Каролина Дэй - О, мой герой

— Откуда досье? — спрашиваю у все еще стоящей рядом Вики.

— Ребята прислали первую часть. Для глубокого поиска попросили время.

Теперь ясно, почему складывается ощущение, что читаю информацию из интернета. Все равно странно, что ни одной грязной статейки об этом перце нет. Либо мои люди плохо работают, либо Кощеев хорошо маскируется.

— Михаил Алексеевич, ваш бинт.

Вот черт! Повязка на руке развязалась. Ведь недавно перевязывал, а тут... вообще, можно было бы и не бинтовать, но в первый раз на этом настояла Лида, а потом я сам скрыл следы драки, чтобы не шептались за спиной. Да, да, нашим работникам только повод дай — разнесут все в мгновение ока.

— Принеси, пожалуйста, бинты из аптечки.

— Давайте я перевяжу, — предлагает моя секретарша, держа в руках аптечку. Она, оказывается, у меня в шкафу лежала все это время, а я даже не знал.

— Ну, давай.

Подставляю свою ладонь под ошарашенный взгляд секретарши. Что, не ожидала, что соглашусь? Сама же предложила, а теперь заднюю хочешь дать? Или мне кажется?

Через пару секунд Вика взяла все необходимое из аптечки и начала процедуру. Медленно. Слишком медленно и заботливо. И руки совсем другие. Не такие нежные, не такие гладкие. Не как у Лиды.

Вчера она так обеспокоенно на меня смотрела, так сильно настаивала, чтобы я поехал в больницу, сама обрабатывала царапины и ссадины на теле. Вот когда мне в последний раз кто-то раны залечивал? Знаете когда? Лично я нет. Не замечал, чтобы кто-то беспокоился обо мне, кроме родителей, и то в детстве.

Снова эти воспоминания. Они не дают покоя уже который день. Ни работать нормально не могу, ни сидеть.

— Не туго? — девушка прерывает поток воспоминаний.

— Нет.

Хотя немного туговато, если честно. Лида не так делала.

— Михаил Алексеевич, — Вика все-таки немного расслабляет бинт, прежде чем завязать бантик. — А те слухи в интернете о вашей драке с Кощеевым правда?

— Знаешь, — громко выдыхаю, прежде чем ответить, — я бы так не сказал.

— Тогда почему у вас порезы на руках? Он на вас напал?

Ну, начинается! Опять сплетни собирает, чтобы подружек удовлетворить? Конечно, я доверяю своей секретарше, но не до такой же степени.

— Спасибо, что перевязала, Вика, — выдергиваю руку и принимаюсь раскладывать принесенные недавно бумаги по местам.

— Нет-нет, вы не поняли, — вдруг внезапно она разворачивает меня на стуле лицом к себе. — Просто я переживаю. Вы какой-то странный в последнее время.

— Думаешь?

— Так и есть, — девушка часто кивает.

— И в чем же я странный?

— Ну, — она немного медлит, а затем выдает: — То слишком радостный, то слишком грустный. Раньше вас можно было увидеть и не волноваться, а тут... не знаю даже.

— Смотрю, ты хорошо меня изучила.

Понятия не имею, зачем я добавляю эту фразу. Скорее, чтобы не молчать после ее слов. Но лучше бы я держал язык за зубами. Лучше бы так.

— Лучше, чем вы думаете.

Потом происходит то, чего я вообще не ожидаю. Вика наклоняется ко мне и касается моих губ своими, прикрыв при этом глаза. Стоп-кадр, блин. Вот знаете, происходящее больше напоминает мне сцену из фильма. Полный трэш произошел, если бы сюда зашла Лида и увидела нас. Но, слава небесам (или кто-там наверху нашими жизнями управляет?), кабинет остается закрытым, как и раньше.

А эта красавица все целует. И губами работает, и языком обводит контур моих губ, и еще какие-то ухищрения применяет. А я? А что я? Да я в ахуе просто! Пошевелиться не могу от шока, словно гвоздями к креслу прибили, а тут еще и Вика собралась сесть на колени. Так, стоп!

Что будет, если нас увидит Лида? Что она почувствует? Я же только что ее предал!

— Тихо-тихо, — аккуратно отталкиваю девушку. Она смотрит на меня горящими глазами, рассматривает мои губы, а своими наманикюренными пальцами прикасается к моему лицу. К щекам, к губам.

— Ой, простите, пожалуйста! Я... я больше не буду, честное слово, только не увольняйте!

Ну что за театр? Чуть что, так сразу увольнение. Надо сказать, сам виноват, что поддался манипуляциям девушки. Красивая она, между прочим. Эффектная. Мечта любого холостяка.

Только моя мечта сейчас, судя по часам, должна вот-вот подняться с кровати и заварить себе чай. Потом обсудить подготовку к дипломному проекту со своим руководителем и позвонить мне.

— Это ты прости. Давай сделаем вид, что ничего не произошло.

— Да? — она удивленно распахивает глаза. — Ну, ладно.

— Свари мне еще кофе и можешь взять перерыв.

— Спасибо, — Вика неуверенно шагает к выходу из кабинета, но останавливается на полпути. Прямо у двери. — Знаете, я все это время думала, что вы мне небезразличны, но сейчас мне кажется, что я влюбилась не в того. Спасибо вам, Михаил Алексеевич!

— Не за что.

Не сразу понимаю, к чему это вообще сказано, но затем, спустя какие-то бесконечные секунды, осознаю смысл ее поступка, осознаю саму ситуацию и то, что она мне дала. Нет, не Вика, а именно этот поцелуй. Ведь во время него я думал далеко не о секретарше, а о совершенно другой девушке, о других губах, о другом теле.

Ведь теперь мне не только Буфера нужны, но и она сама нужна. Целиком. Со своими недостатками и достоинствами. С взрывным характером и милыми чертятами в серых глазах. С красотой, которой обладает не каждая женщина.

И дело уже в ней. В женщине, которая поселилась в сердце, заставляя его биться чащ. Кажется, я знаю, что делать.

Спасибо тебе, Вика...

Эти несколько дней пролетели, как один. Та же рутина, те же задачи, то же настроение. Ну, точнее настроения никакого не было в принципе. Были лишь мысли, которые не давали покоя. И нет, они не касаются Миши, ибо здесь и так все яснее некуда. Наверное.

Тот разговор с Янкой никак не выходил из головы. Точнее ее слова о маме. О том, как она подглядывала за ней и заметила таблетки в ее руках. А главное, я об этом не знала. Ни о таблетках, ни о мамином здоровье. Они вместе с отцом затухали. Увядали. Вместе. И причиной этому была бутылка водки, которая периодически стояла на кухонном столе.

Но сейчас все поменялось...

Этот шаблон, сформировавшийся в голове давным-давно, потихоньку рассеивался. Точнее не так. Он ломался, а разум пускался в размышления и придумывания оправдания. Ведь я хотела этого. Хотела оправдать родителей и не делать из них монстров. Но от реальности не убежишь. И тогда я не смогла простить их поступки.

— Лид, с тобой все в порядке? — спрашивает Янка, заглянув перед уходом на кухню.

— Да, все отлично.

После того случая мы не заговаривали о родителях. Она забыла об этом, а я, наоборот, — сутками напролет вспоминала то переломное событие, после которого наши жизни пошли под откос. И нет, это не смерть на месте автомобильной аварии.

Это исхудавшие родители, которых я обнаружила на кухне с рюмками и бутылкой паленой водки.

Брр! Даже вспоминать противно! А что случилось потом, вы и сами знаете. Не хочу по сто раз прокручивать в голове тот сложный год, когда моя жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. В лучшую ли сторону? Сейчас, смотря на ситуацию под иным углом, понимаю, что, наверное, да. Иначе я бы не познакомилась с такими хорошими людьми, как наши девчонки (ну, почти хорошими), не закалила бы характер с клиентами-приставалами. И не встретилась бы с Мишей.

Что было бы, если...

Вопрос достаточно универсальный и подходит практически под все ситуации, поэтому отвечать на него не вижу смысла. Что случилось, то и случилось.

Но в голове сейчас другие мысли. Другие планы. Другое видение. Наверное, я бы никогда не решилась на ответственный шаг, если бы не слова Яны. Рано или поздно это должно было случиться.

Отпираю давно забытую комнату, где в самые тяжелые времена пряталась Янка. Она ночевала здесь, когда только-только умерли родители, приходила сюда, когда получила два по математике. А я ни разу здесь не была со дня их смерти. И сейчас эта запущенная комната с горой пыли на мамином туалетном столике и папином столе, где все еще лежали рабочие документы, впервые что-то тронула в груди.

Их вещи остались на месте. Одежда, туалетные принадлежности, статуэтки, которые собирал папа. Даже лотерейные билеты хранились еще с начала двухтысячных. Мама все надеялась выиграть автомобиль. Вот и выиграли на свою голову.

— Девочки! — мама заглядывает в нашу с Яной комнату, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Мы с папой приобрели машину! Хотите взглянуть?

— Ура! — визжит Янка и тут же вскакивает с кровати. — Конечно хочу!

Она уже одной ногой из квартиры вышла вместе с папой, сверкая длинными светлыми волосами, в то время как мы с мамой остались на тех же местах. Я — на кровати, окруженная конспектами, а она — возле двери. И нет, мне интересно взглянуть на радость нашей семьи, только во мне это вызвало другие эмоции.

— Откуда?— спрашиваю в лоб.

— Ты о чем?

— О машине. Откуда она?

— Выиграли в лотерею.

Мама не перестает улыбаться. Смотрит прямо на меня своими потухшим серым взглядом. Делает вид, что все в порядке, что под глазами нет кругов и отеков от вчерашней пьянки, а руки не подрагивают... Отчего? Неизвестно. Не врет. На этот раз. Но почему-то я больше не верила. Ни ей, ни отцу.

— Надеюсь, вы не оформили на нее кредит.

— Лидия! Сейчас же прекрати!

— Что прекратить? Вы когда в последнее время на работу выходили? Напомнишь? Вот и я не знаю. Не стоит тратить деньги на ерунду!

Молчит. Не отвечает на мой выпад, хотя, зная маму, она обязательно всыпала бы по первое число, если бы я оказалась не права. Но ее бездействие доказывает как раз обратное. Мои слова абсолютно правдивы.

— Однажды ты поймешь, зачем мы это сделали, — говорит она тихо-тихо и закрывает за собой дверь. Так же тихо. И если бы я знала, что произойдет несколькими часами позже, то обязательно вывела бы ее на прямой разговор, выяснила бы, почему они скатились на самое дно.

Но этому не суждено было случиться...

Черт! И зачем я пришла сюда? Чтобы грудь снова сдавило от досады? От беспомощности? От ощущения, что родные люди пырнули тебе нож в спину? Или сковырнуть давно зажившую рану и ощутить, как она снова начала кровоточить?

«Ты хотела в очередной раз найти им оправдание», — подсказывает голос разума.

А есть ли это самое оправдание? Может, я опять все выдумала и зацепилась за слова сестры? Тогда она была совсем маленькой и вероятнее всего перепытала те же таблетки с... наркотой. Ну, нет! Это уж точно из области фантастики. Не могли же наши родители настолько низко пасть.

Залипнув на папином столе, вижу какую-то бумажку, спрятанную под пыльной увесистой папкой. Она не особо примечательная, и я бы вряд ли обратила на нее внимание, если бы не увидела одно слово, выделенное жирной ручкой. «Важно». И телефон.

Все это обведено красными кругами по несколько раз. Так мама делала, чтобы что-то не забыть. Но почерк папин. А номер... Номер-то чей? Незнакомый вроде как. А если в интернете вбить? Бесполезно. Гугл результатов не дал. Его только через органы пробить.

Или через большие связи...

А я знаю, где эти самые связи можно раздобыть.

«Привет. Как насчет поужинать вместе?» — приходит сообщение от тех самых связей. То есть от боссца. А если быть еще точнее, то от Миши.

«Привет. Я не против, но только при одном условии», — отправляю ответ.

«Слушаю».

«При встрече. Увидимся в клубе».

— Ли-ид! — она смотрит на меня умоляющим взглядом. Как Арчи в детстве, честное слово.

— Нет!

— Ну пожалуйста!

— Нет, я сказала!

— Они такие классные!

— Одни ты уже испортила, вторые не дам в обиду! — отвечаю, надевая как раз те самые ярко-красные замшевые туфли на высоком каблуке с золотистыми шипами, которые Янка так хотела стащить. Их уж точно никому не отдам, они мои любимые.

— У меня завтра экзамен!

— Тебе нужно об экзамене думать, а не о туфлях.

— Лид, не будь занудой!

И все повторялось по новой. Каждый месяц Янка пытается что-то у меня стащить, и каждый месяц я говорю нет. Даже после той ситуации с ее шизанутой одноклассницей жертвовать любимыми туфлями не особо хочется. Тем более в этих туфлях я хотела пару номеров станцевать в клубе.

— Давай сделаем так, как только ты сдашь экзамены, мы купим тебе нормальные туфли на выпускной, ладно?