Он такой чертовски грамотный, но всё же идиот.

Грейс хмурит брови.

— Ты не говорил мне, что рассматриваешь предложения за пределами Колорадо, — произносит она.

И вот оно.

Я чувствую, как воздух исчезает из комнаты.

Затем она поворачивается и смотрит на меня.

— Ты знал, что он ведёт переговоры за пределами Колорадо, и тоже ничего не сказал?

— Грейс, я… — начинаю. Чёрт. Это была не моя новость, чтобы рассказывать ей. Я мог бы убить Ноя прямо сейчас.

— Да ничего особенного, — говорит Ной. — До Майами не так уж долго лететь, а Даллас ещё ближе, так что…

Но Грейс прижимает руку ко рту и качает головой.

— Но ведь это всё равно общеизвестный факт, не так ли? — спрашивает она. — Это то, что я бы знала, если бы обращала внимание на футбол или следила за спортом.

— Именно, — начинает Ной.

— Ной должен был, блядь, сказать тебе, — подмечаю я. — Чёрт возьми, я должен был заставить его рассказать тебе. Или же сам рассказать.

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — спрашивает Ной. — Я же не собираюсь переезжать на другой конец света. Всего лишь несколько часов пути.

— Да не в этом дело, мать твою! — выпалил я, злясь на него за то, что он всё испортил. Злюсь на него за то, что он прямо сейчас не понимает, что всё испортил. Эти отношения были достаточно сложными ещё до того, как мы решили скрыть информацию от девушки.

— Я чувствую себя идиоткой, — тихо говорит Грейс, качая головой. — Все в мире знали об этом, кроме меня. Это… ты солгал. Вы оба.

Ной внезапно смущается.

— Мы не лгали. Я просто не хотел говорить тебе раньше, чем буду знать наверняка, что я…

— Я не понимаю, — продолжает она, останавливая его. — Если ты знал, что уезжаешь, зачем вообще связывался со мной? Вы оба это знали. Зачем вообще рисковать? — она делает ещё один глубокий вдох, и её голос становится спокойным, когда она снова говорит: — Ты знал, чем я рискую, даже находясь рядом с тобой; глупые отговорки, которые я давала своей службе безопасности — моим родителям — чтобы провести время с тобой. Ты знал, что я могу потерять, связавшись с тобой — что может потерять мой отец. И я стала той, кто безрассудна и не заботится о последствиях. Ты заставил меня влюбиться в тебя — в вас обоих — но ты не сказал мне об этом. Ты скрыл. Меня не волнует, насколько короткий рейс до Майами, Далласа или Колорадо. Мне следовало бы догадаться. Я должна была с самого начала не торопить события. — Слова срываются с её губ, и когда она замолкает, то смотрит на нас и просто качает головой. — Мне нужно идти.

— Грейс, я… — начинаю я, и Ной говорит ей, чтобы она не уходила. Но она разворачивается и уходит.

Ты заставил меня влюбиться в тебя — в вас обоих.

Я хочу сказать ей, что она не единственная, кто влюбился. 

40

Грейс


— Ты уверена, что не против вечеринки-катастрофы? — спрашиваю я Ви, когда та садится за руль автомобиля. Она одета в топазовое платье, одно из её собственных творений, которое находится где-то между строгим и коктейльным нарядом, но определённо не консервативное, как моё очень подходящее чёрное платье в пол. Мои родители будут менее чем в восторге от того, что Ви приедет на мероприятие моего отца по сбору средств, и вдвойне менее чем в восторге от того, что мы подъедем в совершенно новом ярком спортивном автомобиле Ви вместо очень подходящего внедорожника с чёрными тонированными стёклами, управляемого моей службой безопасности.

— Меня оскорбляет термин вечеринка-катастрофа, когда я практически член Первой Семьи, — шутит Ви, проверяя свою помаду в зеркале заднего вида, прежде чем выехать с моей подъездной дорожки, её шины визжат на тротуаре.

— Ты имеешь в виду, как сумасшедший пьяный дядюшка, который приходит на семейные встречи? — спрашиваю я. — Спасибо, но мои соседи оценят твоё вождение.

— Сумасшедшая пьяная тётушка, спасибо тебе большое, — поправляет меня Ви. — И я не могу поверить, что ты всё же согласилась участвовать в этом мероприятии, даже после того, как твои родители настояли на том, чтобы попытаться свести тебя с этим ребёнком трастового фонда.

Я вздыхаю:

— Я всё понимаю. Скажи мне, почему я снова это делаю.

— Потому что ты покорная, послушная дочь.

Я смеюсь.

— Я простофиля.

— Да, ты простофиля, — соглашается Ви. — Дай-ка я угадаю, как всё прошло. Твой отец, как всегда, взыграл на твоём чувстве вины. Он сказал что-то о твоём долге перед страной и семьёй, упомянув слова «свобода» и «демократия».

— Значит, ты подслушивала наш разговор?

Ви вздыхает.

— Это не впервой. Мы уже проходили это, дорогая. Я люблю тебя, но когда-нибудь тебе придётся сказать им, что они могут засунуть свой долг перед семьёй и страной прямо в задн…

— У меня есть хребет, — настаиваю я. — Я сказала им, что не буду встречаться с этим парнем.

Голос Ви смягчается:

— Конечно, есть. Не так-то просто показать Президенту и Первой Леди средний палец, Грейс.

— Спасибо, что пришла сегодня.

— Ну, как я могла устоять перед тем, чтобы не появиться в качестве твоей «плюс один», просто чтобы поддержать слухи о нашем романе? — Ви ухмыляется. — Только не удивляйся, когда на этот раз я поцелую тебя в губы. Я также задействую немного языка — для реализма.

— Очень мило с твоей стороны, — невозмутимо отвечаю я.

Ви переключает передачу и давит на газ, двигатель ревёт, когда мы выезжаем на пустынную улицу. Она бросает на меня быстрый взгляд.

— Что? — невинно спрашивает она. — Давай держать Брукс и Дэвис в напряжении, хорошо?

— Я почти уверена, что в последнее время делаю это достаточно часто.

— Когда мы разговаривали по телефону, у тебя был странный голос, — замечает Ви. — Это и есть настоящая причина моего появления. Так что выкладывай. Что случилось?

С чего же мне начать?

— Это ведь не имеет никакого отношения к тем торгам за Ноя, не так ли? — задаёт она вопрос.

— Ты знаешь об этом? — переспрашиваю я. — Неужели об этом знали все, кроме меня?

— Так ты расстроена этим.

— Я вовсе не расстроена, — пожимаю плечами, отмахиваясь ото лжи. — Ладно, я немного обижена.

— Похоже, ты больше чем слегка обижена. Продолжай.

— Я слегка обижена. — Я смотрю, как мимо проносятся здания, пока мы едем. — Я не знаю… дело не в том, что он рассматривал контракты за пределами Колорадо. Дело в том, что ни один из них не сказал мне об этом.

— Значит, это больше, чем просто интрижка с ними, — произносит Ви.

— Да. Нет. Не знаю. Я так думала. Я имею в виду, что это было не сразу. Я даже не знаю, как это вообще произошло. Я так разозлилась на них в лагере за то, что они вели себя как мальчишки из братства или что-то в этом роде, а потом…

— Не успела оглянуться, как тебя уже нанизали, как на вертел, горячие парни, изначально раздражающие тебя, — заканчивает Ви.

— Да, это очень стильно сказано, — шучу я. — Но потом я стала проводить с ними больше времени, и…

— А потом ты влюбилась, — задумчиво говорит Ви.

— Влюбилась? Ты что, с ума сошла? — спрашиваю я. — Я просто привыкла к тому, что они настаивают на том, что они мои бойфренды.

— Ной Эшби и Эйден Джексон сказали, что они твои бойфренды?

— Да. Я имею в виду, мы сошлись на этом, кажется. Они решили, что это так, и я согласилась. — Я делаю паузу. — Боже, это действительно звучит так, как будто у меня нет хребта, не так ли? Они хотели быть моими бойфрендами, и я желала, чтобы они были моими бойфрендами. — Я снова делаю паузу. — Это звучит так, будто мы все учимся в средней школе.

Ви смеётся:

— Любовь всегда заставляет нас говорить так, будто мы подростки.

— Перестань употреблять это слово.

— А что бы ты хотела, чтобы я использовала вместо него?

— Я не знаю, ясно? Только не это слово. Это чертовски громкое слово, Ви.

— Мы ещё вернёмся к этому вопросу. Ной рассматривает контракты за пределами Колорадо…

— Верно. Ной запустил в меня свои фронтовые новости, как будто это радостная весть. Так оно и есть. Это отличная новость для него. Я счастлива, что за него идут торги. Я просто в восторге. Он любит футбол, ему должны хорошо платить за работу, и это замечательно.

— Но… — подсказывает она.

— Мне плевать, что он едет в Майами, Даллас или ещё куда-нибудь. Я уже большая девочка. Просто… меня раздражает то, что они солгали об этом. Или не сказали правду.

— Мне кажется, это нечестно.

— Я чувствую себя ужасной сукой. Я ушла, когда они сообщили мне эту новость. Он был счастлив, сообщая мне эту хорошую новость о карьере, а я просто ушла. Я даже не знаю почему. Они говорили, что я была… их, что я была их девушкой, но существует большая часть информации, которую они просто не сообщили мне. Я имею в виду, конечно, это публичная информация. Ты и другие люди знали об этом. Чёрт возьми, ты и вся Америка знали об этом.

— Но от этого становится только хуже. — Ви озвучивает мои мысли ещё до того, как я их произнесу.

— Да, я единственная идиотка в этой стране, которая ничего не знала. А если я этого не знала…

— То, что ещё они от тебя скрывают? — заканчивает Ви.

— Именно. И я имею в виду, что они спортсмены. Если они скрыли это, то я задаюсь вопросом, о чём ещё они не рассказали — девочки, наркотики… О, чёрт, я не знаю.

Выражение лица Ви заставляет меня остановиться.

— Я всё понимаю. Похоже, я сошла с ума, — признаюсь я. — Просто… я очень рискую, даже находясь рядом с ними.

— Я знаю, — говорит Ви. — Я горжусь тобой.

— За то, что трахнула двух футболистов и сама попала в горячую переделку?

Ви смеётся:

— Мне нравится, что это твоя версия горячей переделки, куколка.

— Это горячая переделка!

— О, милая, — произносит Ви. — Это едва ли можно назвать горячей переделкой.

Её тон заставляет меня рассмеяться.

— Да знаю я, знаю. Это не совсем горячая переделка, если только кто-то не забеременел или не было написано двадцать бульварных статей о вашем скандальном поведении.

Ви пренебрежительно машет рукой, оглядывается и улыбается мне.

— Даже тогда. Это ведь хорошая реклама, верно?

— Для тебя — да! Только не тогда, когда ты дочь Президента. И не тогда, когда ты дочь моего отца.

— Ну что ж, может быть, пришло время дочери Президента устроить себе небольшую неприятность.

— Разве не так говорят, когда женщины залетают?

— Да, наверное, в пятидесятые годы. Я имею в виду, что ты больше не играешь безопасно.

— Я не собираюсь рисковать! Я была… с ними обоими. Много раз. Это настолько опасно, насколько возможно.

— Это немного небезопасно.

— Это очень опасно.

— Более опасно было бы признаться, что ты «слово на букву Л» них, — говорит Ви.

Я свирепо смотрю на неё, но она не сводит глаз с дороги.

— Я же сказала тебе, чтобы ты перестала употреблять это слово.

— Ты не знаешь, что я имела в виду любовь. Возможно, я имела в виду, что они тебе нравятся. Или что ты хочешь их облизать. Или что ты вожделеешь их.

— Нравятся. С «нравятся» всё в порядке.

Ви на мгновение замолкает, когда мы подъезжаем к зданию.

— Как ты думаешь, может быть, дело не только в том, что они тебе ничего не сказали?

— Например, что? Разве недостаточно того, что они опустили важную информацию, о которой знали все остальные в мире?

— Может быть, — произносит Ви, переключая передачу и резко останавливаясь перед зданием. — Но, может быть, какая-то часть тебя немного боится того, куда всё может зайти?

— По-видимому, они никуда не денутся, — говорю я, внезапно раздражаясь. — Если они не сочли нужным сообщить мне об этом, то, что же ещё они собираются скрывать?

Но Ви не останавливается. Она продолжает говорить, даже когда камердинер приближается к машине:

— Или, может быть, ты ожидала, что это будет не более чем безумная, дикая интрижка, что-то вроде того, что ты никогда раньше не делала, и всё. А теперь всё круто изменилось. Это нечто большее, и теперь последствия начинают быть реальными. Ваши чувства начинают быть реальными, и теперь ты боишься того, к чему всё это идёт.

Я молчу с минуту, пока камердинер стоит за дверью Ви. Я смотрю, как парочки поднимаются по лестнице к входу в здание, одетые в смокинги и платья.