— По-моему, — добавил он, с трудом сдерживая очередной приступ раздражения, — эта твоя поездка — просто глупость.

— Ничего подобного, — отрезала Мари. — Как ты не понимаешь, что я должна поехать! Мне это необходимо. Прошлое почти отпустило меня, осталось сделать только последнее маленькое усилие.

— Я в этом не уверен. — Питер покачал головой. — Когда мы чуть не столкнулись с тем «Ягуаром», ты закатила полуторачасовую истерику. Ты еще не готова, Мари, и сама это знаешь, но вместо того, чтобы договориться с Фэй о дополнительных сеансах, ты срываешься с места и несешься через всю страну… Зачем?

— Этого я не могу тебе сказать, — серьезно ответила Мари. — Но это очень важно для меня.

На его лице отразилось недоверие, и Мари с горячностью добавила:

— Ты должен поверить мне, Питер! Поездка окончательно освободит меня. Я, видишь ли, оставила незаконченным одно дело… Можешь считать меня глупой, суеверной, какой угодно, но для меня это почти символический акт. Я вернусь послезавтра…

— Я вовсе не считаю тебя глупой, — проворчал Питер. — И все равно тебе не следовало…

— Я должна, — повторила она тихо, но в ее голосе звучала такая решимость, что Питер, который собирался сказать что-то еще, только вздохнул и откинулся на спинку дивана.

«Что ж, — рассудил он, — ей виднее… Возможно, Мари действительно знает, что делает».

— Хорошо, пусть я не понимаю, — согласился он. — Но я очень надеюсь, что ты будешь осторожна. Ты вернешься? — спросил он неожиданно.

— Конечно! И не волнуйся, со мной все будет о'кей.

— Хорошо, дорогая. Не думай, что я тебе не доверяю, просто мне кажется… Нет, не знаю. Должно быть, мне просто не хочется, чтобы ты снова причинила себе боль. Могу я задать тебе один дурацкий вопрос?

«О боже! — в панике подумала Мари. — Только бы он не спрашивал о… Только не сейчас! Сначала я должна разобраться со своими чувствами к Майклу. И к самому Питеру».

— Конечно, можно! — ответила она как можно спокойнее, стараясь ничем не выдать своего смятения.

Но Питер, как оказалось, вовсе не имел в виду того, чего Мари так боялась.

— Тебе известно, что Майкл Хиллард сейчас находится в Сан-Франциско?

— Да.

— Ты встречалась с ним?

— Да. Он приходил в галерею к Жаку. Они хотят, чтобы я сделала несколько работ специально для их проекта. Я отказалась.

— Он… узнал тебя?

— Нет.

— И ты ему не сказала? Почему?

Мари подумала, что момент, чтобы рассказать Питеру о сделке, которую она заключила с Марион Хиллард, наконец-то настал, но настал слишком поздно. Коварство матери Майкла и ее собственная слабость больше не имели значения.

— Это ничего бы не изменило. Прошлое… прошло.

— Ты уверена?

— Да. Именно поэтому я и еду в Бостон.

— Тогда я рад. — Он улыбнулся, но сразу же снова нахмурился. — А твое путешествие, случаем, не имеет никакого отношения к Майклу Хилларду?

Впрочем, Питер знал, что нет. Завтра днем у него с Майклом была назначена личная встреча.

Мари отрицательно покачала головой.

— Нет. Не в том смысле, в каком ты думаешь. Моя поездка имеет отношение к моему прошлому, и только. И она касается одной меня. Это, пожалуй, все, что я сейчас могу тебе сказать.

— Что ж, это твое решение, и я должен относиться к нему соответственно. Ты взрослый, самостоятельный человек.

Он сказал это спокойно, без всякой обиды, и Мари нежно поцеловала его в щеку.

— Спасибо, дорогой.

Потом Питер ушел. Он чувствовал, что Мари нужно побыть одной.

Ночью Мари спокойно спала, и даже утром, когда она отвозила Фреда в клинику, она не испытывала никаких сомнений. Мари твердо знала, что она делает и зачем, и ни секунды не сомневалась, что поступает правильно.

В аэропорту она была за час до регистрации. Самолет на Бостон вылетел точно по расписанию, и в шестом часу пополудни Мари уже ступила на землю Новой Англии. У нее был соблазн отправиться в дорогу немедленно, но потом она решила, что лучше отложить задуманное на утро следующего дня. В аэропорту Мари взяла напрокат машину и заодно забронировала себе билет на обратный рейс.

Из аэропорта она поехала в ближайший мотель и сняла номер на ночь. Ни заезжать в Бостон, ни звонить кому-то из прежних знакомых ей не хотелось. Да у нее и не осталось здесь никаких знакомых.

Нэнси Макаллистер перестала существовать, а Мари Адамсон была в этом городе чужой. В ее возвращении в Бостон было что-то нереальное, словно она наяву вернулась в призрачные интерьеры давнего сна, во всех подробностях отпечатавшегося в памяти, но, окунувшись в прежнюю жизнь и глотнув знакомого воздуха, Мари не испытывала ни печали, ни сожаления, ни ностальгии. Она вернулась сюда, чтобы одним ударом уничтожить тот сон, который так долго преследовал и мучил ее.

Глава 31

— Доктор Грегсон!..

— Да? В чем дело?.. — рассеянно отозвался Питер, поворачиваясь к секретарше.

Он только что говорил с Мари — она позвонила ему из аэропорта, чтобы попрощаться. Ее поездка в Бостон продолжала тревожить его, однако, уважая ее чувства, Питер больше не упоминал о своих сомнениях. И все же он никак не мог отделаться от беспокойства. Мари должна была вернуться уже завтра, но он чувствовал, что сможет вздохнуть свободно только тогда, когда снова увидит ее.

Не без труда оторвавшись от своих невеселых размышлений, Питер поднял голову.

— В чем дело? — спросил он.

— Вас хочет видеть некий мистер Хиллард, — объяснила секретарша. — Он утверждает, что вы ждете его. С ним трое его сотрудников.

— Пожалуйста, пригласите, — сказал Питер, делая над собой усилие.

На самом деле он никого не хотел сейчас видеть, в особенности — Майкла, однако тут же подумал: а почему бы и нет? Надо бы и ему взглянуть на этого субчика. Со слов Мари Питер знал, что нынешний президент корпорации «Коттер-Хиллард» совсем молод. «Он мог бы быть моим сыном. По крайней мере — по возрасту», — неожиданно подумал Питер и скривился от подобного предположения. Интересно, приходили ли Мари подобные мысли?

Посетители тем временем вошли в его кабинет, и встреча началась. Представители «Коттер-Хиллард» хотели знать мнение Питера по некоторым проблемам, связанным со строительством медицинского центра. Этот проект поддерживали самые блестящие врачи Сан-Франциско, и Питер уже успел убедиться в том, что их советы и рекомендации учитываются со скрупулезной точностью. Не было никаких сомнений, что корпуса медцентра будут возведены в идеальном с точки зрения микроклимата месте, что они не нанесут никакого ущерба окружающей среде и что их архитектурные особенности будут в точности соответствовать их лечебному предназначению.

У Питера практически не было замечаний по проекту. Единственное, что он предлагал, это изменить соотношение лечебных и административных помещений в том здании, где должно было разместиться отделение пластической хирургии. Что касалось других корпусов, то здесь Питер доверял рекомендациям коллег, поэтому, механически отвечая на задаваемые ему вопросы, он получил возможность исподволь наблюдать за Майклом Хиллардом.

Майкл не казался Питеру серьезным соперником, хотя он был молод, привлекателен и уверен в себе. Единственное, что беспокоило Питера по-настоящему, это его почти сверхъестественное сходство с Мари во всем, что касалось силы характера, внутренней энергии, решительности и даже чувства юмора. Эти двое были действительно созданы друг для друга, и осознание этого вдруг заставило Питера почувствовать себя третьим лишним.

Довольно долгое время он просто наблюдал за Майклом, а сам отделывался односложными ответами, если кто-то из гостей обращался непосредственно к нему. О чем говорилось в его кабинете, Питер едва ли понимал — он весь сосредоточился на том, чтобы приспособиться, свыкнуться с объективной реальностью, на которую он столько времени закрывал глаза.

Потом он снова подумал о том, зачем Мари уехала в Бостон и почему именно сегодня. Действительно ли она собиралась решительно порвать последнюю нить, связывающую ее с прошлым, или, напротив, она поехала туда, чтобы поклониться тому, что не давало ей окончательно расстаться с Майклом.

И, наверное, впервые за эти два года Питер задумался о том, имеет ли он право вмешиваться. Может ли он встать между ними? Наблюдая за Майклом, Питер все отчетливее видел перед собой Мари такой, какой она была до катастрофы. Майкл служил сейчас живым воплощением всей ее прошлой жизни и тех черт ее характера, которых Питер не знал, не понимал и не желал понимать. Для него она никогда не была Нэнси Макаллистер, и он хотел только одного — чтобы она оставалась той Мари, которую он знал и любил и которую он заново создал своими собственными руками.

И до недавнего времени она оставалась для Питера только Мари Адамсон, но теперь он прозрел и увидел перед собой совсем другого человека, который — словно слова, написанные симпатическими чернилами, — проступал сквозь безупречные черты Мари. Проступал, сливался с ними, образуя что-то третье — не прежнюю Нэнси, не знакомую ему Мари, а кого-то другого, совершенно нового и незнакомого, и Питер вдруг понял, что все это время он вел войну, в которой не мог победить, и что теперь ему остается только склониться перед неизбежным и принять свое поражение.

И дело здесь было не только в Мари, вернее — совсем не в Мари. Как и она, Питер тоже сражался со своим прошлым, стараясь отнять у него то, что когда-то потерял. В Мари было очень много от женщины, которую Питер продолжал любить, и он дорожил этими черточками, напоминавшими ему о Ливии, едва ли не больше, чем тем новым человеком, которого он вернул к жизни при помощи скальпеля, донорской кожи, современных шовных материалов и своего искусства хирурга.

Питеру вдруг пришло в голову, что, возможно, он не имел права поступать с Мари подобным образом. Нет, не с Мари, а с Нэнси. Еще никогда за всю свою карьеру он не позволял себе столь свободно обращаться с внешностью пациента. Но, с другой стороны, Питер был ее единственной надеждой — кроме него, ей не на кого было рассчитывать, не на кого положиться. И он не только сделал ей новое лицо, но и стал для нее всем в жизни… Всем, кроме одного, а именно этого Питеру хотелось сейчас больше всего.

Глядя на лицо Майкла, Питер с горечью сознавал, что в жизни Мари он играл роль спасителя, друга или старшего брата. Она этого еще не поняла, но придет время, и она поймет, и тогда все будет кончено. Во всяком случае, для него…

Между тем встреча подошла к концу, и сотрудники Майкла, попрощавшись с Питером, вышли из кабинета в приемную. Майкл решил немного задержаться. Они с Питером как раз обменивались пустыми, ничего не значащими любезностями, когда Майкл неожиданно замолчал и уставился куда-то за спину хирурга.

Там на стене висела картина… Нэнси начала ее два года назад, но не успела закончить. Это должен был быть его свадебный подарок, но холст исчез из квартиры Нэнси после того, как она умерла. И вот теперь он висит здесь, в кабинете этого пожилого врача с печальными синими глазами. И она закончена!

Не говоря ни слова, Майкл отстранил Питера и, словно сомнамбула, подошел к стене. Питер наблюдал за ним, не понимая, что происходит.

Подойдя к картине, Майкл долго молча смотрел на нее. Потом привстал на цыпочки, ища в левом нижнем углу, где Нэнси всегда подписывала свои работы, имя художника.

И Майкл нашел его. В углу холста мелкими буквами значилось: «Мари Адамсон».

— О боже мой! — простонал Майкл глухим голосом. — Боже мой!.. Этого не может быть! Я ничего не понимаю…

На самом деле он сразу все понял. Правда явилась ему, как ослепительная вспышка, как молния, как озарение.

Они все лгали ему. Лгали. Нэнси осталась жива! Она стала другой, но она выжила. Мари Адам-сон… Неудивительно, что она смотрела на него с такой ненавистью, а ведь он ничего не знал. Он даже не подозревал!.. Правда, в ее фотографиях, в ней самой ему чудилось что-то знакомое, близкое, но он даже подумать не мог…

Когда Майкл повернулся к Питеру Грегсону, в его глазах стояли слезы. Питер с сожалением посмотрел на него и отвел взгляд, страшась того, что неминуемо должно было произойти.

— Оставьте ее в покое, Хиллард, — сказал он. — Ей пришлось очень нелегко, но сейчас все уже позади.

Но его словам не хватало убедительности, и он сам почувствовал это. Питер вовсе не был уверен в том, что Майклу лучше держаться подальше от Мари. Ему даже захотелось подсказать Майклу, куда она поехала, но Питер промолчал.

Майкл продолжал смотреть на него, и с его лица не сходило изумленное выражение.

— Они обманули меня, Грегсон, — проговорил он хрипло. — Ты знал об этом? Они сказали мне, что Нэнси умерла. И я тоже как будто умер. Я работал как проклятый, жил по инерции, жалея только об одном — что я не погиб вместо нее или, по крайней мере, вместе с ней. Я…

Он не смог продолжать, слезы душили его. Майкл обхватил голову руками.