Даниэла Стил - Обещание

Дождавшись, пока носилки снесут вниз и поставят в салоне «Скорой помощи», Питер улыбнулся сиделкам, но ничего не сказал. Сделав им знак подождать, он забрался в машину и сел на сиденье рядом с Нэнси. Взяв ее руку в свою, Питер заговорил:

— Здравствуй, Нэнси, меня зовут Питер. Как долетела? — Он разговаривал с ней спокойно и уверенно, как будто она все еще была нормальным человеком, а не безликим, замотанным бинтами манекеном, и это подействовало. Питер буквально физически почувствовал, как при звуке его голоса по телу Нэнси прокатилась волна облегчения и радости.

— Прекрасно… А вы доктор Грегсон? — Голос ее был усталым, но в нем сквозили любопытство и интерес.

— Да, я доктор Грегсон, но ты лучше называй меня по имени. Во-первых, я не такой уж старый, а во-вторых, «Питер» звучит не так официально. Ведь нам с тобой предстоит работать бок о бок целых полтора года, так что…

Нэнси очень понравилось, как он это сказал, и если бы она могла, то непременно улыбнулась бы в ответ на эти слова.

— Я не говорила, что вы старый, — возразила она.

Питер рассмеялся.

— Доктор Грегсон, мистер Грегсон… — проговорил он. — Так и видишь перед собой этакого старикашку с брюшком, седенькой бородкой и в золотых очках. Можешь мне поверить — я совсем не такой. Ты скоро сама в этом убедишься.

— И вы… Ты приехал сюда, чтобы встретить меня?

— Почему бы нет? И потом, разве на моем месте ты не приехала бы встретить меня?

— Да. — Нэнси захотелось кивнуть, но она не смогла. — Спасибо…

— И я рад, что сделал это, — решительно сказал Питер. — Ты была когда-нибудь в Сан-Франциско, Нэнси?

— Нет.

— Ну, я уверен, что тебе здесь понравится. Мы подберем такую квартиру, что тебе самой не захочется никуда уезжать.. Большинство людей, которые приезжают в Сан-Франциско, так и остаются здесь навсегда — они как будто корни пускают, так что через год-два их уже не заставишь тронуться с места, хоть озолоти. Я тоже приехал в Сан-Франциско из Чикаго, и, поверишь ли, за все это время мне ни разу не пришло в голову поискать местечка получше.

Нэнси сразу понравился голос этого человека, его манера говорить. Доверие к нему, надежда, что у них все получится, поселились в ее душе.

— А ты из Бостона?

Питер обращался к ней спокойно и очень дружелюбно, словно их познакомили на вечеринке близкие друзья. Он очень хотел, чтобы Нэнси расслабилась и передохнула после долгого и трудного перелета через всю страну, и намеренно задерживал отъезд в госпиталь. Ей нужно было просто полежать спокойно хотя бы несколько минут, да и сиделки, оживленно болтавшие с санитарами, были рады возможности слегка размяться после полета. Время от времени они посматривали на Грегсона, который продолжал доброжелательно беседовать с Нэнси. Знаменитый хирург буквально излучал участие и теплоту, а они обе были уже достаточно опытными сиделками, чтобы знать, как много это значит для больного.

— Нет, — ответила Нэнси. — Я из Нью-Гемпшира. Там, во всяком случае, находился сиротский приют, в котором я воспитывалась. В Бостон я переехала, когда мне исполнилось восемнадцать.

— О, как романтично!.. Скажи, это был классический сиротский приют? Как у Диккенса, да? — Питер владел поистине волшебным даром говорить о самых серьезных вещах легко, с юмором, и Нэнси совсем не задели его расспросы.

— Едва ли… Сестры-воспитательницы, во всяком случае, были просто удивительными. Одно время я сама хотела вступить в сестричество, чтобы ухаживать за детьми, которые остались без родителей.

— О боже… — Питер рассмеялся звучным, ласковым смехом. — А теперь послушайте меня, юная леди: когда мы с вами закончим нашу работу, у вас будет такое лицо, что вас сразу пригласят в Голливуд, и знаменитые продюсеры будут драться за то, чтобы заполучить вас в свои фильмы. И если вам после этого вздумается постричься в монахини, я… Вот тебе мое честное слово, Нэнси, — я прыгну в залив с самого высокого моста! Так что лучше пообещай мне, что никогда не оставишь мир и не удалишься в монастырь. Мир этого просто не перенесет…

И Нэнси готова была дать ему это обещание. Майкл ждал ее, и она должна была готовиться к встрече с ним. Нэнси давно рассталась со своей детской мечтой стать такой же, как сестра Эгнесс-Мария, однако сейчас она не смогла отказать себе в удовольствии слегка поддразнить Грегсона.

— Ну ладно, так уж и быть — обещаю… — промолвила она с нарочитой неохотой, но в голосе ее звенел сдерживаемый смех.

— Разве это обещание? Ну-ка, скажи как следует: «Я, Нэнси Макаллистер, торжественно обещаю и клянусь…»

— Я обещаю…

— Что ты обещаешь?

— Обещаю, что не уйду в монастырь.

— Вот так-то лучше.

Нэнси уже готова была отправиться в дальнейший путь, а Питер не хотел утомлять ее лишними разговорами. Выпрямившись, он знаком показал сиделкам и санитарам, что пора ехать. Санитары сразу забрались в кабину «Скорой», а сиделки сели в салон рядом с носилками.

— Ну, Нэнси, представь меня своим подругам, — весело сказал Грегсон.

— Так, сейчас посмотрим… Прохладные руки у Гретхен, а теплые — у Лили, — ответила Нэнси, и ее ответ вызвал на их лицах улыбку.

— Спасибо, Нэнси.

Гретхен слегка пожала руку девушки, и Нэнси улыбнулась про себя. Ей было так хорошо и спокойно среди этих новообретенных друзей, что она совсем забыла о случившемся с ней несчастье и думала только о том, как будет выглядеть ее лицо, когда в конце концов все операции будут позади и она встретится с Майклом. Питер Грегсон ей сразу очень понравился, и она верила, что он сделает все возможное, чтобы вернуть ей приятную внешность, потому что она тоже ему не безразлична.

— Добро пожаловать в Сан-Франциско, Нэнси… Теплые сильные пальцы хирурга легли на ее предплечье рядом с прохладными пальцами Гретхен и не выпускали до тех пор, пока «Скорая» не въехала в город. И, как ни странно, у Нэнси появилось такое чувство, будто после долгого отсутствия она вернулась домой.

Широкие задние дверцы «Скорой помощи» широко распахнулись, и санитары бережно внесли носилки Майкла в прохладный холл отеля. Здесь их уже встречал управляющий, специально спустившийся вниз, чтобы приветствовать важных гостей.

Марион зарезервировала в этом отеле роскошный люкс в самом верхнем этаже, хотя особой необходимости в этом не было. Просто ей казалось, что небольшая передышка между больницей и возвращением домой будет полезна Майклу. Кроме того, у Марион было в Бостоне несколько дел, требовавших ее личного присутствия, да и Майкл по каким-то одним ему понятным причинам настоял, чтобы два-три дня пожить в отеле и только потом ехать в Нью-Йорк. А Марион сейчас готова была удовлетворить любой его каприз.

Когда — уже в номере — санитары осторожно переложили его с носилок на кровать, лицо Майкла исказила недовольная гримаса.

— Ни к чему все это, мама, — проворчал он. — Со мной все в порядке. Врачи сказали, что я уже поправился.

— Все равно торопиться не нужно.

— Торопиться?..

Марион вручила санитарам чаевые, и оба бесшумно исчезли. Майкл тем временем огляделся по сторонам и поморщился. В огромной комнате было полным-полно живых цветов, а на столе у кровати стояла корзина с фруктами. Это был подарок от администрации, поскольку отелем владела не кто иной, как Марион. Она приобрела его несколько лет назад в качестве выгодного вложения капитала и с тех пор, наезжая в Бостон, каждый раз останавливалась только здесь.

— Тебе нельзя волноваться, дорогой. Отдыхай, постарайся поспать. Или, может, ты хотел бы что-нибудь съесть?

Марион хотела нанять Майклу специальную сиделку, но даже Викфилд сказал, что в этом нет никакой необходимости. Такое внимание не могло не показаться навязчивым, а это только еще больше раздражало бы Майкла. Все, что от него требовалось, это беречь себя и избегать перенапряжения в течение ближайших двух-трех недель. После этого, по мнению врачей, он мог приступить к работе. Но Майкл знал, что его ждет одно неотложное дело, и собирался исполнить его, как только сможет вставать. Или как только мать ненадолго ослабит свой контроль.

— Так как насчет небольшого завтрака? — снова спросила Марион.

— Конечно, ма. Я хочу улиток в вине, устрицы а-ля Рокфеллер, бутылку шампанского, черепашьи яйца и русскую икру. — И он сел в кровати, улыбаясь, словно расшалившееся дитя.

— Какой у тебя отвратительный вкус, дорогой, — не слушая его, ответила Марион, бросая взгляд на часы на каминной полке. — Впрочем, не стану тебе мешать — закажи что-нибудь сам, а ко мне с минуты на минуту должен прийти Джордж. В час дня у нас важные переговоры в деловом центре.

С этими словами она вышла в соседнюю комнату, чтобы подготовить необходимые бумаги. Через несколько секунд в дверь позвонили, и в номер вошел Джордж Каллоуэй.

— Рад тебя видеть, Майкл. Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую себя полным лентяем, — бодрясь, ответил Майкл. — За все две недели, что я валялся в больнице, я палец о палец не ударил. Скорей бы уж на работу…

Он пытался шутить, но в глазах его была какая-то пустота и растерянность. Даже Марион не могла их не заметить, но она приписывала это действию перенесенной травмы. Любые другие объяснения она сознательно отгоняла от себя; ей не хотелось даже думать о том, что в Майкле что-то надломилось, после того как он узнал о предполагаемой смерти Нэнси.

И ей это вполне удавалось. Во всяком случае, с Майклом они говорили о бизнесе, о проекте нового медицинского центра в Сан-Франциско, и никогда об аварии.

— Ничего, скоро мы тебя так нагрузим, что сам запросишься в отпуск, — неловко пошутил Джордж, садясь в ногах его постели. — Как раз сегодня я заглянул в твой новый кабинет, Майкл. Это что-то невероятное…

— Не сомневаюсь… — Майкл повернул голову и посмотрел на мать, которая как раз вернулась в комнату. На ней был светло-серый костюм от Шанель и голубая шелковая блузка. В ушах покачивались серьги с крупными жемчужинами; тройная нитка жемчуга спускалась ей на грудь. — У мамы отличный вкус.

— Да, — согласился Джордж и улыбнулся Марион, но она нервно отмахнулась от обоих.

— Хватит рассыпаться в комплиментах, поехали. Мы уже опаздываем. Джордж, ты приготовил нужные документы?

— Разумеется.

— Тогда пошли. — Она шагнула к кровати Майкла и, наклонившись, поцеловала его в макушку. — Отдыхай, дорогой. И не забудь заказать завтрак в номер.

— Слушаюсь, мэм. Удачных переговоров! Марион слегка приподняла голову, и по лицу ее скользнула довольная улыбка.

— Удача здесь ни при чем, сын.

Майкл и Джордж дружно рассмеялись при этих словах. Как только Джордж и Марион вышли, Майкл, выждав из предосторожности несколько минут, сел на кровати и спустил ноги на пол.

Голова слегка кружилась, но отступать он не собирался. Вот уже две недели Майкл втайне лелеял свой план, и сейчас наступил самый подходящий момент для его осуществления. Ради этого он жил, только об этом думал все две недели, пока лежал в больнице. Ради этого Майкл предложил матери — фактически настоял на этом, — чтобы они на несколько дней задержались в бостонском отеле. Даже сегодня он всячески поощрял мать к тому, чтобы она не боялась оставить его одного и сходила-таки на деловую встречу по поводу строительства нового здания городской библиотеки. Майкл отлично знал, что переговоры будут длиться несколько часов, и рассчитывал использовать это время для осуществления собственного плана. Он просто не мог допустить, чтобы его поймали с поличным. Это бы все испортило.

Он просидел на кровати около получаса, ожидая, пока пройдет головокружение. Кроме того, Майкл хотел убедиться, что мать уехала и не вернется, пока он будет одеваться. Все остальное представлялось ему достаточно простым — свои действия он репетировал в уме по меньшей мере тысячу раз.

Когда наконец Майкл уверился, что опасности никакой нет, он встал и, открыв чемодан, быстро достал оттуда все необходимое. Серые слаксы, синяя рубашка, носки, нижнее белье… Так, а где же туфли? А, вот они, слава богу!..

Он стал одеваться, но никак не мог попасть ногами в штанины. Майкл даже удивился, как всего за две недели он мог разучиться одеваться самостоятельно, однако очень скоро понял, что неумение тут было ни при чем. Просто его шатало от слабости, руки дрожали и не попадали в рукава, а пуговицы выскальзывали из пальцев и не лезли в петли. Несколько раз Майклу даже пришлось остановиться и присесть, чтобы отдышаться, но потом все начиналось снова.

Наконец он застегнул последнюю пуговицу и выпрямился. Он по-прежнему чувствовал себя довольно слабым, но головокружение больше его не беспокоило, и Майкл решил, что отступать не будет. Другой такой удобной возможности могло и не представиться, значит, он должен сделать то, что задумал.

На то, чтобы одеться и причесаться, ему потребовалось полчаса. В последний раз глянув на себя в зеркало, Майкл позвонил в вестибюль и попросил вызвать такси. Спускаясь вниз в лифте, он все еще чувствовал слабость и дрожь в коленях, но возбуждение помогло ему справиться с собой и даже придало сил. Пожалуй, за все эти две недели Майкл еще не чувствовал себя бодрее.