– Майя Анатольевна, как и всегда.

– Добрый совет?

– Хотя бы злой, я на все согласна. А то я совершенно не знаю, что делать. Меня всю жизнь учили говорить правду, понимаешь! Мама учила, и папа учил.

– Ну, так и говори ее.

– Не хочу! – удивленно ответила я. – Сама не знаю, почему, но не хочу. А ты – специалист по вранью.

– Я бы попросила!

– Ты постоянно меня о чем-то просишь, я давно уже не жалуюсь. Так вот, задачка для тебя. Дано: я случайно – заметь, совершенно ненамеренно – привела в дом чужого мужика. Как так вышло, спросишь ты? Тоже случайность. Старого знакомого, хорошего, опять же, заметь, знакомого, с которым не виделась сто лет и которому я была рада.

– Просто рада или в эротическом смысле рада? – уточнила Майя. Я опешила.

– А что это значит – радоваться в эротическом смысле?

– Ну… как бы тебе объяснить, – и тут подруга закатила глаза и сделала такой жест рукой, что я вдруг поняла, что не особенно хочу слышать продолжение.

– Не, в обычном смысле. Он – старый друг моего отца и вообще… хороший человек.

– Красивый хороший человек?

– Нет, не красивый.

– Страшный?

– И не страшный. Он… подожди, я тебе фотографию покажу, ты сама все поймешь, – я полезла в карман за телефоном. Фото из израильской пустыни было в сохраненных кадрах.

– Ничего себе, – пробормотала Майка после неприятно долгой паузы. – Ничего себе.

– Знаешь что! Мне от твоих «ничего себе» легче не становится. Что ты хоть имеешь в виду?

– Я даже не знаю, что сказать. Откуда ты его знаешь?

– Я же сказала, он – старый друг нашей семьи. Он был когда-то аспирантом у моего отца, приезжал к нам домой, чай пил с вареньем. Я от него пряталась, я придумывала про него всякие истории. Он был то Кощеем, то «Чужим» – знаешь, из фильма, то Дракулой каким-нибудь.

– Я могу представить, почему у тебя были именно такие фантазии. Совершенно демонический товарищ, и на бандане черепа, видишь. Но все равно – что-то в нем есть.

– Вот именно. Что-то в нем было. В какой-то момент, знаешь, в моих мечтах меня уже больше сказочный принц не спасал. Приходил – но не спасал. Кощей просто его убивал, а я оставалась с Кощеем. Выходила замуж за него.

– И вы принимались вместе над златом чахнуть? – рассмеялась Майка. – Слушай, интересный товарищ, спору нет. Такой… редкий. И чего, в чем ты ему соврала? Возраст не тот назвала? Сказала, что тебе двадцать?

– Понимаешь, я ни в чем ему не соврала. Он приехал без предупреждения, навез каких-то подарков мне и детям, мы с ним чай пили, вспоминали былое всякое и думы, и я не знаю, как тебе объяснить, но с ним я вдруг словно попала в какой-то параллельный мир.

– Хороший или плохой мир? – нехотя спросила Майка, убирая тарелки. В хороший день она бы меня обязательно чем-то угостила, но сегодня она была ко мне сурова. Я мешала ей думать о Константине.

– Хороший мир, такой, как в старых советских фильмах, которые вечно крутят к Новому году. И сам друг был такой же, словно только что вернулся со строительства какого-нибудь БАМа, что, кстати, вполне может быть правдой.

– Строительство Байкало-Амурской магистрали? Которую давно забросили?

– Ну, не этой конкретной магистрали, а любой магистрали. В мировом масштабе. Капелин, он из другой жизни. Я к этой жизни никакого отношения не имею. И когда он в моей кухне сидел, мой чай пил, я это с таким ужасом вдруг поняла, насколько все в моей жизни идет не так, через одно место, и не самое приятное.

– Я знаю это место, у меня через него все отношения с Костиком строятся. Вот он предложил мне съехаться.

– Что? – невольно изумилась я. – А как же это его «я должен иметь свой кусок мира в полном распоряжении»?

– Понимаешь, он сказал, что теперь кризис и съехаться имеет полный смысл. Экономически. Чертовщина какая-то, мне даже не хочется продолжать. ЭКОНОМИЧЕСКИ, понимаешь?

– Под «съехаться», я так понимаю, он просто хочет переехать к тебе.

– Ну, как бы да. У меня ведь квартира в собственности. Двушка. Чего еще-то надо?

– Экономически? – усмехнулась я, поглаживая Ланнистера по уху.

– Да ну тебя к черту! Я решила, что откажу ему.

– Кому? Черту?

– Да, блин, черту лысому, – зло прошипела Майка. – Костику, кому еще. Я не могу. Я не смогу, понимаешь? Он не принимает Ланнистера. Даже если я скажу ему, что у него нет никакой аллергии и что весь год он прекрасно существует тут, в квартире с шерстью.

– Как так вышло, что мы заговорили о тебе? – поинтересовалась я с прохладцей.

– А чего такого? С тобой-то все понятно, – пожала плечами Майка. – Странно, что ты, психолог, сама этого не понимаешь. В своем глазу, как говорится, даже надувное бревно не видишь, да?

– Чего за бревно ты увидела, поделись?

– Ты хочешь изменить мужу. Возьми – и измени, – выдала Майка, вздыхая. Она подошла к холодильнику и достала из дальнего угла нижней полки открытую консервину – пришло время кормить Ланнистера. Я подскочила на месте, уперла руки в бока и посмотрела на нее, с трудом сдерживая возмущение. Я дышала, я фыркала, я хотела что-то возразить.

– Я не хочу изменить мужу. Я просто не знаю, почему мне не хочется говорить с Капелиным о моем муже. А с другой стороны, почему я вообще должна говорить с Капелиным о своем муже?

– Потому что тебе не врали, а ты врешь, – меланхолично произнесла Майя, вываливая корм в миску, которую она достала из-под кухонного шкафа. Тоже прятала на время визита.

– Я не вру. Я просто молчу.

– Недоговариваешь, – согласилась она. – Но недоговариваешь весьма важные вещи. Что ты замужем. Что ты замужем меньше года. Хотела сказать, что ты любишь мужа, но как-то язык не повернулся. Что, кстати, это за чувство, которое ты испытываешь к своему мужу? Я не знаю, как его определить, а ты знаешь? Как психолог, с профессиональной точки зрения?

– Я не говорила тебе, что ты – крайне неприятный человек?

– Ты не говорила, но я и сама знаю, – пожала плечами Майя. – Думаешь, почему Костик ко мне только сейчас решил переезжать? Ведь вдумайся, человек каждый месяц платит приличные деньги – тридцать с лишним тысяч, на секундочку, чтобы жить отдельно, в то время как у его девушки есть двухкомнатная квартира. А он думает, решает. И ведь не уродина ж я.

– Совсем не уродина, – согласилась я. – Ты вообще хороша, бела и стройна, как Снегурочка. Хоть сейчас через костер прыгать. У тебя просто характер…

– Согласна. Взять хотя бы твоего мужа, ваш союз основан на ложных постулатах…

– Не надо брать моего мужа и не надо трогать наши постулаты. Черт с ними, с постулатами, я не хочу говорить Капелину, что я замужем. Я хочу поехать кататься в Крылатское на санках. Я хочу машину времени, вернуться назад, в прошлое, когда был жив папа и мама не выходила замуж непонятно за кого, непонятно зачем, и Файка не была такой до нелепого успешной и счастливой. Быть успешной и счастливой – это не ее, знаешь ли, призвание.

– А чье? Твое?

– И не мое, но не ее – точно. Я хоть вроде как стремилась всю жизнь к счастью и гармонии, а Файка всегда ждала конца света. А тут знаешь, что она мне сказала давеча?

– Что ее уже вот-вот Апрель бросит? Не далее чем в апреле? – хохотнула Майя.

– Она сказала, что, может быть, тоже родила бы! – сказала я.

– Да ты что!

– Вот и я о том же. Она родит от своего Апреля красивых маленьких апрелят с зелеными глазами и замуж выйдет, а Игорь будет приносить ей домой мешки с джинсовыми пеленками от Версаче и новенькие коляски на дистанционном управлении. И все у них будет хорошо. Несмотря на Анну.

– А кто такая Анна? – заинтересовалась Майка.

– Да неважно. Это их Юрка Молчанов, но с другой стороны. Темное прошлое со стороны жениха.

– Темное прошлое – это интересно, – улыбнулась Майя, но я наконец нашла в себе силы и заткнулась. Если с ложью я еще как-то могу смириться, то зависть мне не потянуть. Я не хотела завидовать сестре. Я просто не хотела рассказывать Капелину о том, что я замужем.


Я вернулась домой, достала из коробочки свое обручальное кольцо, посмотрела на него – тоненький золотой ободочек, самый дешевый вариант из всех возможных. Мы женились на то, чем располагали, вкупе с деньгами наших родственников, мы экономили на всем. В самом деле, что случилось со мной? Я столько лет стремилась к этому, мечтала о том, что все наладится, что мы с Сережей будем жить пусть не счастливо, но хорошо. По крайней мере, нормально. По-человечески.

Я родила ему двоих детей.

Он попал в сложнейшую жизненную ситуацию, и я не могу, не должна даже думать о том, чтобы оставить его. В радости и в горе, так? Достаточно просто надеть кольцо на палец. Можно даже ничего не говорить.

Боже упаси, я не собиралась изменять мужу. Пусть даже Майка и сказала, что это было бы лучше всего. Изменить уже – и успокоиться. Нет, я не хотела успокоиться, мне нравилось то, что я была беспокойна. Я не планировала никому изменять. Я просто не хотела говорить ничего Капелину. И я не собиралась анализировать это свое нежелание. Я воспользовалась «пятидесятой поправкой», не желая свидетельствовать против самой себя. В конце концов, для чего еще существует на свете самообман?

Я положила кольцо на место и написала Файке – через шифрованный самоуничтожающийся чат, конечно, – что жду ее у себя. И что дети спят, так что нечего там звонить и все такое. Раз уж у тебя есть ключ – пользуйся им.

Через час с небольшим сестра зашла в квартиру. Я стояла в коридоре и ждала ее. Мы с ней молча кивнули друг другу в прихожей. Фаина сбросила сапоги, не наклоняясь, – как в детстве, потрясывая по очереди каждой ногой. Она так и не отучилась от этой дурной привычки, и ее сапоги приземлились у противоположных стен. Скопище дурацких привычек, а не человек. Ничего-то в ней не меняется.

Это хорошо.

– Я говорила с мамой, ты знаешь? Она спрашивала, приду ли я в воскресенье к ним на чай. Они хотят устроить что-то вроде перемирия, хотят выкурить с нами трубку мира.

– Но мы же вроде не курим!

– Я тоже ей это сказала, а она ответила, что это – только потому, что она слишком хорошо нас воспитала. Вообще я не понимаю, почему она ведет себя так, словно это не она, а мы в чем-то виноваты, словно это мы забыли о папе и наплевали на память о нем. Но еще более странно, что она заявила, будто у нее есть совершенно железный аргумент, почему она должна обязательно выйти замуж за Этого Своего…

– И какой же это аргумент? – поинтересовалась я.

Фая остановилась около ванной комнаты, посмотрела на меня, подмигнула и громко продолжила:

– А черт его знает. Она сказала, чтобы узнать, мы должны прийти к ней на это чайное перемирие, должны там себя прилично вести, здороваться с Этим Ее… называть его по имени и даже улыбаться.

– Еще и улыбаться? Это ни в какие ворота!

– Именно! Я приду, конечно, но предлагаю принести с собой большую фотографию папы, ту, что висит у тебя в детской, и прямо так двигаться, фотографией вперед на Этого Ее…

– Хорошая мысль, – я нырнула в ванную вслед за Фаей. Она включила воду. Я забралась на стиральную машину и уселась поудобнее. Мы действовали очень синхронно, мы становились все лучше в этих играх.


Фая потрогала воду – она была горячей, и зеркало в ванной моментально начало запотевать. Она переключила воду на холодную и вытерла руки. Затем она раскрыла свой рюкзак и достала оттуда стопку неаккуратно сложенной и скомканной бумаги. Вода текла с равномерным гулом. Шпионы, блин. Это Файка предложила говорить в ванной, под шум текущей воды. Как в голливудских блокбастерах. Чтобы, если нас вдруг прослушивают, наши разговоры не услышали бы.

– Дети не проснутся? – спросила Фаина заговорщицким тоном.

– Не должны. Ночь уже. У нас с ними давно уже договор. Они мучают меня днем, но оставляют в покое ночью. Если кто-то нарушает договор, я превращаюсь в ведьму. А никто не любит, когда я превращаюсь в ведьму.

– Даже я не люблю, когда ты превращаешься в ведьму, – рассмеялась Фая, протягивая мне бумаги.

– Что это? – спросила я.

– Это то, что было в ссылке, которую ты мне написала. Ссылка на файловое хранилище. Я не стала сохранять это у себя, просто распечатала. И все равно, пока шла к тебе, всю дорогу мне казалось, что сейчас-то мне по плечику постучат, сейчас-то будет мне «гражданочка, пройдемте». Что это за ссылка, как ты умудрилась на нее напасть? Почему-то я не думаю, что легально?

– Зависит от того, что тут, – пробормотала я, перебирая листы. – Ого! Ничего себе!

– Вот именно. Ого! Это наверняка уголовно наказуемое «ого»!

– В таком случае твоего Молчанова посадят, – пожала я плечами. – Ибо эту ссылку мне дал он. Дал бумажку на прощанье. Значит, ему удалось сделать копии с дела! Вот о чем он говорил, что, мол, это еще не все. Нет, это просто гениально.

– Допустим, я всегда знала, что Молчанов гений. Допустим даже, что в этом-то и была вся проблема. Гениальность его была столь всеобъемлющей, что я не соответствовала, – говорила Фая. – Но я же не юрист, чтобы понять, что именно тут написано. Очень много букв, ни одной формулы. Я, знаешь, не имею никакого опыта, кроме как из сериалов. А там всегда только просматривают видеозапись с места преступления, а потом с умным видом просят что-нибудь увеличить. И все – дело в шляпе. На увеличении видна чья-нибудь родинка, и сразу становится понятно, кто убийца.