— Приятно быть чьей-то музой. Впервые со мной такое…

Нечаянная двусмысленность ее слов от него не ускользнула. Он наклонился к ее лицу и, внимательно глядя в глаза, тихо спросил:

— Правда — впервые?

Алина молчала, разглядывая его ресницы.

Конечно, это было впервые. Чтобы вот так, сразу, с первого взгляда, с самых первых слов, сказанных друг другу…

Невольно она вспомнила о Максиме. Но нет, с Максимом все было совсем по-другому. Та любовь была сильной, но она не знала страха. Она была похожа на цветок, распустивший свой пышный бутон среди зеленой травы, на залитом солнцем пригорке, под безоблачным небом. А теперь… Теперь все совсем не так. И если уж сравнивать любовь с цветком, каким бы банальным это сравнение ни казалось, то этот цветок расцвел совсем не там, где полагается цвести цветам. На асфальте, посреди оживленного хайвея. Расцвел, прекрасно зная о том, что вокруг — машины, что они несутся на него с бешеной скоростью и одна из них все равно рано или поздно подомнет его под колеса. И все-таки расцвел, не думая, что срок его цветения может оказаться слишком коротким…

«Да, та любовь не знала страха. А теперь любовь и страх — сиамские близнецы, неотделимые друг от друга…»

— Ты не ответила…

— Я люблю тебя, Влад. Я в тебя влюбилась сразу, как только увидела. Может, для этого и подсунула тебе эти дурацкие фотографии, чтобы ты вернулся. Чтобы пришел еще раз. Такого со мной не случалось… Никогда.

— Никогда, — повторил он одними губами и снова зарылся лицом в ее волосах.

Опять зазвонил телефон. В пятый или шестой раз за прошедший так стремительно день…

— Может, все-таки снять трубку? Целый день тебе кто-то звонит…

Алина не двигалась с места. Ей как будто страшно было даже на крошечный миг разорвать их общее дыхание, ощутить вдруг свое физическое существование без него и понять, что это — возможно. Что она жила как-то раньше, дышала отдельно от него и чувствовала своей, а не его кожей. Она не хотела этого понимать, не хотела в этом убеждаться.

— Да, целый день, — повторил Влад. — Кто-то звонит тебе целый день. Боже, сколько сейчас времени, Алина?

Нарастающая тревога все же не смогла растопить бескрайнюю нежность в его взгляде. И все же…

«Вот. Вот оно, — тоскливо заныло сердце. — Пришло. Вот так это бывает. И с этим дальше жить, и ничего не поделаешь…»

Телефон умолк. Алина готова была его вдребезги разбить за то, что оказался случайным виновником, напомнившим, что время все-таки существует. Пусть не здесь, а где-то там, вне сферы их счастья. Идет своим неспешным шагом, равнодушно поглядывая на тех, кто пытается делать вид, что ни в чем от него не зависит. Зависит, оказывается. Еще как — зависит…

— Половина восьмого. — Прищурившись, Алина вглядывалась в круглый циферблат, желтеющий на подоконнике как нелепый осенний лист, случайно заброшенный к ней в квартиру шутницей-весной. — Кажется… Ты сам посмотри, у меня зрение не слишком. Там, на подоконнике, будильник стоит.

— Ты уверена?..

— В том, что это будильник? Кажется…

— Он работает?

— Я его на ночь всегда…

Они прислушались.

— Черт, тикает. Адская машина, прислужница палача-времени… Алина, мне нужно идти.

— Конечно. Я понимаю, Влад, конечно, — торопливо затараторила она, рывком поднялась с места, сбросив с себя и кожу его, и дыхание, и тепло, которое было общим.

Пошатнулась, подумав: наверное, не получится. Порция кислорода, которую требовали легкие, казалась непосильно большой. Такого количества воздуха просто не могло быть в этой крошечной комнате… Она вдохнула, выдохнула. Сделала шаг, другой. Почувствовала — может.

— Вот видишь. Я могу без тебя, — прошептала не оборачиваясь. И даже слезы в голосе, кажется, удалось скрыть.

— Можешь без меня?..

— Могу. Ходить, дышать, говорить. Видишь, получается. Только жить, наверное, не сумею…

Он подхватил ее сзади, обнял за плечи, прижал к себе, снова окутав весной своих волос.

— Послушай, я бы остался. Я бы остался сегодня здесь, и навсегда бы остался, и даже спрашивать бы не стал у тебя разрешения. Просто поселился бы, и все. Только…

— Тише.

Она прижала палец к его губам. Нависшая опасность казалась почти смертельной: Алина чувствовала, что просто не выдержит, если сейчас он станет ей врать. А уж если скажет правду — тем более не выдержит…

— Ты не должен ничего мне объяснять, Влад. Я прекрасно все понимаю. Я знаю, что ты не можешь остаться. Я знаю, что ты ко мне вернешься…

— Вернусь.

— Это главное. Я буду ждать тебя, и я хочу… Хочу, чтобы ты знал: я жду тебя. Всегда жду…

— Я знаю. Эта чертова работа…

Он все-таки соврал. И Алина с удивлением почувствовала, что это не настолько больно, как она себе представляла. Это все же легче, чем услышать от него слово «жена»…

— К завтрашнему дню надо отчет подготовить. Если бы я знал, взял бы эти бумаги с собой…

Она улыбнулась, пытаясь выглядеть искренней:

— И как ты себе это представляешь? Ты, я и твой отчет…

— Да, — улыбнулся он в ответ. — Отчет определенно лишний. Третий…

— Третий, — без выражения в голосе повторила Алина. — Но ничего, я на время могу тебя ему уступить.

— Только на время…

— Может, перекусишь перед уходом? Там, кстати, бутерброды на столе остались…

— Алина?

— Да? — Она подняла лицо, внимательно вгляделась в его глаза, почувствовав в голосе какую-то новую интонацию.

— Я не могу… Черт возьми, я просто не могу от тебя уйти. У меня не получится!

— Правда?.. Влад…


Спустя час, прошептав несколько раз на прощание «до завтра», он все-таки ушел.

Алина долго ходила по квартире, рассеянно оглядывая знакомые стены и мебель и почему-то удивляясь всей этой привычной обстановке. Даже не верилось, что вот только что здесь было все то, что было. И странным казалось то, что ничего вокруг не изменилось, что стены стоят на месте и не обрушился потолок. И небо за окном потемнело совсем не потому, что ушел Влад, а просто следуя своему обычному многовековому расписанию…

Снова зазвонил телефон. Алина вздохнула: пора было возвращаться в привычную жизнь. И тут же подумала о том, что привычной — такой, какой была раньше, — ее жизнь уже никогда больше не будет. Независимо от того, что ждет ее впереди, каким будет финал ее отношений с Владом и когда именно он наступит, этот финал…

— Алло!

Алина сияла трубку и услышала на том конце голос Елены Михайловны:

— Алиночка, наконец-то! Весь день тебе звонила, а тебя все нет и нет. Я уж думала, может, случилось что…

— Ничего не случилось. Я просто ездила с друзьями… На природу, — зачем-то соврала Алина.

— На природу? Это хорошо, день-то какой солнечный был… Загорела, наверное?

— Я в тени сидела, — скороговоркой ответила Алина и перевела разговор, потому что даже самую невинную ложь с детства считала преступлением. — Как у вас давление?

— Давление все давит, — вздохнула бывшая свекровь. — Да и с чего ему не давить, когда каждый день — сплошные нервы… Жалко, Алина, что ты поздно приехала. Я зайти к тебе хотела, поговорить…

— Так зайдите, Елена Михайловна. Вам ведь недалеко, а ночевать можете у меня остаться, — предложила Алина, по одной лишь интонации собеседницы угадав, как тяжело у нее на сердце.

— Если ты, конечно, не против… Я бы зашла, Алина. Никто меня так, как ты, не выслушает. Без осуждения…

— Что-то серьезное случилось… с Максимом?

— С Максимом, — вздохнула Елена Михайловна. — Ничего нового с ним не случилось…

— Ладно, вы лучше приезжайте. По телефону — это не разговор, по себе знаю. А я пока чайник поставлю…


Алина повесила трубку и снова огляделась. О недавнем присутствии Влада говорила только разобранная постель. Суеверный страх заставил ее на мгновение застыть, прежде чем она начала наконец складывать простыню. «Не музей все-таки», — отругала себя мысленно за свою детскую нерешительность. Убрала в шкаф развешанную еще вчера на спинке стула одежду, подумав при этом: что это она так старается, ведь Елена Михайловна давно уже не свекровь ей, а просто хорошая знакомая? Наверное, приобретенная когда-то, еще в годы замужества, привычка готовиться к приходу свекрови превратилась с годами в безусловный рефлекс.

Вспомнив о своем обещании угостить Елену Михайловну чаем, Алина зашла на кухню. Первое, что попалось ей на глаза, — разложенные на тарелке, заветрившиеся уже, почти засохшие бутерброды. Те самые, которые она приготовила, собираясь взять на пикник.

Ей с трудом верилось в то, что она готовила их сегодня. Было такое ощущение, что с момента Наташиного утреннего звонка и начала ее сборов до вечера протянулась по крайней мере неделя. Какая-то огромная временная пропасть отделяла ее теперь от утренних событий — она казалась ей длиною в жизнь… На самом деле бутерброды, утренние приготовления, размышления — все это было в той, другой жизни. Жизни-без-Влада. А теперь?..

Послышался звонок. Алина даже немного огорчилась, что Елена Михайловна не дала ей додумать такую важную мысль. В самом деле, что же будет теперь? Она убрала тарелку с бутербродами в холодильник и пошла открывать.

— Алиночка, здравствуй. Ты прекрасно выглядишь…

— Правда? — растерянно переспросила Алина, пытаясь отыскать подвох в словах свекрови: ведь она совсем забыла привести себя в порядок! Даже в зеркало на себя ни разу не взглянула с того момента, как ушел Влад.

— Правда, правда! Растрепанная немного и все же красивая. По-особенному как-то красивая…

— Да бросьте, Елена Михайловна, — смутилась Алина. — Вечно вы мне приписываете какие-то качества, которых нет у меня… Проходите, чайник уже закипел.

— Ну вот и отлично. А я к тебе не с пустыми руками…

Свекровь выложила на кухонный стол крошечные румяные булочки. Алина знала, что внутри — творог. Эти булочки с творогом были фирменным блюдом Елены Михайловны. Сколько ни пыталась в свое время Алина испечь такие же, используя тот же рецепт, получалась лишь бледная копия.

— Мои любимые! Нехорошо, конечно, на ночь наедаться, но только я ужасно голодна…

Алина в самом деле почувствовала голод. И это было неудивительно: о еде в течение дня они с Владом не вспомнили ни разу.

— Тебе ли об этом говорить, — махнула рукой Елена Михайловна. — Тебе можно и на день, и на ночь… Все равно не поправишься.

— Да, к счастью, хотя бы этой проблемы для меня не существует…

— Что так грустно, Алина? У тебя снова какие-то неприятности?

— Неприятности? Нет, что вы! У меня… Все нормально. Все по-прежнему.

Какую-то долю секунды Алина сомневалась: рассказать? И все же не решилась. Слишком сложно рассказать — такое… Да и возможно ли выразить словами то, для чего простые слова слишком примитивны? То, о чем может рассказать только шум дождя или биение двух сердец в одном ритме…

— По-прежнему… Вот и у меня — по-прежнему, — вздохнула Елена Михайловна, тем самым подготовив Алину к началу не слишком приятного для нее, но очень нужного для свекрови разговора. — Не знаю, кончится ли когда-нибудь эта болезнь…

Чайные листочки опускались на дно чашки замысловато и медленно, как во сне. Алина настойчиво разглядывала их, удивляясь странному, неизвестно откуда взявшемуся новому чувству вины. Но разве она чем-то обязана Максиму? Разве должна она теперь, когда ему так тяжело, прийти на помощь? Да и чем она могла бы ему помочь? Предложить снова жить вместе, забыв старые обиды? Но ведь она этого не хочет, совсем не хочет. Да и Максиму это совсем не нужно…

— Он ведь начал пить, Алина. Я тебе не говорила, думала, это у него временно. Думала, сумею его уговорить, заставить, объяснить, что это не выход… Полгода уже! Редкий день выпадает, чтобы он трезвым домой пришел. За это время уже третий раз работу меняет. Говорит, что-то его не устраивает, только я ведь понимаю прекрасно, что не в этом дело. Просто такой работник никому не нужен…

На некоторое время в кухне воцарилась тишина.

— Он ведь до сих пор ей звонит, Алина. Она год как замужем, а он все равно ей звонит, умоляет встретиться, поговорить… Смотреть на него больно после этих разговоров.

— А она?

— Да не нужен он ей, Алина! И никогда не был нужен! Он думает — разлюбила она его, а я так считаю, что никогда и не любила… Так, забавы ради решила попробовать: получится у нее мужика из семьи увести? Получилось… А потом она интерес свой потеряла.

— Ничего себе, забава… Может, напрасно вы так, Елена Михайловна?

— Не напрасно! — Свекровь сердито отодвинула от себя чашку с чаем, едва не расплескав на стол. — Я тебе больше скажу: приворожила она его!