Как много она теряет! Она не представляла, как пережить это. И даже то, что она – жена знатного лорда, только добавляло страдания. Она чувствовала себя слишком порочной и грязной, чтобы быть женой такого человека. Однако в глубине души она понимала, что сделала правильный выбор. Единственно возможный выбор. Увы, от понимания этого легче не становилось. Джудит хотелось развернуть клячу, вернуться в Тайнан, взбежать по ступеням в комнату Алисдера, молить его о прощении.

Но она не в силах изменить свое прошлое, в котором таилась опасность для будущего. Она – не заколдованная принцесса, не фея-волшебница, несмотря на всю сказочность прошедших месяцев. Да, Алисдер околдовал ее, но чары быстро растаяли.

Теперь ее глаза будут просто синими, а не цвета полночи, как шептал ей когда-то Маклеод. Они больше не будут искриться от счастья, широко раскрываться от изумления. Волосы станут просто каштановыми, без золотистого отлива, который так нравился ему. Ноги станут просто ногами, а не восхитительными мраморными колоннами, как он однажды, смеясь, сравнивал. Она подняла к глазам руки и увидела вовсе не тонкие аристократические пальцы, как однажды сказал Алисдер, а огрубевшие, красные от работы руки. Джудит поднесла ладони к самому лицу и глубоко вдохнула, словно хотела снова ощутить запах мужа. Она вспомнила, как эти пальцы гладили широкую спину Алисдера, нежно ласкали его мужскую плоть, как перебирали его черные волосы, игриво таскали его за нос. Она вспомнила, как держала его за руку, и они смеялись как дети, бегая по лесам, окружающим Тайнан. Но с этого мгновения теперь это просто руки.

А жизнь – только существование, как и раньше, до встречи с Алисдером.

Часы сменяли друг друга, лошади держались середины дороги, мерный стук их подков убаюкивал, говорил, что все вокруг в порядке. Впрочем, ночь таила в себе много опасностей, тем более что они ехали по оживленной в дневное время дороге, ведущей в большой шотландский город.

Услышав, как Малкольм в сердцах крепко выругался, Джудит поняла: что-то произошло. Она посмотрела вправо от себя и только тогда увидела англичан. Их красные при дневном свете мундиры в бледном лунном свете почернели. Джудит и Малкольм так увлеклись своими размышлениями, что не заметили английский патруль, пока почти не столкнулись с ним.

Омерзительную ухмылку Беннета Джудит разглядела даже при бледном свете луны, тускло блеснула шпага, вынутая из ножен. За Беннетом ехали еще пятеро всадников с одинаковым выжидательным выражением лица. Охотники наткнулись на добычу. Возможно, они те самые солдаты, которые изнасиловали Мегги, но вполне вероятно, что Беннет менял товарищей по развлечениям как перчатки. Неужели таковы все английские солдаты, расквартированные в Шотландии?

Ужас, в котором она прожила не один год и который благодаря усилиям Алисдера почти забылся, сейчас вновь охватил ее, поднявшись из тайников сознания. Он заполнил ее, словно рвотная масса, готовая вырваться наружу. Беннет не спеша подъехал к ней и без труда остановил ее клячу, которая, казалось, даже обрадовалась этому.

«Как странно, – подумала Джудит, – что я до сих пор спокойна». Страх ушел, осталась одна уверенность, такая же твердая, как то, что утром взойдет солнце. Она чувствовала, что ей грозит опасность, может даже смертельная, наверняка – боль. Но кошмар, в котором она постоянно жила раньше, исчез. Больше она не будет проводить дни в ожидании прихода Беннета с его мучениями. Не будет жить, охваченная паникой от одной только мысли, что он снова прикоснется к ней. Что бы ни произошло, что бы ни случилось с ней дальше, чем бы ни закончилась эта ночь, прошлое никогда больше не повторится, так плохо не будет уже никогда.

Она отказалась от Алисдера, и внутри образовалась пустота, телесная оболочка, которую уже не заполнял дух. Из-за Беннета она отказалась от Алисдера, который стал ей дороже всего в жизни. Она оставила позади любовь, кров, покой, возможность примириться с прошлым, надежду на новую жизнь. Она пожертвовала всем из-за жестокого, извращенного мерзавца, потому что хотела обезопасить человека, которого полюбила по-настоящему, впервые в жизни. Теперь она не боится. Что тогда сказала Мегги? «Я уже потеряла слишком много, чтобы потерять еще и себя. Я сама – все, что у меня осталось». Джудит потеряла Алисдера, надежду на завтрашний день, обещание радости, чуда. Она потеряла возможность прощения, обещание любви.

Страх, который вызывал в Джудит Беннет, потерял свою зловещую власть над ней – ей больше нечего терять.

– Дорогая Джудит, – насмешливо протянул Беннет, – вот мы и встретились.

Джудит не ответила, а смотрела в его лицо со всем презрением и отвращением, которые прежде тщательно скрывала. Она презирала и ненавидела его так, как разве еще только Энтони, потому что в отличие от других пьяных насильников Беннету доставляли особое удовольствие крики жертвы и ее сопротивление. Он смаковал их, как орел – добычу, когда пища намного вкуснее, если жертва еще жива.

Презрительным взмахом руки Беннет подозвал остальных подъехать ближе. Всадники подъехали, и по их стеклянным глазам и небрежно надетым мундирам Джудит поняла, что это не обычный патруль. Слишком уж сильный запах спиртного исходил от них, а глаза похотливо блестели даже у самого юного из пятерых, почти мальчика.

Малкольм прищурился. Хорошего не жди. Встреча с английским патрулем, черт бы его побрал, – это одно, а встреча с пьяным патрулем, да еще когда их главный явно положил глаз на жену хозяина, – совсем другое. Малкольм остановил свою лошадь вплотную к Джудит и едва заметным движением сунул ей в ботинок один из кинжалов, которые тайно таскал с собой повсюду. Конечно, со стороны покойной Софи было очень мило рассуждать о мире в горах, но есть вещи, которые настоящий мужчина хранит… хотя бы из сентиментальных соображений.

Джудит почувствовала движение Малкольма, но не отрываясь продолжала смотреть в лицо Беннету.

– Ты остановил нас по какой-то причине или просто заблудился? – Ее полный презрения тон объяснялся двумя причинами: во-первых, она отчаянно пыталась отвлечь внимание Беннета от того, что делает Малкольм, и во-вторых, ей уже было безразлично, понимает ли этот мерзавец всю глубину ее ненависти. Теперь Алисдер в безопасности.

– Я – воплощение английского правосудия, дорогая Джудит.

– Ты и английское правосудие как-то плохо сочетаетесь, Беннет. – Она холодно улыбнулась. – Ты, скорее, воплощение английской похоти.

Малкольм подумал, что надо обладать немалым мужеством, чтобы произнести эти слова. Беннет решил, что она просто хорохорится и набивает себе цену, что ее дерзость не больше чем бравада. Джудит знала, что это просто слова, и ничего больше. Они не способны передать ее ненависть.

– Посмотрим, что ты скажешь после посещения магистратуры, дорогая моя, – вкрадчиво отозвался он, глаза его маслено блестели от предвкушения. Если Джудит и противилась, то только поначалу, так было всегда. А столь редкое проявление мужества, как сейчас, только больше распаляло его.

– Интересно, что скажет ваша английская магистратура по поводу обвинения в изнасиловании, Беннет, или английское правосудие уже не наказывает за это?

– Если похотливая шотландская шлюшка развлекла нескольких английских солдат, какое же это преступление, Джудит? Это в порядке вещей, за это не наказывают.

Его равнодушие взбесило Джудит. Он никогда не думал о других, только о себе.

– Неужели ты способен только насиловать женщин?

– А ты стала смелой, Джудит. Я восхищен твоей храбростью, это добавит свежести и остроты нашим развлечениям.

– А ты стал трусом, Беннет, прикрываешься своим мундиром.

Пожалуй, Джудит следовало более осторожно выбирать слова, все-таки за спиной ее мучителя стояли пятеро английских солдат. Да, численный перевес на их стороне. Против них только она и старый шотландец, который возмутился бы, узнай, как мысленно охарактеризовала его Джудит. Однако Джудит знала то, что было неизвестно им. Она больше не позволит издеваться над собой!

Лучше умереть.

Беннет жестом приказал остальным отъехать в сторону, и только его нецензурная брань убедила их, что он в состоянии сам справиться со стариком и потасканной шлюхой.

У него были свои виды на Джудит. Свидетели ему не нужны. А если сначала отдаст Богу душу эта старая развалина, что ж, так тому и быть. Подумаешь, одним шотландцем меньше, невелика потеря. Беннет Хендерсон не позволит своей невестке улизнуть живой.

Он так долго вынашивал свои планы, что теперь с болезненным наслаждением разглядывал Джудит, смертельно бледную в лунном свете. Она стала еще привлекательнее, чем в Лондоне, не такая тощая, как прежде. Интересно, а как на ощупь? Кожа все еще такая же шелковистая, как тогда? А крики ее по-прежнему будут возбуждать его? Он мечтал выяснить это, а потом, насытившись ее телом, медленно убить. Так же медленно, как умирал в агонии его брат.

Малкольм стоял рядом с Джудит, их лошади касались друг друга. Он начинал терять терпение. Если их хотят арестовать, пусть попробуют. Если же Беннета интересует что-то другое, пусть только сунется.

Малкольм посмотрел на Джудит и увидел, как она бледна. Открытым у нее было только лицо, все остальное прикрывало плотное черное платье. Она слегка повернула голову в сторону Малкольма, увидела, как он сдвинул брови, и едва заметно кивнула в сторону своего ботинка, куда он сунул кинжал. Оружие хотя бы уравняет шансы.

Шпага Беннета просвистела в воздухе, словно разрезая ночь и удивив Джудит почти так же, как внезапная острая боль – Малкольма. Он прижал руку к плечу и удивленно уставился на англичанина, который пролил кровь первым, без предупреждения. Он пришпорил клячу, освобождая дорогу Джудит, чтобы та могла спастись бегством, но она не сдвинулась с места.

Внезапно тишину ночи прорезал жуткий вопль – Малкольм бросился на Беннета. В лунном свете блеснуло лезвие кинжала. Боевой клич Маклеодов последний раз звучал в Каллоденской битве, пятисоткратно усиленный, но и звука, изданного одним рассвирепевшим стариком, было достаточно, чтобы Джудит покрылась гусиной кожей, а по спине пробежал холодок.

Она выхватила кинжал из ботинка внезапно вспотевшей рукой. Его острое лезвие порезало ей кожу, с руки закапала темная кровь.

Малкольм был не соперник молодому Беннету, вооруженному шпагой. Беннет взмахнул ею еще раз, и на лице старика появился длинный кровавый след. Малкольм по-звериному зарычал и замахнулся кинжалом. Беннет опять поднял шпагу и с нескрываемым презрением отсек Малкольму ухо.

Рассудив за имевшуюся в ее распоряжении долю секунды, что боль жеребца – небольшая плата за спасение Малкольма и собственную свободу, Джудит сделала единственное, что могла. Сжав двумя руками рукоять кинжала, она закрыла глаза и со всей силой глубоко вонзила его в заднюю ляжку жеребца Беннета. Животное заржало от боли, встало на дыбы, и даже отлично державшийся в седле Беннет не смог удержаться. Он неуклюже выскользнул из седла, упал спиной на землю, но ловко увернулся от брошенного в него Малкольмом кинжала.

Однако увернуться от убийственной силы копыт собственного жеребца, ошалевшего от боли, ему не удалось. Конь, сбросив седока, снова встал на дыбы, грозным силуэтом возвышаясь на фоне ночного неба, настоящий демон агонии и ярости. Джудит навсегда запомнила звуки этой ночи – жуткий крик Беннета, треск ломаемых костей и ржание раненого животного.

Прошли часы, а может, и минуты, пока взбешенный конь унесся прочь один, с дикими от боли глазами, перепуганный запахом человеческой крови, брызнувшей на него из-под копыт.

Малкольм с трудом сполз со своей лошади, посмотрел на раненого англичанина, потом на Джудит, которая все еще сидела в седле на своей кляче.

– Иди сюда, Джудит, – позвал он ее тихо и мягко.

Она никогда не слышала, чтобы Малкольм говорил так раньше. Ему пришлось дважды повторить свои слова, прежде чем их смысл дошел до Джудит. Она, дрожа всем телом, соскользнула с кобылы и на мгновение прислонилась к ней, пытаясь овладеть собой.

Малкольм потянул ее за руку вниз, пока она едва не упала на распростертое неподвижное тело Беннета. Жеребец пробил ему грудь. Малкольм приподнял голову англичанина: в уголках губ застыла кровавая пена, глаза закрылись.

– Этот человек принес тебе много горя, детка, – пробормотал Малкольм, притягивая Джудит еще ниже. – Помоги ему умереть.

Он дал ей кинжал, рукоять которого была покрыта кровью, может, его собственной, а может – Беннета. В лунном свете кровь казалась совсем черной.

Джудит взяла кинжал, насухо вытерла рукоять подолом платья и крепко сжала дрожащей рукой. Сколько раз она являлась беспомощной жертвой? Сколько ночей молилась, чтобы представилась именно такая возможность?

Малкольм тряс умирающего, пока его глаза не открылись. Джудит заставила себя посмотреть на Беннета. В его глазах стояла смерть. Джудит могла ускорить ее приход. Быстрым коротким ударом она может убить его, отправить прямо в ад, отплатив за все мучительные ночи, за каждую ссадину, каждую рану на теле и в душе, за каждое мгновение унижения. Сейчас она может заставить его искупить вину.