро — пивные банки в руках, лица повернуты к луне. Ничего не видят и не слышат, увлеченные своим занятием.

— Ну же, Шугар Бет! Давай, беби…

Вой и свистки.

— Шугар… Шугар… Шугар…

Они орали и скандировали:

— Шугар… Шугар… Шугар…

Волчий оскал, вопли, пьяное свинячье фырканье. Шугар Бет бросилась туда.

— Кабби Боумар, мне все это осточертело! Немедленно прекрати!

Кабби вскинул руки, наткнулся на Томми Лилберна и едва не упал.

— Ох, Шугар Бет, нам и всего-то нужно немного любви.

— Все, что вы получите, — это здоровенную выволочку, если ты и эти бестолковые ослы — твои дружки немедленно не уберетесь из моих владений!

Вперед, спотыкаясь, вырвался Джуниор Бэтлз.

— Ты же не прогонишь нас, Шугар Бет! Лучше давай выпьем пивка!

— А жена знает, что ты здесь?

— Не будь такой строгой! У нас просто мальчишник.

— Скорее, сборище идиотов!

— Ты самая прекрасная женщина в мире! — провозгласил Кабби, сунув свободную руку под мышку, и, размахивая ею, как однокрылый петух, снова стал скандировать: — Шугар… Шугар… Шугар…

— Шугар… Шугар… Шугар… — подхватил Джуниор.

Томми откинул голову, разбрызгивая пиво и громко ухая.

— О, ради Господа Бога, замолчите же!

Она наступала на Кабби, готовая разорвать его в клочья, но тут из темноты неожиданно материализовался Колин и, подобно мрачному мстителю, набросился на оскорбителей.

Кабби охнул от боли, когда плечо Колина врезалось ему в грудь и опрокинуло на землю. Следующей жертвой пал Джуниор. Резкий тычок в челюсть влепил беднягу в дерево. Карл Рей Норрис попытался было сбежать, но Колин успел схватить его за шиворот и сбить с ног, повалив по пути Джека Маккола. Томми, стоявший шагах в десяти, благоразумно рухнул сам, не дожидаясь, пока Колин примется за него.

Постепенно Колин сообразил, что никто не думает сопротивляться. Он стоял над поверженными врагами, подбоченившись, сверкая глазами, ожидая, что Кабби, или Джуниор, или хотя бы Карл Рей и Джек ответят ударом на удар. Лунный свет отражался от темных волос и сверкающей белой рубашки. Он ужасно походил на пирата, паршивую овцу благородного рода, вынужденного искать фортуну в высоких широтах, грабя испанские галеоны и сражаясь с английскими солдатами.

Похоже, он устал ожидать, потому что издевательски поманил их пальцем:

— Ну же, парни, чего ждете? Хотите играть? Поиграйте со мной.

Шугар Бет перевела взгляд с Колина на валявшихся в жалких позах парней. Один Томми все еще ползал на четвереньках, пытаясь отыскать банку с пивом. Кровь грохотала в ее ушах.

— И что? Ни один из вас не собирается его отделать?!

Кабби потер ногу.

— Черт, Шугар Бет, мы слишком пьяны.

— Да вас же шестеро! — взвизгнула она.

— Мы можем его ушибить.

— В этом-то и весь смысл, идиот ты безмозглый!

Джуниор задумчиво почесал челюсть:

— Это Колин, Шугар Бет, забыла? Он писатель. Представляешь, как все на нас окрысятся, если мы его побьем?

— Тогда я это сделаю, никчемные сукины дети!

Верная своему слову, Шугар Бет ринулась на оскорбителя.

Застигнутый врасплох, Колин пошатнулся и чуть не упал. Она размахнулась, и Колин едва не взвыл, когда ее кулак угодил ему в висок. Сама Шугар Бет зашипела от боли: его голова оказалась тверже ее руки, но это ее не остановило. Мало того, она выбросила ногу и лягнула его в коленку.

Он с шумом выдохнул, когда ее локоть погрузился ему в живот, и жалобно простонал:

— Что это ты делаешь?

— Воздаю тебе по заслугам, подлый крысиный ублюдок!

Она попыталась хорошенько врезать ему коленом, но поскользнулась на мокрой траве и шлепнулась на него и забарабанила кулаками в его грудь.

— Ты же ушибешься!

Он дернул за пояс ее джинсов, сбросил с себя и перекатился на бок, увлекая ее за собой.

Она яростно уставилась на него.

Его зубы блеснули в улыбке, глаза превратились в щелочки.

— Может, успокоишься?

Не отвечая, она снова принялась молотить кулаками.

Он поморщился, схватил ее за руки и прижал к земле. Она попробовала освободить колено, но он предугадал ее намерения и придавил ее ногу бедром. Она пнула его свободной ногой в голень. Они опять покатились по траве, и на этот раз она оказалась сверху. Вместо того чтобы отомстить, он попытался ее удержать, чем еще больше взбесил.

— Давай дерись, лживый английский гомик!

— Прекрати! — крикнул он, стараясь перехватить другую ногу. — Эй вы, стащите ее с меня, пока она чего-нибудь себе не поломала!

— А по-моему, она здорово действует левой, — заметил Джуниор.

— Берегись второго колена! — окликнул Карл Рей, но, к несчастью, предупреждение на несколько секунд опоздало, и Колин взревел, как раненый бык. Правда, в яблочко ей попасть не удалось, но удар пришелся в бедро, причем достаточно высоко, чтобы причинить боль. Колин пробормотал тихое омерзительно грязное ругательство и снова подмял ее под себя.

«Ты будешь женщиной на все времена, Шугар Бет».

Голос матери обдал ее стыдом, и адреналин, который все это время подогревал ее, внезапно иссяк. Очередной мужчина. Очередная драка.

Ее затошнило.

Колин постепенно осознал, что она прекратила борьбу. Давление на ее грудь ослабло. Он откатился в сторону.

Послышался хлопок вскрытой банки с пивом, сопровождаемый голосом Кабби:

— Похоже, спектакль окончен, парни, так что, думаю, нам пора.

Шесть пар ног дружно зашагали прочь.

— Спокойной ночи, Шугар Бет.

Звякнули чьи-то ключи.

— Спокойной ночи, Колин.

Отрыжка.

— Поберегись, Колин.

Минуту спустя взревели автомобильные моторы.

Хриплое дыхание Колина эхом отдавалось в ночном воздухе. Грудь его тяжело вздымалась. Он долго смотрел на Шугар Бет, прежде чем протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Но она намеренно проигнорировала его и сама встала на колени. Царапина на локте саднила, а джинсы были разорваны. Щеки жгло, и она не сразу поняла, что это слезы.

У Колина перевернулось сердце при виде блестящих капель, медленно ползущих по высоким скулам. Он наконец добился своего. Поставил Шугар Бет Кэри на колени. Но сейчас было не до этого.

Со сдавленным восклицанием он опустился рядом и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Он стал целовать ее веки, щеки, вбирая губами влагу. Его глаза горели, и он моргнул, пытаясь видеть яснее. Провел ладонью по трогательным бугоркам ее позвоночника. Коснулся губами висков. Он был писателем, человеком, умевшим обращаться со словами, но не мог придумать ничего, кроме самых глупых, произнесенных едва различимым шепотом:

— Вижу, ты прочитала мою книгу.

Она кивнула, ударившись головой о его грудь.