Дороги почти свободны. Ну как же, суббота, погода отличная. С утра по дачам разъехались, поди.

Город закончился.

Солнце, нестерпимое солнце. За городом – еще снег на полях. На кладбище снега не было.

Егор нашел нужный участок. Высокий холм, над ним крест. А весь холм в цветах. Игрушки еще. Детские ботиночки. Все яркое, чистое, словно все эти вещи положили сюда недавно, их не успел ни дождь, ни снег тронуть.

– Лидуся… это папа тебе привез, – сказал Егор и аккуратно усадил куклу на земляной холмик сверху. С медальона на кресте на него посмотрела девочка – глазами ясными, как это весеннее небо над головой.

Его девочка. Он не сумел ее защитить.

Он опустился на колени, обнял крест.

Некоторое время Егор провел в таком положении – на коленях, опустив голову, с трудом дыша. Но чем дальше, тем легче ему становилось. Силы возвращались к нему.

Потому что Егор знал, что теперь ему делать.


…На обратном пути, подъезжая к городу, Егор опять набрал номер Даши.

– Алло? Ты опять? Что на этот раз?

– Даша, будь другом. Скинь мне все, что об этом типе знаешь. О мотоциклисте и его папаше.

– Зачем? – испуганно спросила Даша.

– Ну как… Должны же они ответить за совершенное преступление.

Опять пауза.

А затем Даша сказала, что сбросит все данные, которые у нее есть, на адрес его электронной почты.

– Тот, что у тебя на сайте указан, да? – добавила она.

– Да.

– Слушай, Егор… Ты… Ты, в общем… Ты все правильно делаешь, – вздохнула она. – Мы в свое время с Таей пытались справедливость восстановить, но у нас ничего не получилось. Надеюсь, у тебя получится… Я бы, знаешь… я хочу им отомстить.

– Я им отомщу. Они у меня попляшут, – хрипло, не узнавая собственного голоса, отозвался Егор.

– Правда? Накажи их. Накажи! – страстно, звенящим голосом закричала та.

Попрощались Егор с Дашей почти друзьями.

Егор наконец въехал в Москву. Город встретил его солнцем. Сколько солнца!

И тошно, и… одновременно словно камень какой с души у Егора упал, когда он наконец понял, что ему надо делать. Он должен наказать тех, кто виновен в смерти его дочери.

Но куда теперь ехать? Домой или… К себе домой Егор не хотел ехать. Там нечего делать. Ему не к кому ехать. Он всех потерял, даже лучшего друга.

Или… или к Тае поехать? Она одна у него осталась.

«Это нехорошо, – подумал Егор. – Я, получается, Таей хочу спастись. Я ее использовать хочу, как последний эгоист. У нее же там своя личная жизнь налаживается, а я к ней припрусь…»

К Тае ехать никак нельзя, но Егор ни о ком другом, кроме Таи, сейчас уже думать не мог. Вдруг вспомнил, как она сказала, перед тем, как показать ему ту видеозапись с Лидусей: «Когда-нибудь я стану счастливой».

Когда-нибудь. Когда-нибудь стану. Но не сейчас, получается, а потом, в неопределенном будущем?

Тая уверяла его, что в личной жизни у нее все в порядке. И Даша твердила настойчиво, что у Таи все в порядке, у сестры есть мужчина, их связывают серьезные отношения…

Да они опять лгали. Никакого мужчины нет, и серьезных отношений тоже. Было бы так, у Таи не вырвались бы эти слова – когда-нибудь я стану счастливой. Нет, конечно, можно их истолковать и по-другому, в том смысле, что когда-нибудь я еще рожу, у меня будет ребенок.

Но… нет. «Нет у нее никого. У меня только она, и у нее только я. И это больше, чем любовь, это судьба».

Егор, конечно, понимал краем сознания, что опять поступает так, как ему удобно. Ему хотелось встретиться с Таей сейчас, и все тут. Остальное не имеет значения.

Красный свет. Егор остановился на большом перекрестке, выхватил свой мобильный.

– Алло…

– Тая, это я. Ты одна сейчас?

– Это кто? Егор? Откуда у тебя мой номер?

– Ты одна сейчас, говорю?

– О… одна. А что? Мне скоро уходить. Я подрабатываю частными занятиями. Как логопед. Вот сейчас иду…

– Позвони, отмени прием.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила Тая.

– Потом. Позвони, отмени все, пожалуйста. Я сейчас приеду. Минут через десять, пятнадцать…

– Хорошо, – растерянно ответила бывшая жена.

Зеленый. Егор поехал вперед, кусая губы. Вот и тот район, неподалеку от метро «Первомайская». Тот дом. Адрес он помнил наизусть.

Позвонил по домофону:

– Открывай, это я.

В лифте вспомнил – надо было купить цветы. Забыл! Но ладно, это потом. Все цветы мира он потом подарит ей.

Нужный этаж. Егор вышел из лифта. Тая уже открыла дверь и стояла на пороге в коротком шерстяном сером сарафане, вишневой водолазке, и колготы на ней были тоже вишневого цвета, плотные. Как же она любила эти цветные колготы, эту дурацкую одежду… Тая – она такая, его Тая.

– Привет, – сказала она, отступая назад. – Я отменила прием. Но ты меня пугаешь. Что случилось?

Егор не ответил.

Он ворвался внутрь, ногой захлопнул входную дверь и схватил Таю в объятия.

– Что ты делаешь? – едва слышно пискнула она.

Он опять не ответил, покрыл ее лицо поцелуями. От Таи пахло солнцем – чем-то таким, теплым, приятным, знакомым.

Егор поцеловал ее в губы.

Тая не сопротивлялась. Она просто стояла и позволяла делать с собой все что угодно.

– Ты ведь врала… Врала опять. Нет у тебя никого. Да?

– Егор…

– Врала. Давай слово друг другу дадим – никогда больше не врать. Ни словечка…

– Егор…

– Мне сейчас уйти или остаться? – Он схватил ее за плечи, отстранил, глядя бывшей жене в глаза. Глаза у Таи были огромные, рыжевато-карие – как у олененка. Нижние ресницы слиплись. От слез?

– Пожалуйста, – спокойно сказала она, пытаясь осторожно высвободиться из его рук. – Пусти меня.

* * *

Еще тогда, в прошлую их встречу, когда она показывала Егору видеозапись с Лидусей, Тая поняла – просто так бывший муж от нее теперь не отстанет.

Это было и хорошо, и плохо.

Хорошо – потому что он показал себя человеком неравнодушным и совестливым. И одновременно не жестокосердным. Он не уничтожал ее упреками (скрыла родную дочь!), он, похоже, был до глубины души потрясен, увидев на видео Лидусю такой… живой.

Он наверняка стал бы прекрасным отцом их дочери. Он любил бы Лидусю, он делал бы все то, что должен делать хороший отец, и даже больше. Не потому, что должен, а потому, что любил бы Лидусю. И хотел бы являться ее отцом.

Но плохо то, что, похоже, эта невыплеснутая отцовская любовь раздирала Егора изнутри. И он стремился теперь к бывшей жене, чтобы разделить свою боль с Таей. А с кем же еще, как не с матерью своего ребенка…

Но он делал это не потому, что он любил ее, Таю, а потому, что он – полюбил Лидусю. Егор в Тае видел лишь мать своего ребенка. Нечто священное, что надо любить.

Но эти чувства не имели к настоящей любви, любви мужчины и женщины, никакого отношения. Егор на самом деле любил Лизу, свою нынешнюю жену. Только он не понимал этого.

Пройдет время – и он опомнится, поймет, что с Таей жить как раньше невозможно, что сердце его принадлежит Лизе, а… а Лизу-то он уже потерял.

То есть пока еще Егор ничего этого не осознает, но, похоже, он уже готов наломать дров.

Вот об этом думала Тая в прошлый приход Егора. Думала о том, как ей остановить его, заставить образумиться…

Задача сложная. Потому что Тая вопреки доводам разума хотела, чтобы Егор приходил к ней снова и снова.

…Он появился вновь в ее жизни даже раньше, чем ожидала Тая. Слишком быстро. Позвонил в один прекрасный день и потребовал отменить все дела ради него.

Как это мило, гм… В этом он весь, эгоист до мозга костей. Но сердиться на бывшего мужа Тая почему-то уже не могла. Раньше, в браке, ее бесил эгоизм Егора, теперь – нет.

Ну да, он страшный эгоист, Егор Сахно. Он такой. Она любит его со всеми его недостатками. Она принимает его любым.

Он простил ей то, что не всякий мужчина может простить. Он эгоист, но он и – великодушный.

Столько лет не появлялся… Тая о нем вспоминала часто, конечно, но думала, что ее любовь к бывшему мужу иссякла уже, ее не осталось. Но стоило Егору появиться – все пересохшие русла вновь наполнились бурным потоком, который грозил снести любое препятствие на своем пути.

Ее единственный. Другого – не найти.

Звонок домофона.

– Открывай, это я! – требовательный голос из переговорного устройства.

Тая стояла у распахнутой входной двери, ждала Егора, слушала, как в шахте шуршит лифт, подымаясь.

И она не знала, что ей делать дальше.

Дверцы лифта распахнулись, из них стремительно вышел Егор. Молодой и красивый мужчина. Волосы взъерошены, вид серьезный, глаза горят. Одет неформально в этот раз – в джинсах, свитере грубой вязки.

– Привет, – сказала Тая, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. – Я отменила прием. Но ты меня пугаешь. Что случилось?

Егор не ответил.

Он ворвался внутрь, ногой захлопнул входную дверь, и… буквально сграбастал Таю, сжал ее в объятиях. Она едва смогла произнести:

– Что ты делаешь?

Но Егор вместо ответа принялся целовать ее лицо. Потом впился поцелуем в губы.

Все так, как она мечтала.

– Ты ведь врала… Врала опять. Нет у тебя никого. Да? – задыхаясь, пробормотал бывший муж.

– Егор…

– Врала. Давай слово друг другу дадим – никогда больше не врать. Ни словечка…

– Егор…

– Мне сейчас уйти или остаться? – Он отшатнулся назад, держа ее за плечи. Глаза у него сверкали холодным, светло-голубым огнем.

– Пожалуйста, – из последних сил пролепетала Тая, пытаясь отцепить его руки от себя. – Пусти меня.

– Нетушки, – непреклонно, нагло произнес он, продолжая буравить Таю все тем же льдистым, пронзительным взглядом.

Ну и все, она под этим взглядом сломалась…

Сама протянула ладони, коснулась его щек.

Он опять стиснул Таю в объятиях. Зачем-то понюхал ее макушку. Потом опять принялся целовать.

«Это сон… – подумала Тая. – Мне, наверное, все это кажется!» Она понимала, что это не сон, но тем не менее ущипнула себя за бедро.

Потом Егор подхватил ее на руки, унес в комнату.

– Ты уверен…

– Да.

– Егор, пожалуйста… – сделала Тая последнюю попытку сопротивляться.

Но это не помогло. Похоже, Егор не слушал ее.

Каким образом она оказалась раздетой и когда скинул с себя одежду Егор – Тая не поняла.

Лишь почувствовала, что они снова вместе – кожа к коже, сердце к сердцу. Тепло его тела…

Значит, этот красивый мужчина рядом – правда, не снится ей? Он наяву, он рядом. Он знаком и незнаком ей. Он семь лет принадлежал другой женщине.

Тая почувствовала, как слезы закипают на глазах.

– Я тебя ненавижу! – прошептала она и стукнула Егора кулаком по плечу. – Скотина…

Он засмеялся, перехватил ее руку, поцеловал сжатый кулак.

– А ты моя Тая… – с нежностью произнес он. – Льдинка-снежинка. Снежинка на моей ладони. Растопить бы этот лед…

Он был, как и семь лет назад, нежен, страстен, неутомим. Собственно, они поженились когда-то именно потому, что непрерывно занимались любовью. Глупый брак по страсти. И те три года, что они провели в браке, они занимались только этим. Слишком часто и слишком жадно.

Даже когда дело шло к разводу, они тоже продолжали делать это…

Разводились, когда Тая носила под сердцем ребенка – плод этой неукротимой, животной, юношеской страсти.

Не любви, а страсти – так думала тогда она, пытаясь смириться с разводом, с расставанием с мужем.

И все эти годы Тая пыталась уверить себя, что любви никакой не было, одна эта глупая страсть. Молодость и глупость.

А сейчас тогда что?

Опять все то же самое, опять они сплетаются в единое целое, туго-натуго, и вместе, одновременно пытаются достичь кульминации и вместе войти в рай.

Где только они, и никто больше.

Именно в эти короткие минутки Тая и смогла забыть о Лизе.

О том, что этот мужчина рядом больше не принадлежал ей – Тае. О том, что семь лет, прожитых друг без друга, разделяли их. Они вновь как будто стали мужем и женой. Теми прежними Егором и Таей…

Это ощущение буквально сразило молодую женщину.

Оказывается, нет ни времени, ни расстояния, ни других людей. Только он и она… И опять они вместе повторяют все тот же нехитрый ритуал, старый танец.

И она действительно снежинкой тает, тает в объятиях бывшего мужа… Когда они, растворившись друг в друге, перемешавшись в единое целое, еще трепетали в последнем, полном электричества па, у Таи вырвалось удивленное:

– Ах.

…Лишь через несколько минут, когда сердце успокоилось, стало биться ровнее, только тогда – прежний холод подступил к груди. Тая опять вспомнила о том, что они с Егором – не вместе, что их разделяют и годы, и люди, и в ту же реку им не войти, как ни старайся.

Тем не менее Егор остался у Таи. И в этот вечер, и ночью. И на следующий день. Все было как тогда, в юности. И даже лучше, потому что молодая женщина уже не боялась того, что все это закончится. А чего бояться – и так ясно, что все уже давным-давно закончилось. Семь лет назад.