Ви Киланд - О, мой босс!

Я снова поехала к нему и доехала до нужной станции с восходом солнца. В этот раз в его особняке горел свет. Почта больше не торчала из ящика, висевшего рядом с дверью.

Я позвонила в звонок и с тревогой ждала. Через пару минут дверь открылась. Я затаила дыхание и ждала, когда Чейз заговорит.

Но он молчал! Что еще хуже – он не открыл дверь и не пригласил меня внутрь, а вышел на крыльцо. Сохраняя дистанцию между нами, Чейз уставился куда-то вдаль, но не на что-то конкретное.

– Чейз?

Я сделала шаг вперед, но остановилась, учуяв запах. Алкоголь буквально сочился из пор. И тут я поняла, что на нем те же рубашка и брюки, которые были в последний раз, когда я видела его на работе, мятые, как черти, да и галстук отсутствовал, но одежда, определенно, та же.

Он все еще не отвечал и не смотрел на меня.

– Чейз? Что происходит? Ты в порядке?

Молчание причиняло боль. Такое ощущение, словно кто-то умер, а он не может сказать это вслух, не может взглянуть горю в лицо.

О господи. Кто-то умер?

– С Анной все в порядке? С ребенком?

Он закрыл глаза.

– С ними все нормально.

– Что происходит? Где ты пропадал?

– Мне нужно было побыть одному.

– Это как-то связано с той женщиной, с которой я видела тебя около твоего кабинета?

– Тебя это не касается.

– То есть связано? – Мой голос сначала был высоким и пронзительным, но я перешла на шепот.

– Я не понимаю.

Впервые Чейз посмотрел наконец на меня. Когда наши взгляды встретились, я прочла в его глазах сразу калейдоскоп эмоций: обида, боль, печаль, гнев. Я ахнула. Не потому что это меня испугало, а потому что я прочувствовала его боль. Моя грудная клетка сжалась, в горле застыл комок, стало трудно глотать.

Хотя он всем телом просил не трогать его, я протянула руку, желая утешить его, но он отпрянул от меня, как от огня.

– Чейз?

Он покачал головой:

– Прости.

Я нахмурилась, отказываясь понять.

– Простить? За что? Что происходит?

– Ты права. Мы работаем вместе. Между нами ничего не должно было быть.

Мне показалось, будто меня с размаху ударили по лицу.

– Что?!

Он снова посмотрел на меня, наши глаза встретились, но я почувствовала, что он не может меня видеть. Почему он кажется таким потерянным?

– Я надеюсь, ты останешься. Джош очень тебя ценит.

– Это шутка? Что происходит? Я не понимаю!

Внезапно на его лице проступила обида, а мне вдруг захотелось, чтобы эта обида была сильнее. Я чувствовала себя использованной и ничтожной. Мне было стыдно. Я ненавидела его за это чувство. Это Чейзу должно было быть стыдно за свое поведение.

Он повесил голову, не глядя на меня, как последний трус.

– Мне жаль!

– Жаль? Я даже не понимаю, о чем ты жалеешь?

– Я не подходящий для тебя мужчина.

Я сделала шаг к нему и заставила посмотреть на меня.

– Знаешь что? Ты прав. Поскольку «подходящему мужчине» хватило бы смелости сказать правду. Я понятия не имею, что происходит, но не заслуживаю подобного.

Я увидела вспышку чего-то в его глазах, на долю секунды мне показалось, что он сейчас меня обнимет. Но он не обнял, а сделал шаг назад, словно бы нуждался в расстоянии, чтобы удержаться и не дотрагиваться до меня.

Я начала отворачиваться, мне хотелось убраться восвояси, пока я не растеряла остатки собственного достоинства, но потом повернулась к Чейзу:

– Знаешь, что самое плохое? Ты первый человек, заставивший меня почувствовать себя в безопасности, с самого моего детства.

Чейз – два дня назад

– К вам пришла детектив Балзамо.

Лицо секретарши было настороженным, когда она зашла в мой кабинет. У меня на одиннадцать была назначена встреча, и я уже выбился из графика после того, как директор по маркетингу нарушил мои планы, явившись, чтобы высказать, что он думает по поводу моих новых отношений.

Твою мать, день все лучше и лучше с каждой минутой.

– Вы не могли бы позвонить в «R&D» и сообщить, что мне нужно перенести встречу?

– На сегодня, но попозже?

– Нет. Пока без конкретики.

Она кивнула.

– Пригласить детектива?

– Дай мне пять минут, потом пусть она войдет.

Я закрыл жалюзи и открыл сообщение от Риз. Она отменяла наш совместный обед. Может ли этот день стать еще хуже?

Наверное, мне не стоило испытывать высшие силы таким вопросом.

Нора Балзамо была ведущим детективом по делу Пейтон. Ей было чуть за тридцать, стройная, привлекательная, со светлыми волосами, всегда убранными в хвостик. Когда мы встретились впервые, она показалась мне слишком маленькой – я в прямом смысле слова смотрел поверх ее головы, – и я попросил капитана дать мне более опытного детектива. Я никогда не давал ей ни единого шанса.

Те первые дни после смерти Пейтон определенно были не лучшими для меня. Оглядываясь назад, могу сказать, что хотел, чтобы все вокруг меня поплатились, особенно копы. Я винил их за то, что они не помогли Эдди. Если бы они вмешались, то все было бы иначе. Сегодня, хотя мне по-прежнему трудно говорить о Пейтон, мне куда лучше, я понимаю, что прошлое помогло мне стать тем, кто я есть сегодня. Уверен, моя психотерапевт разъезжает на «Рэндж Ровере», купленном на деньги, которые она заработала за сеансы, благодаря которым такое принятие вообще стало возможным несколько лет назад.

Я встал, когда детектив Балзамо вошла, и обогнул стол, чтобы ее приветствовать.

– Рад вас видеть, детектив.

Она улыбнулась:

– А я была уверена, что вы бегаете от меня последние две недели.

Я напрочь забыл, что она звонила.

Я хихикнул:

– Может, вы и правы. Уверен, вы чудесный человек, не поймите превратно, но я никогда не жду наших встреч.

Она улыбнулась, я жестом пригласил ее сесть у окна.

– Хотите что-нибудь попить? Может, бутылку воды?

– Спасибо, не нужно. Как поживаете?

– Хорошо. Даже отлично!

Я сел напротив нее и заметил, что она смотрит через мое плечо в окно. Невозможно было пропустить гигантское лицо Пейтон, все еще нарисованное на здании напротив нашего. Она перевела взгляд на меня, так и не задав вопрос, по крайней мере вслух. Эта женщина обладала талантом вытаскивать из меня больше информации, чем я хотел.

– Вообще-то мы планируем новую маркетинговую кампанию.

Она кивнула, задумчиво глядя на меня. Наверное, это моя личная паранойя, но рядом с копами мне все время кажется, что меня изучают.

– С чем связан ваш сегодняшний визит, детектив?

Она сделала глубокий вдох.

– У меня есть новости по расследованию дела мисс Моррис.

Сначала после убийства Пейтон мне просто нужно было с кем-то поговорить о деле. Я постоянно притаскивался в участок, чтобы повторить свои показания или требовать отчета о том, что нового. Потом я стал злоупотреблять алкоголем, визиты стали ежедневными и скорее напоминали тирады обиженного человека. Я не спал, не ел, пил на завтрак, зачастую забывая добавить к алкоголю кашу.

Наконец детектив Балзамо пришла ко мне домой в пять утра в надежде застать меня трезвым, как она сказала, и попросила не приходить в участок.

Я сначала ее особо и не слушал.

А когда наконец прислушался, то она пообещала: если когда-нибудь дело Пейтон сдвинется с мертвой точки, то я узнаю первым. Сегодня я впервые услышал от нее такие слова.

Детектив Балзамо откашлялась:

– Две недели назад одна женщина очень сильно пострадала. Проникающее ранение в грудную клетку. – Наши глаза встретились. – В городке для бездомных.

– Том самом?

– Нет, в другом. И участок тоже другой. Вот почему детективы, которые вели дело, сначала не увидели связи. Женщина провела без сознания несколько дней, а когда очнулась, мы выяснили, что она официантка. Оказывается, она заходила к бездомным после смены и приносила из кафе, где работала, остатки еды. Она была благотворительницей.

– Как Пейтон.

Она кивнула:

– Когда я услышала это на утренней летучке, внутри что-то щелкнуло, и я попросила судебно-медицинского эксперта сравнить фото ран по новому делу с фотографиями из дела мисс Моррис.

– И характер ранений совпал?

– Да. У ножа на лезвии небольшая зазубрина, поэтому остается весьма отличительный след.

– Опять те подростки? Прошло уже семь лет.

– Мы так сначала и предположили. Банда подростков, которую мы разыскиваем семь лет, все еще терроризирует бездомных, и еще одна неравнодушная жертва попала, скажем так, под перекрестный огонь. Но когда мы поговорили с пострадавшей, то оказалось, что на нее напала не банда подростков.

Вот что она хотела сказать мне лично. Нечто столь важное, что она даже явилась в офис без приглашения. Она знала что-то, что я хотел услышать. Что должен был услышать. Ярость, которую я чувствовал так долго после потери Пейтон, снова вернулась, заклокотала внутри и побежала по венам.

Моя рука задрожала, и я сжал ее в кулак.

– А кто это был?

Она вдохнула и сказала:

– Мне жаль, что приходится говорить такое, Чейз, но это был… Эдди.

* * *

Мы говорили больше двух часов. Я заставил детектива рассказать мне все от и до, причем несколько раз. Я мерил шагами кабинет, словно лев в клетке, собирающийся атаковать.

Почему-то было легче представить, что за такое жестокое преступление ответственна группа подростков‑наркоманов из неблагополучных семей. Но мир полная помойка, раз виновным оказался бездомный, которому пытались помочь много лет. Я не хотел верить, что это правда.

– А где он?

– Эдди? Заключен под стражу.

– Мне нужно его увидеть.

– Плохая идея. Я знала, вам нелегко будет это услышать, но надеюсь, зная, что дело закрыто и убийца проведет за решеткой всю оставшуюся жизнь, вы в итоге сможете двигаться дальше.

Но я уже начал двигаться дальше. Было такое чувство, что у меня украли свет, который я только-только начал видеть после долгих лет, когда шагал в темноте.

Я рассмеялся, как маньяк.

– Двигаться дальше! Да я уже двигался.

Детектив Балзамо разинула рот.

– Простите, я не знала.

– Но зачем? Зачем он напал на Пейтон?

Она шумно сглотнула и посмотрела на свои туфли, а когда подняла глаза, то заговорила тихо:

– Он ее любил. Видимо, он узнал, что она помолвлена, это послужило толчком. Он психически не устойчив.

– Его вообще будут судить или признают невменяемым?

– Мы пригласили двух психиатров оценить его состояние. Оба сказали, что он вполне способен отличить правильное от неправильного. У него, определенно, есть психические проблемы, но он не сумасшедший, его будут судить.

– Он признался?

– Да. Это было сложно. Пришлось собирать по кусочкам материалы двенадцатичасового допроса, поскольку все ответы были одно- или двусложными. Но все срослось.

– А ели бы не срослось? Его опознала жертва, так что его судили бы за убийство первой степени[18] или за покушение на ту официантку. Что касается дела мисс Моррис, то прокурор говорит, что хватит вещественных доказательств, чтобы упрятать его за решетку даже без признаний. Нож нашли при нем, и мы побеседовали с работниками в ночлежке. Они помнили, как он резал еду карманным ножом и как выглядел нож. Старинный, редкий офицерский нож с ручкой из ореха.

Из ореха.

Я оцепенел.

– На ручке были инициалы.

– Да. А откуда вы знаете?

Я пропустил ее вопрос мимо ушей, поскольку требовался немедленный ответ на мой собственный вопрос. Мое сердце билось со скоростью тысяча миль в час. Мне казалось, от давления грудная клетка треснет и взорвется изнутри.

Детектив Балзамо уставилась на меня, нахмурившись. Я ей все объясню, когда услышу ответ. Мне нужен ответ.

– Что за инициалы?

Видимо, она почувствовала всю неотложность, залезла в карман и вытащила блокнот, пролистала несколько секунд, пока я сидел без движения. Все мускулы в моем теле напряглись. Наконец она остановилась и ткнула в блокнот.

– Инициалы С. И.

Чейз – семь лет назад

Двадцать семь стежков на голове. Пейтон все это время держала Эдди за руку, хотя мне он не позволил приблизиться ближе чем на полметра. Каким-то образом Пейтон удалось получить пропуск в зону с надписью «посторонним вход воспрещен», которой Эдди окружил себя как невидимым щитом.

Я смотрел на Пейтон. Думаю, удивляться не стоит. Пейтон красивая, нежная, манящая. Какой мужчина в здравом уме отказался бы от ее прикосновений?

Доктор в «Скорой помощи», который зашивал Эдди голову, вызвал меня из смотровой поговорить.

– У него целая коллекция свежих шрамов на лице и голове, – сказал он, когда мы оказались в коридоре. – Причем один явно нанесен каким-то лезвием. Судя по краю раны, зубчатым лезвием. Наверное, кухонным ножом, насколько я могу предположить. Если бы удар был нанесен буквально на полсантиметра правее, он бы лишился глаза.