Иветта Корпорон - О чем шепчут кипарисы

– Poutana! – прошипела она и отправила Дафну в свою комнату.

После этого случая та перестала ходить в школе на танцы.

Но времена изменились, и она уже не боязливая, послушная тринадцатилетняя девочка. Она относится к родителям с уважением, но больше их не боится. И сейчас все очень серьезно, ведь речь идет об Алексе.

– Baba, прошу тебя!

Он продолжал стоять к ней спиной, и, поднявшись, Дафна положила руку ему на плечо. Ей хотелось, чтобы он повернулся и увидел искренность в ее глазах.

– Ты должен мне доверять. Алекс – хороший человек.

Отец поднял подбородок и тяжело сглотнул.

– Тебе нужно познакомиться с ним, и ты сам все увидишь.

Но он ушел, так же как в то утро после школьных танцев, снова не желая смотреть ей в глаза. Когда Дафна услышала щелчок радио из соседней комнаты и новости на греческом языке, которые он специально включил на полную громкость, у нее опустились руки.

Мама поднялась со своего места во главе обеденного стола. Сделав три шага в сторону кухни, она внезапно остановилась и, заламывая руки, повернулась к дочери. Ее темные волосы выбились из пучка, всегда аккуратно скрученного на затылке. Никакие шпильки не выдержат, когда греческая мама, чья дочь осмеливается возражать родителям и нарушать традиции семьи, начинает бурно жестикулировать и бить себя в грудь.

– Ты не смеешь так поступать со своим отцом! И со мной тоже! Мы приехали в эту страну и проводим по шестнадцать часов в день на ногах, обслуживая посетителей! Мы, как рабы, только и делаем, что убираем, готовим и моем посуду! И устаем настолько, что даже сон не приносит нам облегчения! И делаем это не для того, чтобы ты стала подстилкой у какого-то американца, с которым познакомилась во время учебы.

Эти слова ранили Дафну сильнее, чем пощечина. Она выпрямила спину и встретила взгляд матери, не моргая и не собираясь отступать.

– Я не подстилка! – медленно и четко проговорила она. – Я люблю его, и он любит меня. И мы намерены быть вместе.

Не сказав больше ни слова, мать выскочила на кухню. Дафна услышала, как захлопнулась дверца холодильника, и она принялась рубить что-то ножом громче и сильнее, чем это было необходимо. Она вздрагивала от каждого удара по деревянной доске.

На этом обсуждение закончилось, и Дафна с Алексом оказались в безвыходной ситуации.

Сидя рядом с родителями в церкви, Дафна вместе со всеми прихожанами читала «Отче наш» сначала на греческом, потом на английском.

– Pater emon, O en tis Ouranis, Agiastiste to onoma sou… Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…

Дафне не нужно было его видеть, она чувствовала его присутствие и знала, что он там. В церкви не принято оглядываться, поэтому она смотрела прямо перед собой и ни разу не повернулась проверить, тут ли он.

«Помни об Орфее и Эвридике», – повторяла она про себя.

Он тогда сделал все возможное, чтобы спасти свою возлюбленную. Юная Эвридика, невеста Орфея, наступила на ядовитую змею и, закончив земную жизнь, стала тенью в царстве Аида. Орфей был вне себя от горя и, скорбя, так проникновенно играл на лютне, что царица Персефона и царь Аид сжалились над несчастными возлюбленными и дали обещание вновь соединить их. Они позволили Орфею вывести Эвридику из царства мертвых с одним условием: он не должен оглядываться, чтобы проверить, следует она за ним или нет. Но юноша, охваченный страхом и сомнениями, оглянулся, и Эвридика исчезла прямо у него на глазах.

Дафна знала, что не позволит себе совершить ту же ошибку.

– Не введи нас во искушение… – продолжала она молиться чуть громче обычного.

Когда настал момент причастия, она поднялась со скамьи вместе с родителями и подошла к алтарю. Отец Анастасий зачерпнул ложкой вино и хлеб из чаши и положил их в рот Дафне. Повернувшись, чтобы идти на место, она наконец увидела его: он сидел у входа в церковь, один в окружении греческих семей и пожилых женщин в черном.

Ее глаза засияли, и Алекс улыбнулся в ответ, низко склонив голову вместе со всеми остальными верующими.

Mama посмотрела на Дафну и проследила ее взгляд в сторону Алекса. В объяснениях нужды не было.

– Что он здесь делает? Он ведь не грек, – еле слышно зашипела она и, схватив Дафну за локоть и сильно сжав его, потащила дочь на место. Baba следовал за ними, погруженный в свои мысли. Он даже не заметил, какая драма только что разыгралась у него перед носом.

Дафна наклонилась и откинула подставку, обитую бархатом. Опустившись на колени, она перекрестилась, сложила ладони и прочла про себя благодарственную молитву. Затем повернулась и посмотрела на мать:

– Он любит меня, – улыбнувшись, произнесла она. Других объяснений не требовалось.

Мама тоже опустилась на колени, чтобы помолиться.

Так продолжалось несколько месяцев. Каждое воскресенье он приходил в церковь и сидел на последних рядах, проявляя уважение и не приближаясь ни к Дафне, ни к ее семье. Он лишь улыбался, когда Mama все-таки решалась обернуться, чтобы убедиться, пришел ли он.

Алекс был в церкви одиннадцатого августа, в День святого Спиридона. Боковым взглядом Mama подметила, что он зажег свечу в красном стекле и поставил ее на алтаре возле иконы святого.

И пятнадцатого августа, в День Успения Богородицы и ее вознесения на небеса, он тоже был в церкви. Mama возвращалась из туалета, когда увидела, как он зажег свечу и перекрестился, но не тремя пальцами, как принято в греческой православной церкви, а всей ладонью – «крестом других церквей», как она это называла.

Он пришел и в канун Рождества, нагруженный подарками для детей-сирот из приюта Святого Василия. Широко улыбаясь, он подошел к столу женской организации, где стояла мама, собираясь пожертвовать небольшую сумму.

– Счастливого Рождества, молодой человек, – приветствовала его одна из женщин, когда он протянул ей подарки. Развязывая и снова завязывая большой зеленый бант на маленькой квадратной коробочке, Mama сделала вид, что очень занята.

– Kala Hristougena, kyries, – ответил Алекс. – С Рождеством, дамы! – Он говорил с сильным акцентом, но правильно строил фразы.

– Браво, молодой человек! – Женщины захлопали в ладоши и засуетились вокруг него.

Mama промолчала.

Алекс пришел и в Вербное воскресенье. В конце службы, когда отец Анастасий протянул ему сплетенный из пальмовых листьев крест, он наклонился и поцеловал священнику руку. Mama видела, как отец Афанасий приветствовал Алекса в своем храме и пригласил его остаться на кофе.

– Мы всем рады в доме Христа, – сказал он и похлопал Алекса по спине.

Дафна решила подойти к Алексу, чувствуя, что с другого конца церкви за ней наблюдают родители. Они пили кофе, разговаривали и улыбались друг другу, не осмеливаясь поцеловаться или коснуться друг друга руками, потому что понимали, это будет неблагоразумно и вызывающе. Baba пыхтел и даже сделал шаг вперед, намереваясь положить конец постыдному поведению дочери, но Mama взяла его за руку и удержала от дальнейших действий.

– Нет, – сказала она. – В доме Христа рады всем.

На Страстной неделе Алекс приходил в церковь каждый день и присутствовал на всех службах от начала до конца. Вместе со всеми он встал перед алтарем в Великую среду и поднял лицо к отцу Анастасию, чтобы тот мог мазнуть оливковым маслом сначала по его лбу, затем по подбородку и щекам, а потом уже по ладоням и кистям рук. В пятницу он присоединился к процессии с украшенной цветами плащаницей, которая покрывала символический гроб Христа. Его пронесли вокруг церкви, а траурная процессия прихожан следовала позади. Сначала Дафна шла рядом с родителями, но постепенно переместилась к Алексу. Mama и Baba недовольно качали головами, глядя на дочь, но ей не препятствовали.

Когда незадолго до полуночи в пасхальное богослужение Дафна с родителями быстрым шагом вошли в церковь, Алекс был уже там. Они задержались, поскольку посетителей в закусочной было больше, чем обычно, и все места на первых церковных рядах были заняты. Эта служба всегда была многолюдной. Они остановились сразу за Алексом, который прекрасно понимал, что ему нельзя оборачиваться и смотреть на любимую девушку. В переполненной церкви было спокойно и тихо. Верующие, стоя плечом к плечу и держа свечи, ожидали радостного завершения Страстной недели, проведенной в тяжелых размышлениях.

За несколько минут до полуночи все огни в церкви погасли, и из-за алтаря со свечой в руке вышел отец Анастасий. Он повернулся к алтарным служкам и зажег их свечи. Мальчики спустились вниз, и свеча за свечой, ряд за рядом, огонь, символизирующий Воскресение Христово, распространился по церкви. Развернувшись, чтобы поделиться огнем, Алекс увидел прямо перед собой Дафну и ее мать. Улыбнувшись, он зажег свечу Дафны. Mama поколебалась немного, глядя на него, но все-таки позволила Алексу поделиться с нею святым огнем. И в эту секунду в церкви зазвучал радостный гимн, приветствующий Воскресение Христа.

– Christos Anesti ek nekron. Thanato Thanaton patisas, Kai tis entis mnimasi, Zoi, Harisamenos.

Подняв глаза к свету, Дафна запела вместе со всеми, и каждое слово шло как будто из ее сердца.

Сжимая свечу одной рукой, другую она протянула матери. И на этот раз мама не сомневалась. Они взялись за руки и продолжали петь.

– Христос воскрес из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробах живот даровав…

В этот момент Дафна точно знала, что ей тоже была дарована новая жизнь.

Эви увидела Дафну, которая сходила с парома, и бросилась ей навстречу. Громко взвизгнув, она одним прыжком очутилась в ее объятиях.

– Мама, мне было так весело! – защебетала она, повиснув на матери, как обезьянка.

– Но ты хоть чуть-чуть без меня скучала? – допытывалась Дафна, чмокая малышку в шею. От Эви пахло солнцезащитным кремом, за ухом у нее красовалась большая пунцовая роза, ее лепестки нежно пахли.

– Конечно, и все же, мамочка, ты не поверишь – Yia-yia показала мне, как печь питу. И я сама делала тесто! Она дала мне палку от метлы и все-все, что нужно. Это было так здорово! Мне очень понравилось! Почему ты никогда не готовила дома вместе со мной? Как так вышло? Обещай, что ты будешь звать меня, ладно, мамочка?

– Дорогая моя, конечно, я обещаю, что мы будем готовить вместе! – рассмеялась Дафна, крепче сжимая объятия.

– А еще, представляешь, Thea Попи рассказала мне одну историю, – Эви не могла остановиться. – Про одного человека, царя Мидаса, который был очень жадным. Все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Все-все, я не шучу!

– Интересная история! – усмехнулся Стивен, наблюдая встречу Дафны и Эви.

– Да, но потом он дотронулся до маленькой девочки… – Дафна подбородком потерлась о плечико Эви и поцеловала в румяную щечку.

– И она тоже превратилась в золото! – громко объявила Эви и дрыгнула ножками за спиной Дафны.

– О, милая, это увлекательная история. Одна из моих самых любимых. Кстати, ты ничего не забыла? – с мягким укором спросила Дафна. – Ты не собираешься поздороваться со Стивеном? Он так далеко ехал, чтобы увидеть тебя! – Дафна осторожно разжала дочкины руки и опустила ее на землю.

– Привет! – охорашиваясь, мурлыкнула Эви и принялась крутить свои новые бусики.

– И тебе привет, мисс Эви! Это для тебя, – улыбнулся Стивен, обнимая девочку, и, вынув из кармана разноцветный леденец на палочке, протянул его ей.

– Спасибо! – ответила Эви, развернула конфету и, засунув ее в рот, убежала за собакой, живущей в порту.

Попи, в сторонке наблюдавшая за происходящим, наконец-то подошла к ним.

– С возвращением, кузина! – Она обняла Дафну и расцеловала ее в обе щеки.

– Попи, это Стивен!

– О, наконец-то мы встретились! – радостно закричала Попи и, набросившись на Стивена, крепко обняла его. Не понимая, как реагировать на столь бурное проявление чувств со стороны незнакомой женщины, он на мгновение замер, вытянув руки по швам. – Добро пожаловать, Стивен! – возопила Попи, сжав его в последний раз, и выпустила из своих медвежьих объятий.

Дафна посмеивалась: без сомнений, картина была очень смешная. Попи – круглая, румяная, пышущая неукротимой энергией и эмоциями и двигающая бедрами и руками, словно в каком-то примитивном танце, посвященном богине плодородия. И рядом с ней Стивен – подтянутый, сдержанный, безупречно одетый и со столь же безупречными манерами, ни единого волоска, выбивающегося из прически, или лишнего жеста.

– А где Yia-yia? – озираясь, спросила Дафна.

– Она ждет нас дома. Ах, кузен Стивен, для тебя готовится большой сюрприз, – закудахтала Попи и ухватила Стивена под руку.

Дафна закусила губу, чтобы удержаться от смеха. Стивен, привыкший всегда все контролировать, сейчас выглядел так, словно опасался, что Попи съест его на завтрак.