Диана Машкова - Обаятельная Вера

– Да, – Вера кивнула, но мысли о Маркове уже вернулись, – когда похороны Ильи?

Варвара Тихоновна сморгнула:

– Верочка, пока ничего не известно. Даже личность не установлена. Там же реактивы... От человека ничего не осталось...

– А если это не Марков?! – Глупая надежда затрепетала в сердце.

– Больше некому. – Варвара Тихоновна опустила плечи. – Есть показания свидетелей. Ночью Илья Владимирович поехал в институт, в лабораторию. Какая-то идея у него появилась, решил срочно проверить.

– Кто это сказал?

– Не важно, Верочка. – Варвара Тихоновна пугливо отмахнулась.

– И что, – Вера посмотрела ей прямо в глаза, – все уверены, что это несчастный случай?

– Других доказательств нет.

– У меня есть, – взволнованно зашептала она, – его хотели убить. Он всем мешал в нашем городе.

– Боже мой, Верочка, с чего ты взяла?!

– Слышала разговор в доме Зульфии Ильдусовны, Абсолямов...

– Вера, забудь! – резко перебила Варвара Тихоновна. Она побледнела, потом ее щеки покрыл лихорадочный румянец.

– Но вы сами все знаете. Помните, говорили, что Марков был любовником Зули? Я должна рассказать об этом – его убили.

– Да сплетни все! – Варвара Тихоновна нервничала. – Видели их на каком-то приеме, разговаривали они, Илья с этой кралей заигрывал. Что же с того?!

Договорив, Варвара Тихоновна выскочила за дверь, а вернулась уже с медсестрой. Та деловито поправила капельницу и, повернув Веру на бок, всадила укол. Сил сопротивляться уверенным рукам не было. Через мгновение пациентка спала.

В больнице Веру продержали целых две недели. Варвара Тихоновна прибегала каждый день, обсуждала что-то с персоналом, заставляла проводить дополнительные обследования. Услышав краем уха как-то ее разговор с лечащим врачом, Вера могла только изумиться настойчивости своей несостоявшейся мачехи. Зря отец на ней не женился – она бы все бытовые вопросы, которых он так не любил, щелкала как орехи.

Вера не разозлилась на Варвару Тихоновну за самодеятельность. Напротив, почувствовала себя так, словно впервые в жизни у нее появилась мать. Господи, как же это хорошо, когда о тебе, как о ребенке, заботятся! Теперь, вспоминая многие давно забытые сцены, Вера поняла, что отец с Варварой действительно жили душа в душу и во всем поддерживали друг друга. Не случайно же она поступила, например, именно в этот вуз, на факультет иностранных языков. Не случайно оказалась на кафедре английской филологии, где всю жизнь трудилась Варвара Тихоновна. Раньше таких слов еще, конечно, не знали, но, похоже, у отца с Варварой был настоящий «гостевой брак». Хозяйство вел каждый свое, жили отдельно, а все вопросы решали сообща и прекрасно понимали друг друга.

Уже на второй день в больнице Вера чувствовала себя человеком, здоровым физически. Невыносимо болела только душа. Но выписывать стараниями Варвары Тихоновны ее не спешили. Она не попала даже на похороны Ильи: врач категорически запретил. Сказал, что новый стресс вызовет новый приступ болезни. Что оставалось делать? Набираться сил и плыть по течению. И действительно, с каждым днем это становилось все легче. А когда вернулись сны про девочку с пшеничными хвостиками, Вера почувствовала, что жизнь отвоевала ее: желания умереть больше не было. Остались лишь жалость к Илье и чувство горечи из-за разрушенных надежд.

В день выписки за Верой приехали Варвара Тихоновна с сыном. Она впервые увидела собственного брата и обомлела – как он был похож на отца! Того, что смотрел на нее со студенческих фотографий. Вера застыла на месте, а Варвара Тихоновна, которая вела ее к машине сына, довольная произведенным эффектом, расправила плечи.

– Ну, как, – весело поинтересовалась она, – не зря довелось мне встретиться с твоим отцом?

– Что вы!

– Верочка, – обиженно проговорила Варвара Тихоновна, – хватит «выкать». Ты мне как дочь. И в мир иной я хочу отправиться в окружении детей и внуков.

– Прекрати, – Вера с трудом отказалась от суффикса «те», – городить чепуху. Энергии-то еще ого-го!

– Этой вашей «иго-го», – снова рассмеялась она, – через год будет семьдесят.

– С таким сыном до ста лет можно жить.

– Да уж, – горделиво вскинула голову Варвара Тихоновна, – и с дочкой, надеюсь, тоже?

Вера ничего не ответила: только смущенно улыбнулась. А что она могла обещать? Так долго жила одна, что само слово «семья» стало чем-то вроде недостижимой мечты.

Варвара Тихоновна стала уговаривать ехать к ним в гости прямо сейчас. Вера вяло сопротивлялась, но уже чувствовала, что возвращаться домой, в одиночество, пока не готова.

Когда к уговорам матери присоединился Александр, Вера сдалась: пусть везут куда хотят. Они готовились, праздничный стол накрыли по случаю ее выписки. Удивительно. Еще две недели назад не было ни одной родной души среди живых, а теперь появилась сразу семья. Какое же это приятное, какое теплое слово – «СЕМЬЯ».

Квартира Орловых – как хорошо звучит! – оказалась маленькой, но очень уютной. Было видно, что Варвара Тихоновна занимается ею от души: белоснежный тюль, светлые стены, сверкание люстр и зеркал. И это при том, что в доме два ребенка двух и трех лет. Представить себе сложно, сколько нужно мыть и драить, чтобы сохранять такую первозданную чистоту. Вере стало немного стыдно: в ее квартире всегда царил «творческий кавардак». До уборки руки доходили не часто, а к помощницам по хозяйству после истории с Алсу она потеряла доверие раз и навсегда.

Чувство неловкости усилилось, когда Вера поняла, что пять человек ютятся в двух комнатах: Саша с женой в «спальне», а Варвара Тихоновна с внучками в «детской». А у нее у одной две трехкомнатные квартиры!

Дверь «детской» открылась, и из щелки высунулся очень симпатичный маленький нос.

– Машуня! – позвал Саша, невероятно каким образом опознавший дочь по одному только «пятачку». – Выходи! Будем знакомиться.

Крошечная барышня в пышном платье появилась из-за двери, и Вера Александровна обомлела. Это была та самая девчушка, со светлыми хвостиками, из ее снов! Только настоящая Маша, в отличие от той, снившейся, оказалась немного младше.

– О-ой! – не удержалась от восторженного возгласа Вера.

– Правда, красавица? – по-родственному толкнула ее в бок Варвара Тихоновна.

– Не то слово!

– Машенька, это тетя Вера, – объяснил ей отец и посмотрел на сестру вопросительно, она торопливо кивнула, – будешь дружить?

Барышня нерешительно пожала плечами.

– Она тебе гостинец принесла, – вмешалась Варвара Тихоновна, заговорщицки подмигнув Вере, – киндер-сюрприз.

Глаза у девочки загорелись, и она подошла ближе, а потом – что выглядело уж совсем умилительно – протянула «тете Вере» для пожатия руку.

– Маса, – деловито представилась она.

– Вера, – ответила новоявленная тетя и, опустившись на корточки, пожала ладошку девочки.

Какое же счастье она испытала от этого нежного прикосновения! Словно мечта спустилась с небес на землю.

Маша держала свою ручку в руке Веры, не отнимала. Только очень скоро взгляд ее стал вопросительным. Тем временем Варвара Тихоновна успела пронестись туда-сюда пестрой молнией и уже незаметно вкладывала Вере в свободную руку что-то круглое. «Шоколадное яйцо», – догадалась она.

– Дас? – не выдержав, спросила Маша.

– Дам, – улыбнулась Вера и протянула ей лакомство.

– Пасиба! – весело поблагодарила девочка и, отняв ладошку, тут же начала разворачивать свой гостинец.

– Смотри, чтобы Дашенька не увидела, – предупредил ее шепотом папа, – ты ведь знаешь, что ей шоколад нельзя.

Маленькая проказница сосредоточенно кивнула и, воровато оглядываясь, направилась в глубь коридора, к кухне. Вера не могла оторвать от нее глаз.

– Младшенькая еще забавней, – поделился Саша, – пойдем, познакомлю!

Он так естественно обратился к Вере на «ты», что ей показалось, будто они знакомы давно – с самого рождения. Не ее, конечно, а Саши: ведь разница в возрасте между детьми Александра Ивановича была целых тринадцать лет.

Вера вошла вслед за братом в детскую комнату. На диване сидела миловидная светловолосая женщина и качала кроватку, в которой засыпала такая же белокурая, как и ее старшая сестрица, девчушка. Но лицо малышки было совсем другим: Вере показалось, что Дашенька пошла скорее в маму, чем в Орловых.

Женщина улыбнулась и прижала к губам тонкий палец. Саша кивнул, дал Вере немного полюбоваться на свою «младшенькую» и вывел сестру из комнаты.

– Пойдем за стол, – вполголоса пригласил он, – мой руки, мама уже накрывает.

Выйдя из ванной комнаты, Вера почувствовала умопомрачительный запах горячего пирога с мясом. Вот это действительно настоящий дом! Самая чудесная семья, которой у нее так никогда и не было. Зря отец сопротивлялся этому счастью: благодаря его несговорчивости Вера до сих пор жила одна в пустых «хоромах», пропахших пылью и старыми книгами.

В небольшой кухне оказался накрыт белой скатертью стол, на котором теснились полные тарелки, салатницы, блюда. А Вера уже и забыла, что бывает столько вкусностей сразу. Последнее домашнее застолье в ее жизни случилось уже больше года назад – в квартире Тамары Львовны.

– Верочка, садись, не стесняйся. – Варвара Тихоновна радушно улыбалась. – Чувствуй себя как дома.

– Спасибо!

– Да что я говорю, дура старая, – набросилась она сама на себя, – ты и есть дома! Мы же – семья.

– Я так рада... – У Веры не получилось продолжить: слезы выступили на глазах, и ком застрял в горле.

– А я-то как рада. – Варвара Тихоновна подошла к ней сзади, обняла со всхлипом: Саша укоризненно покачал головой и деликатно отвернулся от двух плачущих женщин. – Ты представить себе не можешь. Как долго я хотела тебя обнять! Как мечтала грешным делом подойти и сказать: «Верочка, дочка...»

У Варвары Тихоновны перехватило дыхание от волнения. Она замолчала и только тут заметила невестку, скромно застывшую в проеме двери.

– Да что ж это я? – запричитала она. – Садитесь за стол! Верочка, познакомься с женой Сашеньки. Это Тамара.

– Очень приятно. – Тамара посмотрела на сестру мужа с полуулыбкой.

– И мне...

Следующий день начался с проливного дождя. Никакой весны не было и в помине. Погода безудержными потоками и порывами ветра напоминала об осени – закате жизни. Вера лежала в постели и слушала, как на стекло обрушивается живой водопад. Вставать было лень, да и незачем. Устав от размышлений о Маркове, она засыпала под шум воды, потом открывала глаза и снова слушала-слушала.

Вера понимала, что все равно поедет на кладбище: даже если город зальет по самые трубы. Не могла она забыть человека, который до сих пор внушал ей сильные чувства. Временами Вере казалось, что Марков не умер – просто уехал, но она тут же одергивала себя: не хватало только утратить рассудок. Это она не желала его отпустить, не объяснившись! Илья так старательно избегал разговоров и встреч, что разум Веры не выдержал: закрутился вокруг одной-единственной темы, как воздушный змей вокруг некстати подвернувшихся на пути проводов. Но теперь, лежа в своей могиле, Марков будет вынужден ее выслушать.

И еще – она должна была спросить у него совета: что делать? Идти в прокуратуру, в милицию? Никаких сомнений в том, что смерть Маркова – это убийство, не было. Ведь не мог он сам – ученый с многолетним опытом, здравомыслящий человек – допустить оплошность в эксперименте!

Его пытались припугнуть накануне. Но Илья, видимо, не отказался от своих намерений: вот и поплатился жизнью. С такими возможностями, как у Зулиного мужа, направить на рабочее место Маркова людей и превратить химическую лабораторию в минное поле ничего не стоило. Мир давно разделился на богов и ослов: первые вершат судьбы, вторые не в состоянии спасти даже собственную шкуру. А народ просто ошибся, приняв Илью за всемогущего небожителя – он оказался лишь жертвой. То ли собственных чувств, то ли чужих интересов. Не обладая всей информацией, Вера не могла знать наверняка.

К полудню дождь за окном утих. Вера вылезла из-под одеяла и поплелась в кухню. Сварила кофе, села напротив дымящейся чашки и разразилась бурным потоком слез. Мало было сегодня воды?!

Вылив остывший кофе в раковину, Вера поплелась одеваться. Черная водолазка, черные брюки. Жаль, нет плаща. Спортивная куртка ядовито-зеленого цвета не подойдет, розовый пыльник – тоже. Придется, несмотря на угрозу повторного ливня, облачаться в пальто. Но не могла же она явиться к Илье в таком виде, словно собралась на прогулку: он может обидеться.

Мысленно Вера в который раз одернула себя. Хватит! Сколько можно думать о Маркове так, словно он все еще жив? Илье больше ни до чего нет дела. А ей надо привыкнуть к мысли о том, что он умер.

Непослушные слезы снова хлынули из глаз. Не дожидаясь, когда они высохнут, Вера Александровна схватила сумку, накинула на плечи пальто и выскочила за дверь.