Диана Машкова - Обаятельная Вера

– Вера, – бросила она, не здороваясь, – я закрою на ключ?

Студенты еще сонно бродили по коридорам, до звонка оставалось добрых пятнадцать минут. И, кроме двоих преподавателей, никого в кабинете не было.

Вера удивленно кивнула.

– Артур, – Ольга дрожала, – Артур покончил с собой!

– Оль, – Вера Александровна не сразу сообразила: подумала о студенте со второго курса, потом о преподавателе с кафедры физики, – ты о ком?!

– Вера! – Она выпучила глаза. – О сыне Камиля Шабановича! Понимаешь?!

Вера ничего не понимала. Только руки покрылись холодным потом. Она тут же вспомнила Артура – совсем мальчишка, только пятнадцать лет! Неужели, из-за неразделенной подростковой любви? Но почему никто не смог остановить?! Полный дом – мамки, няньки.

А парень такой хороший – не в пример отцу. Камиль Шабанович как-то принес Орловой несколько стихотворений сына. Просил отредактировать – их потом напечатали в институтской газете. Вера взялась. Тем более для столь юного возраста стихи у Артура были неплохими. О жизни и смерти и еще – о тяжести бытия, что уж совсем странно для мальчика, живущего в роскоши и богатстве. Одно стихотворение – о любви – Вера помнила до сих пор наизусть. Задело оно тогда струны души, большой безнадежной любовью.

– Безответные чувства? – Вера посмотрела на Олю.

– Если бы, – лицо Русалочки покрылось нервными пятнами, – из-за отца!

– Как?!

– Так, – Оля всхлипнула, – он считал Камиля идеалом.

– Не может быть... – Слезы, помимо воли, покатились по щекам Веры.

– Ты не знаешь, каким Камиль Шабанович был дома, – Оля тоже рыдала, – рыцарь! Настоящий мужчина. Мы же с Володей бывали у них в гостях.

– Это из-за...

– Конечно, из-за Ирки! – Щеки Ольги побагровели от ярости. – Артур все узнал.

– Не понимаю, – пробормотала Вера, – у отца-чудовища ангел-сын.

– Бывает, как видишь, – Оля с надрывом вздохнула, – когда ребенка окружают иллюзии... Пробрался ночью в гардеробную и повесился. Все были дома! Отец его рано утром сам и нашел.

Вере Александровне стало дурно. Она вдруг вспомнила тот ужасный день, когда увидела свисавшую с потолка мать... Пережить такое не пожелаешь врагу!

Но что ж это за мир, в котором совестливые дети искупают вину бессовестных отцов?! У Артура, в отличие от многих ребят, были перспективы и возможности: только живи, радуйся.

– Когда похороны? – обессилев, произнесла она.

– Вер, ты как маленькая, – Ольга посмотрела с укором, – у татар хоронят на следующий день.

– Я поеду на кладбище.

– Не думаю, что нас захотят там видеть. Никто ничего не знает!

– А ты?

– А у меня, – Оля нахмурилась, – старые связи. Никуда от них не денешься: с утра уже позвонили.

– Ясно. Но я все равно поеду, – в голове Веры, как в пустом зале, звучали стихи Артура.

– Как знаешь.

– Конференция отменяется?

Сегодня открывалось трехдневное международное мероприятие в институте – грозился быть министр образования, ждали нескольких профессоров из европейских университетов. В общем и целом событие грандиозное.

– Вот уж не думаю, – Ольга Валерьевна опустила голову, – к двум велено всем собраться.

Как Вера Александровна проводила занятия в тот день – она не помнила. Наверное, все по той же инерции, глубоко отпечатавшейся в ней за двадцать лет преподавания. В два часа поплелась в актовый зал.

И первым, кого она увидела там, был ректор, восседавший в президиуме. Он был серьезен, но ни один мускул на его лице не говорил о том, что еще недавно – всего несколько часов назад – в его жизни произошла трагедия.

Что это? Нечеловеческая выдержка или нечеловеческое безразличие? Как он сумел прийти на работу, как может сидеть здесь, а не возле погибшего сына? Вера так и не сумела понять.

На следующий день были похороны.

А потом закончилось и воцарение Ирочки: ее сняли с должности и уволили приказом по институту. Больше о ней никто ничего не слышал.

Через неделю пришел приказ о назначении Веры Александровны Орловой.

Надо ли говорить, что вступать в расстрельную должность заведующей кафедрой не было никакого желания? Но кто-то должен был работать: не бросать же несчастных преподавателей и студентов на произвол судьбы...

Защиту Зулиной диссертации удалось организовать в декабре. От высокого руководства профессор Орлова получила строгое указание провести мероприятие на самом высоком уровне: пригласить именитых профессоров из Питера, из Москвы.

– А если не поедут? – спросила она, глядя в сторону: с недавних пор не могла смотреть ректору в глаза.

– С чего вдруг? – хмыкнул Камиль Шабанович. – Билеты СВ, лучший отель, кэш за участие.

В последнее время он стал часто употреблять не существующее в русском языке слово «кэш», от которого Вере становилось тошно. И мешал с грязью ученый состав при каждом удобном случае. Поговаривали, что Камиль Шабанович, несмотря на трагедию в семье, метит теперь в ректоры объединенного федерального университета и якобы уже имелись предварительные договоренности на самом верху.

Господи! Даже смерть сына не заставила его задуматься!

– И в институте приглашения надо развесить, – задумчиво произнес он, словно что-то припоминая, – и в университете. Пусть все приходят, защита будет открытой.

– Хорошо.

– Она хоть два слова связать-то может? – поинтересовался он вдруг, усмехнувшись. – Или ты и выступать за нее будешь?

– Не буду.

Вере стало обидно за Зулю: уж у нее-то ума и такта было куда больше, чем у этого недочеловека. Только женщину в руководящей татарской среде не принято считать Homo Sapiens. Сыграла свою роль, конечно, и Зулина манера строить из себя идиотку в присутствии представителей сильного пола. Вера Александровна не могла признать пользу такой «женской мудрости».

– Ладно, посмотрим, – кивнул он, – я тоже приду.

Посчитав на этом аудиенцию законченной, Вера торопливо вышла за дверь.

Зулиной защитой занималась вся кафедра. Преподаватели рассылали приглашения, бронировали гостиницы, покупали билеты, заказывали машины, на какое-то время превратившись в филиал туристического агентства. Кафедряне скрипели от ярости зубами – впервые на памяти даже самых старых сотрудников института подобные вопросы решал не сам аспирант, а преподавательский состав. Но пойти против власти никто не умел: наемные батраки, холуи безвольные.

За неделю до защиты лично по указанию ректора была выделена одна из самых больших аудиторий в новом здании. В нее согнали почти всех уборщиц института со швабрами, тряпками и заставили вылизать каждый сантиметр пола и стен. Потом кабинет закрыли, отменив по такому случаю все занятия, которые должны были в нем проходить еще несколько дней.

Непосредственно в день события кафедра была в сборе и при полном параде с раннего утра. Праздничную атмосферу, видимость которой создавали белые блузки преподавателей и тщательно отутюженные костюмы, нарушали тяжелые взгляды и кислые мины. Хорошо, в то утро никто из руководства не видел лиц кафедрян.

– Вера, – ворчала Варвара Тихоновна, – зачем ты только в это дело ввязалась?! Нам всем достается.

Вере Александровне показалось, что она выражает общую мысль.

Но, как ни странно, мнения разделились. Ольга, Гульнара и Ангелина стали защищать заведующую, доказывая, что, если бы не Зульфия, от кафедры давно бы не осталось камня на камне. В подтверждение своих слов приводили примеры: почти все кафедры в институте уже расформированы, с кем-то объединены. Могли бы и «англичан» соединить с какой-нибудь «контрастивной лингвистикой». Вот уж чего бы никому не хотелось!

К тому моменту, когда пришла пора перемещаться в заветную аудиторию, отношение к Зульфии Ильдусовне перестало быть однозначно-критичным.

Вера Александровна не сомневалась, что при необходимости коллеги поддержат ее аспирантку: бросать «своих» в беде было не принято.

Итак, час настал.

Ректор уже занял в аудитории свое место рядом с Зулиным мужем. Чинно расселись гости, прибывшие из двух столиц. Зал был полон, но не начинали – ждали министра. Тот прибыл с десятиминутным опозданием. Лицо ректора расцвело при виде начальства, он вскочил, поприветствовал церемонно и проводил высокого гостя на место. За его спиной суетливо оглянулся, нашел глазами Веру и махнул рукой – «начинай!».

Профессор Орлова встала за кафедру. Обвела аудиторию взглядом, дожидаясь, когда тучный министр образования наконец усядется, и застыла с открытым ртом – приготовилась заговорить, но не успела. В самом последнем ряду в окружении коллег из университета, – некоторых Вера знала в лицо, – сидел Виктор Павлович Кац! Он приветственно махнул ей рукой и весело подмигнул.

Рот Веры Александровны захлопнулся. Она не видела Виктора Каца целых шесть месяцев и старалась не думать о нем – разве что подсознание время о времени дарило сны с его участием. Виктор радостно улыбался ей, а она стояла и смотрела на него, онемев.

– Вера Александровна, – услышала научный руководитель преувеличенно вежливый голос ректора, – просим вас!

И Вера заговорила: торопливо представила аспирантку и передала слово ей. А ведь заранее приготовила речь, которая при виде Виктора выскочила из головы.

Настал Зулин черед.

Сколько уже было в жизни профессора Орловой защитившихся аспирантов! А каждое выступление своего подопечного она переживала как собственную защиту.

Зуля шла к кафедре – божественно красивая в своем шикарном брючном костюме, – а Вера тряслась от страха. Вдруг что-то забудет сказать? Или разволнуется, не сможет грамотно изложить материал. За десять минут непросто раскрыть суть трехлетнего труда! Да еще и сделать это нужно с правильной интонацией – легко, непринужденно. Так, чтобы гости заслушались.

Конечно, они вместе написали доклад и проштудировали его вдоль и поперек. Но слишком уж серьезное собрание подобралось! На месте Зулиного муженька Вера не стала бы усложнять жизнь жены. К чему присутствие на защите министра, ректора? Зачем такое количество ученых гостей?

Пока она дрожала как осиновый лист, Зульфия Ильдусовна положила перед собой доклад, красиво оперлась о кафедру и начала. Рассказала о целях, задачах и научной ценности диссертации; поведала о структуре и ходе литературного исследования – обо всей той ученой чепухе, которой предваряют изложение сути самой работы. Речь Зульфии была резвой, уверенной. Где-то – очень серьезной, а где-то игривой. Она не забывала разряжать обстановку приставшими случаю шутками и смотреть на аудиторию таким профессиональным преподавательским взглядом, словно обращалась к каждому.

Вера Александровна ощущала состояние собравшихся на защиту людей и могла безошибочно назвать его – восхищение! Зачарованный ректор едва заметно поднял большой палец, глядя на Веру, и изумленно покачал головой. Кажется, это была победа!

Зуля, ничуть не смущаясь, отвечала на вопросы заезжих профессоров – тем более что они любезно предоставили список заранее. Не могла же Вера Александровна пустить такой важный момент на самотек, зная, что прибудет начальство.

Министр, отсидев ровно двадцать минут, поднялся и, молча раскланявшись с Зулей, вышел. В аудитории сразу стало легче дышать. Приглашенные откинулись на спинки кресел, и вопросы посыпались как из рога изобилия – уже безо всякой подготовки. Зуля и на них отвечала прекрасно. Где знала – по существу, где не очень – красиво выкручивалась. Ее ораторским способностям можно было лишь позавидовать.

Проведя со своей аспиранткой три года бок о бок, Вера, как теперь выяснилось, не успела узнать всех ее тайных способностей. И открытие было приятно втройне.

Вера перехватила взгляд Виктора Каца, устремленный на Зулю, и заметила то же, что и у всех остальных, – восхищение. Но если в глазах прочей публики ей было отрадно видеть восторг, то эмоции Виктора неприятно задели. Вера Александровна усмехнулась сама себе: нашлась собственница. Да еще и безо всяких на то оснований.

Наконец три часа спустя любопытство всех и каждого было удовлетворено, защиту признали состоявшейся единогласно.

Зуля поблагодарила научного руководителя, членов диссертационного совета, гостей. Вот и все! Вера подумала о том, что за время аспирантуры Зуля стала для нее близким человеком: так часто бывает. Потом, конечно, эта связь истончится, а когда-нибудь и вовсе исчезнет, но сейчас она была в своем апогее. Выглядела осязаемо-крепкой.

По выражению лица аспирантки профессор Орлова догадывалась, что и Зуля чувствует то же самое.

Банкет в честь защиты должен был состояться в шикарном загородном ресторане. Автобусы уже ждали внизу. Гости, объединяясь в группы по интересам, заторопились на выход. Только Вера, погруженная в свои мысли и выжатая эмоционально, осталась сидеть на месте.

– Здравствуйте, Вера! – услышала она голос Виктора над своей головой.