— Совершенно верно.

— Ну вот видишь, — усмехнулся он. — Итак, скажи, что ты почувствовала, дотронувшись до моего мужского органа?

Арлетт заерзала на стуле.

— Беспокойство? — допытывался Клод. — Волнение? Вожделение?

Она закусила губу.

— Где?

Она ничего не ответила, потому что не могла произнести ни слова, чувствуя, как при взгляде на него в ней нарастает возбуждение, подобное тому, что охватило ее во сне, когда она боролась с драконом. Клод взял ее за руку и повел к кровати, и она, как послушная девочка, безропотно пошла за ним.

— Я отвечу за тебя: вот здесь, — произнес Клод, развалившись на кровати, словно ленивый кот, и указал на место чуть ниже своего живота. Арлетт проследила за его рукой, скользнувшей еще ниже. — И здесь.

Его ладонь застыла на том месте, где девушка заметила у него странную опухоль. Она ощутила жар и возбуждение в крови, вспомнив сон и монастырскую келью. Арлетт вдруг почувствовала приятное жжение в том месте, на которое показывал Клод.

— Не смущайся и поверь мне — я испытываю те же самые чувства, — заверил он девушку. — Особенно когда вижу тебя или думаю о тебе, о том, что скрыто от моего взора… — Он мечтательно зажмурился, улыбаясь дьявольской улыбкой. — Я часто думаю о твоих лодыжках… они такие изящные, словно точеные… Я думаю о том, какие они нежные на ощупь. Мне хочется поцеловать их, ощутить теплоту и гладкость кожи, — и он убрал свою руку. — Посмотри. Видишь?

Арлетт растерянно заморгала, видя, как опухоль чуть пониже его живота начинает увеличиваться прямо на глазах. Она вспыхнула до корней волос.

— Не думай, сестренка, что я несу какой-то бред, просто я — мужчина, и я хочу тебя. Очень хочу.

— И чего же конкретно ты хочешь? — ее голос подозрительно дрожал.

— Несмотря на все доводы рассудка, я хочу сделать тебе ребенка. — Заметив, что она потрясена его словами, он покачал головой. — И в этом нет никакого извращения. Такими создал нас Господь Бог. Всех до единого. Мои желания не зависят от меня и не связаны с моей испорченностью, ты, надеюсь, понимаешь это? Если бы на моем месте оказался любой другой мужчина, он испытывал бы к тебе те же самые чувства. А может быть, даже в более сильной форме, потому что не каждый умеет сдерживать свои страсти. Он, конечно же, врал бы тебе и себе, прикрываясь какими-нибудь высокими идеями. Но все в конечном итоге сводится к одному — удовлетворению животной страсти.

Арлетт закрыла глаза, учащенно дыша. Сама мысль о том, что у нее может быть ребенок от Клода, казалась ей, по крайней мере, странной. Не то чтобы она была ей отвратительна, просто Арлетт сейчас испытывала смешанное чувство обиды, унижения и возбуждения.

— Что касается тебя, — продолжал Клод, — и твоих ощущений в тот момент, когда ты отвечала на мои ласки и поцелуи, то все это естественно и обусловлено самой природой; поверь мне, я не лгу, моя девочка. Если же какой-нибудь святоша начнет убеждать тебя в обратном или захочет пристыдить тебя, просто прогони его. Он глуп и ничего не смыслит в жизни. Бог даровал нам это наслаждение, самое сильное из всех, которые я знаю.

Охватившее ее возбуждение Арлетт вряд ли назвала бы наслаждением, скорее это была пытка.

— Я хочу, чтобы ты немедленно прекратил эти разговоры и оставил меня одну, — пробормотала она. — Когда ты уйдешь, то перестанешь думать обо мне, а я — о тебе.

— Когда подобные желания овладевают человеком, от них невозможно так легко отделаться, и любая случайная встреча, взгляд, прикосновение могут воспламенить их с новой силой.

— А если ты будешь думать о чем-нибудь другом? — с надеждой спросила Арлетт. — О работе, о будущем Дома? Может быть, это поможет тебе отвлечься?

Он окинул ее своим затуманенным взором, и на губах его заиграла обольстительная улыбка.

— Ты полагаешь?

Арлетт взглянула на его плечи, руки, темные волосы, густые брови, жесткую линию подбородка и сильную шею и закрыла лицо руками.

— Но почему, почему? — застонала она. — Почему именно ты? Я же пыталась вырваться из плена своих полудетских грез, а сейчас мне кажется, что я просто ненавижу тебя.

— Благодарю, я польщен. Уверен, что особенно невыносимы для тебя мой великолепный внешний вид и выразительные глаза.

— Я ненавижу тебя, — зарыдала Арлетт.

Она села на кровать и уткнулась лицом в колени, обхватив их руками. Она пыталась спрятаться от его проницательного взгляда и скрыть правду, которая заключалась в том, что, глядя на Клода, она не могла не любоваться его фигурой, сильным мускулистым телом, исполненным мужской грации в каждом движении Она не могла не ощущать радостного трепета от его прикосновений, его ласк. Прежде Арлетт жила безмятежной жизнью, и у нее ни разу не возникло ни малейшего желания близости с каким-либо мужчиной. К Клоду же она испытывала, как ей казалось, подлинную страсть, которая становилась все сильнее с каждым днем, несмотря на то, что она считала интимную связь с братом одним из смертных грехов, даже несмотря на то, что он был ей неродным.

— Зачем тебе понадобилось затевать этот разговор? — жалобно спросила она. — Мы могли бы жить и без всех этих сложностей.

Клод резко сел на кровати и повернулся к ней.

— О простите меня, мадемуазель Невинность, но ведь я не слепой и прекрасно вижу, как ты пялишь на меня свои наивные, овечьи глаза, как ты смотрела на меня там, в келье. А у меня уже терпение на исходе! Из-за тебя я и так столько времени живу, как на вулкане, черт бы тебя побрал. Если ты и дальше подобным образом будешь смотреть на меня, я могу не выдержать и тогда покажу, как это происходит в жизни взрослых людей. Причем зачатия ребенка можно будет не опасаться, так как я достаточно опытен в подобных делах.

Арлетт закрыла рот руками, не сводя с него глаз и чувствуя, как бешено бьется сердце у нее в груди. В ушах стоял гул, казалось, еще немного и она лишится чувств. Всем своим существом Арлетт стремилась к Клоду.

— Ты действительно это можешь? — прошептала она глухо, не сознавая, что говорит.

Он переменился в лице, выражение ярости сменилось недоверчивой настороженностью.

— Да.

— Тогда… — Арлетт осеклась от волнения.

Стало тихо, только шелестели портьеры под порывами ветра, а на полу играли лунные блики.

— Чего ты хочешь? — очень тихо спросил он.

Арлетт закрыла глаза, но даже теперь она всем своим существом ощущала его присутствие. Ее рука соскользнула с колен и остановилась в дюйме от руки Клода. Он сидел совершенно неподвижно.

— Ты разрешишь мне «его» потрогать, — произнесла она полуутвердительно, полувопросительно, показав глазами на ширинку.

Арлетт закусила губу, невольно вспоминая недавний сон, когда ей снился дракон, прекрасный и вселяющий в душу ужас «Я — мужчина, — говорил он. — Я хочу тебя».

— Позволь, я этого хочу, — прошептала Арлетт. — Хочу.

ГЛАВА 8

Прошло два дня. Арлетт избегала встречи с братом. Теперь она, ложась спать, всегда запирала дверь своей спальни. Клод больше не повторял попыток проникнуть к ней в комнату.

Вечером третьего дня Арлетт решила, что она уже вполне справилась со своими чувствами и владеет собой. Она нашла брата в гостиной. Клод просматривал какие-то рисунки, на столике перед ним лежали раскрытые журналы мод, видимо, с понравившимися моделями, и образцы тканей разнообразной фактуры и расцветки.

— Я отметил несколько повседневных и вечерних туалетов специально для тебя, внес кое-какие изменения, чтобы ни у кого не было ничего подобного. За основу я взял новейшие образцы парижской моды, — увлеченно заговорил Клод, как будто не было той ночи и как будто они расстались всего пять минут назад, а это продолжение прерванной беседы. — Но ты можешь предложить что-нибудь свое. Посмотри, а позже мы все обсудим.

За ужином завязался непринужденный разговор, который касался только Дома Фере. После ужина они обсудили модели. Арлетт одобрила несколько рисунков, с трудом убедив Клода сократить количество складок и оборок на некоторых костюмах, и, в конце концов, был найден разумный компромисс. Исключение составили вечерние платья: Клод был непреклонен, заявив, что главное — поддерживать репутацию Дома. Нужно сшить такое вечернее платье, которое будет подчеркивать и оттенять красоту надетых ювелирных украшений Дома Фере — простота в этом случае неуместна.

— Все с любопытством будут смотреть, что надевает моя сестра на приемы. Хочу, чтобы ты поразила всех. Это ведь великолепная реклама. Я сам ношу изделия только своего Дома, но я мужчина. На твоей стороне основные преимущества — ты женщина, красивая и юная.

Перечить Клоду было невозможно, к тому же вечерние туалеты оказались великолепны, и Арлетт согласилась.

— Отлично, — удовлетворенно вздохнул Клод. — Я открыл для себя еще одно твое преимущество: ты держишься с достоинством, словно принцесса! А теперь выбери украшения.

Когда Арлетт сделала выбор, Клод не стал спорить, поскольку сестра проявила удивительный вкус. Он не скрывал своего одобрения.

Клода охватила радость: его мечта сбывается! Дом Фере станет семейным домом. Как ему хочется, чтобы Арлетт поскорее окончила этап обучения и начала по-настоящему помогать ему.

Переполненный чувствами, Клод воскликнул:

— Просто чудесно, что у тебя волосы золотистого оттенка, как у героинь картин Тициана!

«Интересно, какое впечатление произведут украшения «от Фере», когда Арлетт появится в обществе?» — думал Клод, оставшись один.

Вечером следующего дня Клод сам отвел Арлетт в ателье Готье, где с нее сняли мерки. Девушка отметила удивительную скрупулезность закройщицы и вспомнила слова Жанетт, что в престижных ателье измеряют даже обхват запястья.

Когда стало ясно, что, как ни торопись, ни один из туалетов не будет готов к вечернему походу в театр, Арлетт выбрала из коллекции ателье платье из синего шифона, которое тут же подогнали по ее фигуре, и она смогла его забрать.

Арлетт никак не удавалось собраться с мыслями. В глубине души она чувствовала себя виноватой в том, что почти забыла о цели, которой хотела достичь в жизни, о своих дерзких планах, погрузившись в мир грез, сладкая отрава которых казалась ей порой подлинным счастьем.

Арлетт переодевалась в своей спальне и уже была готова спуститься вниз, но тут вошел Клод с небольшой шкатулкой в руках. Арлетт в эту минуту как раз думала о нем и потому несколько смутилась. Совсем некстати она вдруг вспомнила его ласки, так возбудившие ее совсем недавно, и свой экстаз. Нет, он не должен больше прикасаться к ней! Этого нельзя допускать. Ей не хотелось вспоминать о том, что по ночам она постоянно мечтает о его ласках и ничего не может с собой поделать. Арлетт ругала себя за эти мечты, которым предавалась в то время, когда нужно было думать о своей судьбе.

Тем временем Клод подошел к ней вплотную и открыл шкатулку, в ней, мерцая и переливаясь, лежали жемчужные серьги, ожерелье и два браслета.

— Вот возьми… — сказал он. — Это как нельзя лучше подходит к твоему платью. Это украшения твоей maman. Я хотел передать их тебе в день твоей свадьбы, но решил, что теперь, когда свадьба отложена на неопределенный срок, ты можешь носить их в подходящих торжественных случаях.

Арлетт, глубоко тронутая, обняла брата.

— Я думала, что все продано для покрытия долгов!

— Твоя диадема и этот жемчуг — это все, что удалось сохранить из украшений Катрин.

— Я буду всегда хранить их.

Клод, застегнув ожерелье и поправляя его, коснулся шеи Арлетт, потом ключиц, нежно погладил по обнаженной части груди. Потом, склонив голову, стал ласкать губами ее шею, плечи.

— Благодарю за помощь, — сказала она и потупила взор, чтобы скрыть обуревавшие ее чувства. — Мне нужно спешить, невежливо заставлять Жанетт ждать.

Арлетт казалось, что она влюбилась в Клода с первого взгляда, еще ребенком, и с тех пор душой и телом принадлежала только ему. До некоторых пор она считала, что ее чувство останется безответным, что она вечно будет молча, на расстоянии обожать его, так как была застенчивой, неуклюжей, некрасивой девчонкой, в то время как он, в ее представлении, был просто красавцем.

Она никак не могла предполагать, что Клод вдруг ответит на ее любовь, почувствует к ней влечение… Когда он в первый раз поцеловал ее и назвал красивой, Арлетт решила, что брат смеется над ней — хотя зачем он это делает, она не могла понять. И вдруг оказалось, что все не так просто, что он испытывает к ней нежные чувства. Арлетт хотелось верить, что он не лжет ей. Все это было настолько невероятно, что походило на прекрасный сон.

Неудивительно, что у Арлетт голова шла кругом. Она была почти напугана свалившимся на нее счастьем.