— Знаешь, почему я был призван на службу его величества во Франции? Это забавная, хотя и весьма сомнительная история. Тем не менее ты выбрала для себя роль соблазнительницы, и тебе следовало бы послушать ее. Нет, я даже настаиваю на этом. Это послужит дальнейшему твоему обучению.

Он помолчал, печально глядя на нее.

— Я не сделался отшельником, Кэт. Все двери были по-прежнему открыты для меня. При всех моих грехах я светский человек. Нет, Кэт. Я оставил лондонское общество, потому что оно не позволяло мне — как лучше выразиться? — следовать своим низменным порывам, слишком ограничивало меня. Да, Кэт, оно не могло предложить мне развлечения, которых я жаждал. — Он с трудом произносил эти слова, и его голос понизился до хрипловатого шепота.

— Томас, не надо…

— Почему? Нет, Кэт! — В его голосе звучала жалкая имитация веселости. — Моя дорогая! Моя милая! Позволь уж мне исповедаться. В двадцать четыре года мне все наскучило. Не прерывай меня; эта история весьма поучительна.

Кэт протянула к нему руку, чтобы остановить его. Он не должен был пытаться шокировать ее, вызывать у нее отвращение, предостерегать ее. Она любила его так же горячо, как он ненавидел свое прошлое, все, что он делал тогда, весь тот ужас, свидетелем которого был. Все это оставило глубокую мучительную рану в его душе.

Надо заставить его смириться с тем, что было. Ведь прошлого не исправить. Он должен перестать терзать себя. Вероятно, Томас поднял бы ее на смех, если бы она сказала, что он самый строгий судья для себя. Единственный и беспристрастный. Черт возьми! У нее нет в запасе таких слов, чтобы убедить этого упрямца перестать заниматься самоуничижением!

Томас устремил взгляд вдаль, приняв ее молчание за согласие, и продолжил:

— Я уехал во Францию, где провел немало времени в постелях, занимаясь любовью с местными обольстительницами, чтобы постичь различные диалекты французского языка. Благодаря этим знаниям мне удавалось ускользать от наполеоновских агентов, и это очень забавляло меня. Тогда-то полковник Сьюард и сблизился со мной. Такой, данный Богом, по его мнению, талант не должен был пропадать понапрасну. Разве это не смешно, Кэт, мой ангел? Человек, известный своими беспорядочными сексуальными связями, рекомендуется в качестве агента… Вот так я стал шпионом. Позволь мне закончить. Ты знаешь, Кэт, чем занимается разведчик? Он использует людей. Вытягивает из них информацию. Пользуется их слабостями, их тайными пороками, чтобы получить нужные сведения. Он играет на их чувствах. И я очень преуспел в этом.

Томас наверняка имел в виду Дафну Бернар. Кэт вспомнила ее алчные глаза, когда та схватила кулон со стразом.

— Женщины, подобные Дафне Бернар, вовсе не являются невинными жертвами, — сказала она. — Это их сознательный выбор. Они твердо знают, на что идут.

Томас нахмурился, на мгновение сбитый с толку.

— Ты права. Эта дама именно такая. Но что сказать о таких, как Мариэтта Леон?

— Кто это? — едва слышно спросила Кэт.

— Молодая красивая жена одного из приближенных Наполеона. Ее муж, Андре Леон, очень честолюбивый человек. Но при этом еще и глупый. Он совершенно пренебрегал своей супругой и маленьким сыном. Никогда не уделял им внимания, за исключением тех случаев, когда хвастался своим привилегированным положением. В основном же он проводил время, заискивая перед начальством.

Томас смотрел на Кэт отсутствующим взглядом. Она поняла, что в данный момент он видел не ее, а другую женщину, возникшую из его прошлого. Девушка затаила дыхание.

— Я понял, что могу воспользоваться этой ситуацией. И начал ухаживать за ней. Она была очень молода и неопытна, Кэт. Не намного старше тебя. И старалась быть достойной уважения, добродетельной женой. Но разве я мог упустить такой случай? Я не давал ей проходу, добивался ее расположения. Оказывал на нее давление и умолял, пока в конце концов не добился своего. Мариэтта согласилась встретиться со мной в парке рано утром и, чтобы предотвратить какие-либо подозрения, привела с собой сына, Эмиля. Я рассердился. Он был совсем маленький. Кажется, лет трех…

Голос Томаса смягчился. Он поднял руку и убрал локон волос с лица Кэт. Это был непроизвольный жест. Рука его дрожала.

— Мы сидели на скамье, окруженные густыми зелеными кустами, и я стал соблазнять ее. Она была взволнована, а я — полон решимости. Затем я услышал стук лошадиных копыт на дорожке. Это были утренние скачки. Я огляделся и обнаружил, что мальчик исчез. Внутри у меня все похолодело. Я продрался сквозь зеленую изгородь и побежал изо всех сил, но все-таки опоздал. Он играл на дорожке в том месте, где был крутой поворот. Я хотел бы обвинить наездников, но не могу. Они никак не могли увидеть ребенка. Тот умер мгновенно.

— О Боже, Томас, — в ужасе прошептала Кэт. Несчастный мальчик — его будущее прервалось в одно трагическое мгновение. Несчастная мать — ей никогда не видеть улыбок сына, никогда не высушить свои слезы. Ребенок никогда не вырастет из своей маленькой одежды, никогда не порвет ее, играя. Кэт задыхалась от рыданий. Слезы текли ручьями по ее щекам.

— Так все и было, — пробормотал Томас. — После этого я получил новое назначение и отправился в Саламанку. И даже был награжден медалью за свое умение убивать. Со временем воспоминания об этом несчастном случае притупились. Я подал в отставку и уехал в Девон. Там мы встретились, и ты избавила меня от тягостных воспоминаний, за что я благодарен тебе.

Сколько горести, сожаления и вины звучало в его словах! Кэт склонила голову, и локоны закрыли лицо. Однако Томас смог заметить блеск слезинки на ее округлом подбородке.

— Разве ты мог предвидеть его смерть, Томас? Это была трагическая случайность. — В ее голосе чувствовалась печаль и не было ни осуждения, ни отвращения. Он слышал в нем то, что хотел. Томас затрясся от неконтролируемого гнева на себя, отказываясь даже сейчас уступить зову своего сердца.

— Черт возьми! — прорычал он. — Что еще я должен сказать, чтобы убедить тебя? Я не глупец, не отдающий себе отчета в своих действиях. Я сам выбрал свой жизненный путь. Никто не принуждал меня!

Кэт продолжала плакать и не могла говорить. Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Его губы были плотно сжаты. Под воспаленными глазами залегли темные тени.

Она предприняла последнюю попытку и коснулась его руки.

— Томас! Для меня ты никогда не был таким, каким пытаешься себя представить.

Ее слова, казалось, поколебали его суровую сдержанность.

— Проклятие! — снова выругался он, но этот раз это было похоже скорее на стон. — Каким же? Грубым? Наглым? Распутным? Поскольку я никогда не оказывал на тебя давления, ты думала, что я не могу быть таким или даже хуже? Ты просто не желаешь слышать, что я говорю. Безрассудная девчонка!

Томас перевел дух и продолжал:

— Думаешь, что если я не подмигиваю тебе, не бросаю плотоядных взглядов и не заигрываю с тобой, то, значит, я не способен на решительные действия? Мне казалось, что я научил тебя кое-чему. Это хитрость, душа моя. Я всегда был коварным мужчиной.

Томас взял ее за запястья и потянул вперед, склонив к ней голову.

— Я в своих мечтах много раз раздевал тебя, даже когда ты сидела и пила чай в моей комнате. Прикасался губами к твоим губам каждый раз, когда ты откусывала кусочек тоста. Восхищался тобой, когда ты грациозно входила в комнату! О, моя милая, я мысленно овладевал тобой тысячу раз, с тех пор как мы познакомились! Такие вот дела! Может быть, мой рассказ поможет тебе освободиться от неправильных представлений о моей личности?

Томас привлек Кэт к себе, намереваясь «наказать» ее своим поцелуем и таким образом заставить отвергнуть его раз и навсегда. Однако она не предприняла ничего, чтобы остановить его: не подняла руку, чтобы оттолкнуть его, не стала просить отпустить ее.

Он не смог осуществить свое намерение, поскольку никогда не позволял себе принуждать женщину к близости. Тем более Кэт.

Томас резко отпустил ее, и она отшатнулась назад, опершись рукой о кресло. Он поднес обе руки к своим вискам. Кэт вся дрожала, что было заметно по тому, как колыхались кружева на ее декольте.

Блуждающий взгляд Томаса бесцельно скользил по комнате. Сейчас он выглядел старше: глубокие морщины залегли на его худых щеках, подбородок был покрыт темной с проседью щетиной. Кэт хотелось откинуть с его лба прядь блестящих черных волос, уверить, что его поцелуй не может напугать ее. Она охотно приняла бы его. Однако его гнев мешал ей осуществить свое намерение. Тем не менее она должна попытаться.

— Томас, послушай…

Он отступил назад и открыл дверь.

— Прости, я устал!

Томас не заметил одетого во все черное джентльмена, сидящего в гостиной возле камина в кресле с высокой спинкой. Человек с морщинистым лицом повернул голову, с интересом наблюдая, как Томас пересек комнату и исчез в темноте.

— Месье! — Худощавый англичанин постучал своей тростью черного дерева по столу, подзывая портье. — Я вижу, у вас остановился мистер Томас Монтроуз.

Тот задумчиво нахмурился, явно желая угодить богатому английскому аристократу. Этот мужчина хорошо платил за свою комнату и поглощал бутылку за бутылкой домашнего вина чтобы, как он выразился, «поддерживать себя во время этой проклятой задержки».

— Нет, этот человек не проживает здесь, милорд.

— Проклятие! Я только что видел, как он прошел мимо!

— Вы ошиблись, милорд. Это француз, альфонс, живущий за счет богатых женщин.

— Черт подери! Это Монтроуз, говорю я вам!

Портье сжал руки, не желая противоречить богатому гостю и в то же время не спеша соглашаться с ним.

— Прошу прощения, но вы ошибаетесь. Он привез с собой свою пожилую английскую покровительницу. Она сейчас наверху. Мадам, несомненно, послала его за какой-нибудь интересной штучкой, чтобы развлечься. Она ужасно вульгарная. — Он подмигнул и склонился, чтобы наполнить чашку джентльмена.

— И все-таки я утверждаю, что это Монтроуз. А кто эта английская шлюха?

Управляющий пожал плечами:

— Богатая вдова какого-то лавочника.

— У нее есть имя?

— Дама не представилась, месье.

— Послушай, ее спутник ведь называл как-то эту каргу? — сердито сказал мужчина, подавшись вперед и стукнув кулаком по столу.

Портье напряг память, желая угодить аристократу. Затем лицо его расплылось в улыбке.

— Кэт! Точно! — сказал он торжествующе. — Этот господин много раз говорил даме: «моя киска». Чем могу быть еще полезен, милорд Бэрримор? — продолжил портье.

Джентльмен откинулся на спинку кресла, и выражение удивления на его лице сменилось злобным удовлетворением.

Глава 23

Томас вернулся за несколько часов до рассвета. Кэт ждала его. Ее лицо было бледным, на ней все еще было надето шерстяное платье Гекубы. Она, дрожа, встала с кресла и подошла к нему.

Девушка выглядела такой усталой, что у него возникло желание утешить ее. Он никогда больше не будет терзать ее своими душераздирающими историями.

— Томас! — Это было единственное слово, которое она произнесла, но и его оказалось достаточно.

Он обнял ее и прижал к своей груди.

— Томас, пожалуйста…

— Тихо, малышка. Все хорошо.

— Послушай. Ты должен понять…

— Конечно, дорогая, — тихо сказал он, поглаживая ее волосы и массируя напряженные мышцы плеч. — Я просто ужасный изверг, который, потворствуя своему желанию, заставил тебя терпеть рассказы о моих похождениях. Прости меня.

— Все это осталось в прошлом, Томас. Это была трагическая случайность. И не более того, — добавила она, прижимаясь к его груди. Он крепче сжал ее. Кэт приподняла голову и увидела, что он нежно улыбается ей.

В ее словах чувствовалась твердая убежденность, но, к сожалению, он не мог принять их за истину. Кэт была крайне утомлена и испугана, оставаясь наедине с мужчиной, которого общество сочтет чудовищем, если узнает о том, что он сейчас рассказал ей. Конечно, она старалась верить в него, но как долго это может продолжаться? Накопившиеся страхи, которые она пережила за последние два дня, притупили, ее способность оценивать всю чудовищность его вины. Должно быть, этим объясняется ее реакция на его признание. Томас вздохнул, продолжая обнимать Кэт и заставляя себя довольствоваться этой мучительной близостью.

— Ты права, детка, — тихо сказал он, касаясь губами ее шелковистых волос. — А теперь нам пора ехать. Пакетбот разгрузился час назад, и в наших интересах подняться на борт, пока кто-нибудь не узнал о твоем присутствии здесь.

«Малышка». «Детка». Кэт внутренне протестовала против таких словечек. Он умышленно устанавливал таким образом дистанцию между ними. Она чувствовала, как будто стоит по одну сторону широкой пропасти, а Томас — по другую. И в то время, как она отчаянно пытается сократить дистанцию, он делает все возможное, чтобы увеличить ее. Девушка с тревогой наблюдала отчуждение в его глазах.