Это особенно верно сейчас, когда я пытаюсь понять, что, чёрт возьми, я хочу сделать, когда речь заходит обо всей моей карьере.

— Ной? — голос Грейс прорывается сквозь мои мысли, когда она выходит на балкон из гостевой спальни. На ней джинсы, кроссовки и тонкий серый пуловер, волосы собраны в хвост. В этом наряде она больше похожа на студентку колледжа, чем на главу фонда.

— Что случилось? — я вылезаю из своего кресла Адирондак2, стараясь выглядеть непринужденно и не подпрыгивать, как чёртов щенок при виде неё.

«Что случилось?» Чёрт возьми, Ной. Ты же не подросток. Попробуй звучать немного умнее.

— Эм… Эй, — говорю я. Чёрт подери! Это может быть ещё хуже. Ты сказал ей, что хочешь слизать шоколадный соус с её обнаженного тела, но не можешь придумать ничего лучше, чем «Эй, что случилось?»

Грейс останавливается, когда подходит ко мне, затем быстро прерывает зрительный контакт и отворачивается, чтобы посмотреть на горизонт.

— Звёзды здесь такие яркие. Это потрясающе. В городе об этом забывают.

— Да. Это одна из вещей, которые я люблю, приезжая сюда.

— О, я не заметила, что у тебя есть телескоп, — говорит Грейс, подходя к нему. — Целестрон. Прекрасно.

— Ты разбираешься в телескопах? — спрашиваю я, наблюдая, как она наклоняется к окуляру.

Сосредоточься. Не отвлекайся на её задницу.

На её идеальную задницу.

На её пышную задницу.

На задницу, которая так хорошо умещалась в моих руках.

— О, да. Мой отец — любитель астрономии. Когда я была ребёнком, мы часто выходили на улицу ночью, и он учил меня всем созвездиям. Потом, когда он путешествовал, он звонил мне и рассказывал, как выглядит небо, где он находится, какие созвездия видит.

— Это круто.

Это круто. Не-а, я не делаю ничего, чтобы не звучать как подросток.

— У меня не было такого хорошего телескопа, как этот, это точно, — отмечает она.

— В Белом Доме нет телескопа?

— Ну, я осталась в Колорадо, когда моего отца избрали Президентом, так что я не жила в Белом Доме. Я только навещала, — замечает Грейс. — Я не помню, чтобы он был, но мой отец устраивал вечера астрономии на южной лужайке в течение последних трёх лет.

— Хм. Я этого не знал.

Она смеётся.

— Он очень взволнован ими. Я побывала на первом, который они устроили. Это все эти дети — маленькие гении, которые намного умнее меня — бегают вокруг, смешиваясь с учёными и астрономами. Они все так взволнованы, чтобы быть в Белом Доме и встретиться с Президентом, но они не знают, что мой папа полностью помешан на этом. На следующее утро после первого астрономического вечера он всё время за завтраком говорил об этом.

— Вы с отцом близки?

Она улыбается, но я сразу вижу, что она улыбается мне своей медийной улыбкой.

— Конечно. Мои родители замечательные люди, которые всегда были преданы мне.

— Это звучит как самое дерьмовое заявление для прессы.

Она наклоняется и снова смотрит в телескоп, на мгновение, замолкая, прежде чем повернуться и посмотреть мне в глаза.

— Ты же не пытаешься заставить меня сказать что-то плохое о моей семье?

— Что? Нет. Дерьмо. Ты так думаешь? Что я ищу компромат? — я так ошеломлён этим вопросом, что не знаю, удивляться или обидеться.

Грейс морщит лоб, прежде чем расслабиться.

— Нет, не думаю.

— Мне кажется, что тебе, вероятно, часто это говорят — те люди, у которых есть план для сближения с тобой.

Она тяжело вздыхает.

— Конечно, ты бы это понял, — говорит она, и выражение её лица смягчается. — Я забываю, что ты находишься на публике столько же, если не больше, чем я. У меня… не так много друзей. Только не близкие. Так что я не очень хорошо умею говорить о себе.

— Ты должна быть великолепна в этом, со всеми интервью, которые ты даёшь, — поддразниваю я.

— Думаю, то же самое можно сказать и о тебе.

— Ну, я не собираюсь искать компромат на твою семью, — говорю я Грейс. — Просто чтобы ты знала. И я также не силён в светских разговорах.

— Хорошо, прекрасно, — говорит она с улыбкой. — Тогда мы не будем вести светскую беседу.

— Так что же противоположно светской беседе? — спрашиваю я.

Раздевание. Противоположность светской беседе — раздевание.

— Супер задушевный разговор? — она шутит в ответ.

Нет. Это раздевание.

— Это где мы говорим о смысле жизни или о какой-то философской ерунде?

Грейс морщит нос.

— Фу. Нет.

— Ну, не светская беседа была твоей идеей, милая. — Чёрт, это последнее слово, слетевшее с моих губ, прозвучало слишком… нормально. Когда я называл её милой раньше, это был сарказм, полностью предназначенный для того, чтобы нажать на кнопки Грейс и завести её. Прямо сейчас, это просто слетело с языка, как будто я говорил это сотни раз.

— Хорошо. Скажи мне что-нибудь, чего никто о тебе не знает.

— Так вот как мы будем играть в эту игру? Ты обвиняешь меня в том, что я выискиваю компромат на твою семью, но просишь раскрыть все мои секреты? — я приподнимаю брови. — Это смелый шаг.

— Прекрасно. Ты можешь спросить у меня о моих секретах, — смеётся девушка.

— Я уже знаю твои.

— Неужели?

— Ага.

Она скрещивает руки на груди.

— Хорошо, я хочу это услышать. Какой мой грязный секрет ты откопал?

— Мне не нужно было копать. На твоём лице всё написано.

— Что именно?

— Тот факт, что ты хочешь меня.

— Ну, это грязный секрет.

— Я надеялся, что это возможно.

Лицо Грейс краснеет, но она смеётся.

— Ты избегаешь вопроса. Если только ты не хочешь вернуться к светской беседе.

— Я надеялся, что без светской беседы мы сможем продолжить с того места, где остановились в прошлый раз.

— Ной, я…

Я обрываю её, потому что не хочу слышать от неё то, что, как я подозреваю, она пыталась сказать раньше — что её влечет ко мне и Эйдену.

— Ладно, я раскрою тебе свой самый грязный секрет.

— Ты собираешься показать мне свой член?

— Это не моя грязная тайна, вопреки тому, во что Эйден мог бы заставить тебя поверить. Рецепт мази не был правдой, знаешь ли.

Грейс смеётся.

— Да, я так и предполагала.

— Кроме того, мой член тоже не был бы грязным секретом, потому что я очень горжусь им.

Она поднимает брови.

— О, да неужели?

— Да. Я достану его, если ты хочешь понять, чем я горжусь.

Грейс смеётся.

— Давай. Выкладывай — секрет, а не член.

— Я покажу тебе, если ты поклянёшься не смеяться.

Она делает серьёзное лицо и поднимает правую руку.

— Клянусь на своей могиле.

— Я думаю, ты должна поклясться на могиле того, кто уже умер.

— Ты избегаешь первоначального вопроса.

— Ты должна пообещать, что никому не расскажешь. Мне нужно получить соглашение о неразглашении?

— Ты можешь. Или я могу поклясться на мизинце, что никому не скажу.

Я резко выдыхаю.

— Это самая священная клятва, знаешь ли.

— Знаю.

Когда Грейс перекрещивает свой мизинец с моим, меня охватывает приступ возбуждения, и я подумываю о том, чтобы прижать её к себе и закончить то, что начал раньше. Вместо этого я громко вздыхаю.

— Прекрасно. Пойдём со мной. 

18

Грейс


Ной открывает дверь в свою спальню, и моё сердце замирает.

— Это твой способ затащить меня в свою спальню? Это было не очень тонко.

— Я никогда не был силён в тонкостях.

Я оглядываю его спальню — хотя слово «спальня» не совсем точно описывает её. Это огромные апартаменты со светло-серыми стенами и бревенчатыми балками, которые пересекают потолок и соответствуют остальной части дома. Все сдержанно и в мужском стиле, с зоной отдыха на другой стороне комнаты, оснащённой несколькими кожаными креслами и телевизором. Когда я бросаю взгляд на его кровать, мне приходится отвернуться.

Не думай о Ное и его постели. Или о том, что ты хочешь, чтобы он сделал с тобой на этой кровати.

Или на полу.

Или на креслах.

Меня бросает в жар при мысли о том, что Ной что-то со мной делает здесь, но я с трудом сглатываю и прочищаю горло, когда он направляется в дальний конец комнаты, рядом с зоной отдыха, где вдоль стены тянется ряд дверей шкафа. Я замечаю клавиатуру на дверях ещё до того, как он к ней прикасается.

— Подожди, — говорю я, останавливая его. — Ты собираешься показать мне что-то совершенно странное? Ооо… эти надувные куклы действительно были твоими, а не Эйдена?

— Ладно, я тебе не покажу. Забудь, что мы говорили об этом, — ворчит Ной.

— Значит, они были твоими.

— Нет, они не были моими.

— Ладно, покажи мне.

— Нет, тебе это покажется странным.

— Обещаю, что нет, — я скрещиваю пальцы за спиной. Ладно, может быть. Особенно если у него странный фетиш. Что, если он собирает пряди женских волос или что-то в этом роде?

Ной снова ворчит себе под нос, отпирая шкаф и открывая дверь, демонстрируя множество шкафчиков с полками, которые достигают потолка. Полки забиты пряжей. Мотки и клубки пряжи в миллионе различных цветов и текстур. Он молча смотрит на меня.

— Эм… это что-то вроде БДСМ? Ты связываешь женщин пряжей?

Ной преувеличенно вздыхает.

— Это именно то, на что похоже, ясно? Ну вот. Ты увидела мой грязный секрет.

Когда он собирается закрыть одну из дверей, я останавливаю его.

— Подожди. Я не понимаю.

— Я вяжу.

— Прошу прощения?

— Ты слышала меня и в первый раз. Я вяжу. В свободное время я вяжу вещи. Носки, шарфы, одеяла. Рождественские чулки.

— Ты вяжешь.

— Никто не знает. Включая Эйдена. Чёрт, особенно Эйдена. Или кто-нибудь из моей команды.

В моей груди нарастает смех, и я прикрываю рот, чтобы он не вырвался наружу. Это не работает, и теперь Ной смотрит на меня с мрачным выражением лица.

— Ладно, я не собирался тебе говорить, — рычит он, закрывая одну из дверей.

— Я не смеюсь над тобой, — обещаю я, подавляя смешок. — Это просто… ты вяжешь? Это и есть твой грязный секрет? Судя по тому, как ты себя вёл, я боялась, что комната будет заполнена частями тела.

— Частями тела, правда? Чёрт, если ребята из команды узнают о вязании, я никогда не отделаюсь от этого. Это было бы хуже, чем шкаф, полный частей тела.

Я в насмешке поджимаю губы.

— Мой рот на замке.

— Ты обещала не смеяться.

— Нервная привычка, — говорю я, быстро меняя тему. — Покажите мне, что ты вязал.

— Ты закончила смеяться?

— Клянусь.

Он вздыхает.

— Прекрасно. Но не заставляй меня жалеть о том, что я тебе показал. — Ной выдвигает ящик шкафа и достаёт длинный серый шарф. — Это то, что я только что сделал. Это ангора.

— Вау. Это…

Он вздыхает.

— Да, я знаю. Отстой.

— Я вовсе не это хотела сказать. Я имела в виду, что это… не то, чего я ожидала от тебя.

— Послушай, я люблю футбол. Это вся моя жизнь. Но пару лет назад мне было трудно отвлечься ночью от игры, из-за этого появились проблемы со сном. Команда имеет такого жизненного наставника, с которым игроки иногда встречаются — но я не псих.

— А я и не думал, что это так.

— Док послал меня к ней, чтобы я восстановил свой сон, и… — он тихо смеётся. — Она была беременна и вязала, когда разговаривала со мной. Я думал, что это была самая тупая грёбаная вещь, которую я когда-либо видел. Она сказала, что я должен попробовать, потому что это поможет мне очистить голову.

— Неужели?

Он пожимает плечами.

— Я начал делать это по ночам и проблемы со сном прекратились.

— Что угодно, чтобы удержать тебя в игре, верно?

Ной бросает на меня странный взгляд, забирает шарф из моих рук и закрывает дверцы шкафа.

— Ты, должно быть, уже связал миллион вещей. Что ты с ними делаешь?

— Я жертвую их на благотворительность. Анонимно, — добавляет он, делая ударение на последнем слове.

— Ладно, у меня есть ещё один вопрос.

Ной скрещивает руки на груди.

— Не стесняйся.

— А ты умеешь вязать уродливые рождественские свитера?