Диана Машкова - Обаятельная Вера

Чтобы расчистить место для родственников из кишлака, постепенно избавлялись от многих профессионалов.

Среди тех, кто действительно был преподавателем от Бога и чудом уцелел после ректорских репрессий, остались люди, невыдержанные на язык. Могут и обидеть министерскую жену правдивым словом или огорошить «сором из избы». Профессор Орлова – ректор прекрасно знал – не станет заниматься подобными вещами хотя бы из уважения к профессии.

И еще – было у Веры одно подозрение несколько иного толка. Лет пять назад на институтском празднике Камиль Шабанович не на шутку взялся за нее – усадил рядом с собой за столом, хвалил за работу, сулил золотые горы. Вера Александровна тогда только защитила докторскую диссертацию и была «перспективным молодым ученым»: среди рядовых преподавателей института она стала самым молодым профессором – получила звание в тридцать пять лет. После защиты Вера была счастливая и светилась радостью новой жизни. Может, это и привлекало тогда мужчин: в любовницы в тот год ее пытались заманить все, кому было не лень. Камиль Шабанович тоже поддался общему настроению.

После банкета из дверей института он вывел Веру под ручку: вцепился как клещ и повис. Конечно, она могла бы избавиться от Камиля одним резким движением – этот сморчок был на полголовы ниже ее и весил килограмм пятьдесят, что для мужчины совсем уж странно. Но гуманистические взгляды на жизнь не позволяли молодому профессору применить грубую силу.

Несмотря на деликатные протесты своей сотрудницы, ректор усадил Веру в служебную машину.

– Домой! – скомандовал он по-царски водителю.

– А можно подвезти меня по дороге? – вежливо поинтересовалась Вера Александровна. – Здесь близко.

– Сегодня вам по дороге со мной!

– А ваша жена, – Орлова предприняла последнюю отчаянную попытку, – а дети?

– Все уехали, – заговорщицки подмигнул Камиль Шабанович, – не переживайте!

Шофер уже тронулся с места, когда Вера резко распахнула дверцу машины и выскочила вон; водитель чудом успел затормозить. А может быть, чудо здесь ни при чем – только отработанный навык.

– Чокнутая, – беззлобно крикнул он, опустив стекло, – убьешься!

Машина с минуту постояла на месте, видимо, ожидая, что Вера передумает, но у нее и в мыслях не было идти на попятную. Да и не смогла бы она никогда лечь в постель с человеком, к которому не испытывала никаких чувств. Кроме разве презрения.

Камиль из машины не вышел, даже стекло не опустил – Вера прекрасно понимала, как глубоко он уязвлен в своем мужском самолюбии. Охоту в своих угодьях ректор считал законным правом. Штат его официальных любовниц и случайных подруг на одну ночь составлял, по подсчетам Веры, сорок процентов женского коллектива. В тот период любовницей номер один в институте была бухгалтерша, именуемая в народе «бюстгальтершей» за нетривиальные формы и род дополнительных обязанностей. По слухам, щедрый Камиль Шабанович нарисовал пассии зарплату, равную совокупному доходу преподавателей двух кафедр.

Становиться в один ряд с «бюстгальтершей» ради пусть и таких королевских милостей Вера не собиралась. Она, вскормленная мировой литературой, верила только в высшую силу: в любовь.

После того случая институтская карьера профессора Орловой застряла на месте, словно ее прибили гвоздями: ни на заведование, как сулил поначалу ректор, ни на другое повышение ее даже не выдвигали. И в заграничные командировки, на конференции, летала отнюдь не она. Но на последнее обижаться было бессмысленно: все лучшие специалисты, видимо, ради сохранения интеллектуальной собственности нации колесили исключительно по территории России. За границу ездили сплошь приближенные. И выгоды руководства здесь были понятны: во-первых, сделать приятное близким людям, а во-вторых, предотвратить утечку кадров. Те, кто хорошо живет в собственной стране, и так никуда не сбегут, да и за границей никто не позарится на научных сотрудников такого позорного уровня.

А настоящего ученого поди отпусти со двора: глядишь, он уже в каком-нибудь Оксфорде преподает.

Расстраивало Веру в таком раскладе только одно: репутация российской науки в глазах зарубежных коллег. Но ректора это, напротив, совершенно не волновало. Слова «образование» и «наука» были для него пустыми звуком. Зато громадной силой обладало слово «деньги».

А так, Вера была даже рада, что ее не трогают и не заставляют лезть в административные дебри: можно спокойно заниматься студентами. Плохо, конечно, что все ее идеи с тех пор рубились на корню – предлагала она и новые формы практики для студентов, и создание при факультете Кембриджского центра, и организацию помощи в трудоустройстве. Куда там! Ректор молча выслушивал выступления неугомонной Веры Александровны и отворачивался, словно Орловой не существовало в природе. А бедная Тамара Львовна потом выкручивалась из неудобных ситуаций, играя между ними роль миротворца.

В общем, Вера давно поняла, что никакой инициативы в институте видеть от нее не хотят. К чему сотрясать воздух? Из всех проектов только один, причем имеющий весьма опосредованное отношение к образовательному процессу, нашел поддержку в глазах руководства. Да и то лишь потому, что Илья Владимирович выдал его, как Вера и советовала, за собственное детище.

Кроме того, театр никому не мешал, не требовал бюджетных денег, которым можно было найти лучшее применение, – пусть себе ставят студенты спектакли, раз доплаты за это дело никто не просит. Какая-никакая, а воспитательная работа со студентами! Будет что включить в ежегодный отчет...

Зульфия позвонила научному руководителю на мобильный телефон через два дня после знакомства: наглости этой девице было не занимать.

– Добрый день, Вера Александровна, – прощебетала она в трубку, – мне Камиль Шабанович дал ваш телефон.

– Представьтесь, пожалуйста, – строго потребовала Вера, хотя и узнала Барби по голосу.

– Зульфия Ильдусовна, – обиженно выдала трубка.

– Да, Зуля, – расставила профессор Орлова все точки над i, – слушаю вас внимательно.

– Камиль Шабанович, – в который раз прикрылась она именем ректора, – сказал, что у вас есть хорошие темы. Чтобы писать диссертацию.

Вера помолчала, едва сдерживая два борющихся в ней порыва – бешенство и веселье. Последний все-таки победил. В конце концов, это просто смешно – мало того что девица не знает, для чего ей нужна диссертация, так еще и понятия не имеет о том, что именно в мировой литературе привлекает ее внимание. Помогать женушке Абсолямова, которой вдруг взбрела в голову блажь, Вера не собиралась. Пусть выкручивается сама.

– А что именно вас интересует?

– Эти, как их, – окончательно сникла красавица Зульфия, – писатели.

– И кто ваш любимый? – Хорошо, что Барби не видела выражения лица Веры. Настороженные кафедряне с любопытством поглядывали на развеселившуюся Орлову.

– Пушкин, – сказала Барби.

– Отлично! – с восторгом воскликнула Вера Александровна. – Великолепно! У нас в институте как раз есть кафедра русской литературы. Странно, что Камиль Шабанович не отрекомендовал ее вам.

– Но я с вами хочу, – заныла девочка-переросток, – ректор говорит, вы – самая лучшая.

– Отрадно слышать после всего, – не сдержала Вера сарказма, – но вы все же подумайте! Творчество Александра Сергеевича – это серьезная тема. Жаль, я взяться за нее не смогу: другая специализация.

– Да-а-а? – чуть не заплакала девушка.

– Да! Всего вам хорошего!

– Но...

Догадываясь о том, что последует дальше, Вера отключила мобильный телефон и с чувством выполненного долга отправилась читать лекцию.

– Верочка, что случилось?! – испугалась бдительная Тамара Львовна.

– Будут звонить из приемной ректора и требовать меня, – призналась Вера Александровна, – скажите, что у меня лекция! Путь подождут.

Бедная Тамара Львовна поняла, что и на этот раз выкручиваться придется ей. Бросив сочувственный взгляд на заведующую кафедрой, Вера в который раз поблагодарила Бога за то, что ей не приходится лавировать между вычурными интересами руководства и отчаянием простых преподавателей, еще не до конца растерявших чувства собственного достоинства.

– Вера Александровна, – истерично кричал Камиль Шабанович, испытывая качество звуковой изоляции своего кабинета, – что вы себе позволяете?!

– У меня была лекция, – Вера с любопытством смотрела на багровые раздувающиеся щеки ректора, – не имею привычки прерывать учебный процесс!

– Я не о том, что мы два часа ждали вас, – противным голосом верещал он, – я о том, что вы нас дискредитируете в глазах правительства!

Про себя Вера Александровна отметила явный прогресс в речи начальника: еще несколько лет назад он не только не понимал значения многих заимствованных слов, но и не умел ни одно из них выговорить.

– Каким образом? – не дождавшись предложения сесть, Вера сама опустилась на кожаный стул в конце длинного стола.

– Таким, каким разговаривали с Зульфией Ильдусовной, – орал он, – вы посмеялись над ней!

– Боже упаси! – с деланым ужасом воскликнула профессор Орлова. – Девушка сказала, что с детства обожает Пушкина, работает над изучением его поэзии, прозы и писем. Не могу же я лишать человека такого счастья!

Вера видела, как в глазах ректора забегала суетная мысль: он не знал, кому стоит верить. Но ситуация в целом была такой, что конфликт не являлся правильным выходом.

– Вы же знаете, – он взял себя в руки и заговорил вкрадчиво, – Пушкина уже изучили так, что живого места не осталось!

Вера Александровна удивилась неожиданно точной метафоре ректора: как раз в духе института.

– Не скажите, Камиль Шабанович. – Она решила до последнего стоять на своем: не было никакого желания вешать хомут в виде Барби себе на шею, – можно предметом исследования сделать переводы поэта на татарский язык.

– Что за бред?!

– Какой же это бред, – возмутилась профессор, – достояние нации.

Ректор недовольно хмыкнул и, поднявшись с места, направился к Вере. Она инстинктивно вжала голову в плечи.

– Надо взять аспирантку, Вера Александровна. – Камиль Шабанович отечески потрепал подчиненную по макушке.

– Если так «надо», – в отчаянии произнесла она, – введите мне надбавку за эту вашу Зульфию Ильшатовну.

– Ильдусовну, – поправил ректор с благоговейным ужасом.

– Какая разница, – отмахнулась Вера, – театр организуй, жену Абсолямова на защиту выведи... ни времени, ни нервов не хватит!

– За аспирантку доплатить ничего не могу, – он развел руками, – фиксированная ставка. А вот по театру давайте обсудим. Хорошо, что я бумаги пока не подписал. Загляните ко мне на следующей неделе!

– Хорошо, – Вера Александровна поднялась с места, – тогда и об аспирантке поговорим.

– Все, хватит! – Камиль Шабанович неожиданно взвился, саданув кулаком по столу, – Яйца курицу не учат! И Зульфией Ильдусовной займитесь сейчас. Немедленно! Она ждет в комнате отдыха.

Предпочитая не накалять атмосферу, Вера попрощалась и вышла за дверь. Да-а-а. Ничью жизнь нынче легкой не назовешь: и ректор сидит под прессом. Сама она вынуждена подчиняться ему, если не хочет вылететь из института, он, в свою очередь, пляшет на задних лапах перед правительством.

Только награда за труд в наши дни очень уж разная – профессор получает нищенскую зарплату, а ректор назначил сам себе доход в миллион рублей.

Зачем человеку такие деньги? Куда можно тратить миллион каждый месяц, если у тебя все уже есть – шикарный дом, несколько элитных квартир, машины. Ведь даже персоналу платить не приходится: водитель – институтский, чернорабочие – институтские, повар тоже числится в вузе, не говоря уже об уборщицах.

Вера Александровна тяжело вздохнула и толкнула соседнюю дверь – в комнату отдыха.

Первым, кого она увидела, был Марков: родной и далекий одновременно. Глаза их встретились, Илья Владимирович открыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Только испуганно отвел взгляд.

Разодетая то ли в Праду, то ли в Гуччи, – Вере за всю жизнь так и не представилась возможность поднатореть в знаменитых брендах, – Зуля сидела на диване и хохотала, запрокинув голову к потолку: видно, Илья потратил немало усилий, чтобы развеселить девушку. Сам он сидел рядом с ней, тесно прижавшись к затянутому в дорогие ткани бедру.

– Добрый вечер! – заявила Вера о своем присутствии охрипшим голосом.

Илья Владимирович снова поднял на нее глаза и несколько секунд смотрел прямо, не отводя взгляда.

– Привет, Вера! – бросил он небрежно, встал с дивана и, как обычно, протянул ей для пожатия руку.

Вера сделала вид, что не поняла этого жеста. Марков молча пожал плечами и прошел к двери.

– До скорой встречи, Зуленька! – обратился он к новой подопечной Веры.

Та в ответ кокетливо помахала ручкой. Илья Владимирович вышел из комнаты.

Истосковавшееся сердце Веры стучало и билось в груди раненой птицей. Но зато теперь она избавилась от сомнений и поняла: все кончено. Марков не дорожил ею, не ценил отношений, которые для нее самой стали смыслом жизни. Единственное, чего она не могла себе объяснить: откуда в таком случае в глубине его глаз взялась печальная нежность?!