Мы отпраздновали в госпитале Рождество, а потом наступил новый, 1917 год. Война все еще шла, и ее конец был виден не больше, чем два года назад.

Дни тянулись медленно. Как я скучала по Маркусу! Думаю, его не хватало многим. Он принес в госпиталь радостное оживление. Конечно, Маркус был прав. Он говорил то, что людям хотелось услышать, и делал их веселыми и счастливыми, ведь они не понимали, что за его словами ничего не стоит. Он почти все обращал в шутку, и это делало жизнь приятной.

Я все время думала о Маркусе Мерривэле в эти долгие и безотрадные зимние дни.

Новости доходили до нас по большей части мрачные. Слабый луч надежды забрезжил в апреле, когда Америка объявила Германии войну. Вскоре на континент должны были прибыть американские войска и начать сражаться вместе с нами.

Все говорили, что враг скоро будет разбит.

В конце апреля пришло известие, сначала испугавшее, а потом обрадовавшее меня. Ко мне в комнату вошла страшно взволнованная мама.

— Как ты думаешь, о чем сообщил Джеральд?

Сюда направляется Роберт. Его ранили в ногу.

Джеральд сказал, что он около двух недель находится в лондонском госпитале. Теперь его состояние позволяет ему поехать долечиваться к нам.

Джеральд считает, что общение с нами пойдет ему на пользу.

— О… это замечательно!

Мама улыбнулась:

— Да. Ты получишь удовольствие от его пребывания здесь. Вы ведь с ним очень близкие друзья, правда? Джеральд сказал, что Роберт не может дождаться, когда, наконец, попадет сюда. Он приезжает завтра.

Мама смотрела на меня с тем пониманием, к которому я привыкла за долгие годы. Она догадалась о моих чувствах к Маркусу, ведь я была настолько простодушной, что выдала их, и ее очень радовало, что мой близкий друг Роберт будет здесь и подбодрит меня.

На следующее утро я встала рано. Мы уже обсудили с матушкой, куда поместим Роберта.

— В одну из палат с четырьмя кроватями, — сказала мама. — Мы должны сделать для него все, что только возможно.

— Как будто мы не делаем этого для каждого!

— Да, но Роберт — это особый случай.

Он появился вскоре после полудня. Увидев его, стоящего на костылях, я почувствовала глубочайшее волнение. Его широкая улыбка осталась прежней, но он похудел, и это подчеркивало то, что Аннабелинда называла несуразностью его облика.

Он стал бледнее и почему-то выглядел беззащитным.

Я подбежала и обняла его.

— Я так рада видеть тебя, Роберт! — сказала я.

— А я тебя!

— Мы так рады твоему приезду!

— Твой дядя сказал мне, что вы обрадуетесь.

— И он был прав.

Из дома вышла мама и поцеловала Роберта.

— Мы в восторге от твоего приезда! — сказала она.

— Можете представить себе мои чувства. Вы обе замечательно выглядите.

— Это потому, что теперь ты в нашей власти.

Мы собираемся обеспечить тебе особый уход, правда, Люсинда?

— Да, — ответила я.

Я почувствовала, что уныние покидает меня.

Особенно радовало то, что ранение Роберта не было тяжелым. Он выходил в парк и не зависел от медицинских сестер. Мы обнаружили, что раненые, которые могли обходиться без посторонней помощи, выздоравливали быстрее других.

Роберт, разумеется, хорошо знал Марчлэндз и говорил, что для него пребывание здесь подобно возвращению домой.

Я повеселела. Присутствие Роберта все изменило. Как замечательно, что рядом находился такой прямодушный человек, как он, человек, которого я понимала, и не сомневалась, что его мысли и слова совпадают.

Я видела, что мама в полном восторге. Ей также не удавалось скрыть свои чувства от меня, как мне от нее. Так что приезд Роберта имел огромное значение для нас обеих.

Днем Роберт обычно сидел в парке. Стояли чудесные весенние дни, теплые и длинные, когда только легкий порыв холодного ветра напоминал, что лето еще не наступило.

Мы часто сидели в парке вместе, но не под явором. Мне не хотелось быть там с Робертом, ведь я все еще слишком хорошо помнила свои недавние разговоры под этим деревом с Маркусом. Я сказала, что предпочитаю скамейку под дубом с другой стороны лужайки.

Мы с Робертом много говорили о прошлом, вспоминая случаи, которые, как мне казалось, я уже забыла, смеялись, давая волю чувству радостного удовлетворения тем, что он в безопасности дома и мы можем быть вместе, как встарь.

Теперь я ждала каждый новый день. Я обнаружила, что Маркус больше не занимает мои мысли.

Только иногда меня охватывали воспоминания, принося боль разочарования, унижения и тоску.

Меня тревожило, что полное выздоровление Роберта могло скорее всего повлечь за собой его возвращение на фронт. Но я научилась жить сегодняшним днем, что было нелегко, но, как я поняла, разумно. Во время войны возникает чувство фатальности. По поведению Роберта я догадывалась, что ему знакомо искусство жить настоящим, а беседуя с ним о полях сражения Франции и Бельгии, я убедилась в этом.

Итак… мне было хорошо в эти дни с Робертом.

Он немного изменился. То, что ему довелось пережить, изменило бы любого. Он стал серьезнее, в нем появилась некая настойчивость непривычное слово для характеристики Роберта. Я имею в виду, что почувствовала в нем твердую решимость наслаждаться моментом.

Он так живо рассказывал обо всем, что я словно слышала оружейные выстрелы, видела рвущиеся вокруг него снаряды. У меня возникало чувство клаустрофобии от окопов… чувство ужаса, когда ты идешь в атаку…

— В каком-то смысле мне повезло, — сказал Роберт. — Большая часть моей работы связана с азбукой Морзе. По какой-то счастливой случайности я мог принимать и передавать сообщения значительно быстрее большинства. Я нашел некий удачный прием… связывать точки и тире с определенными буквами. Я не буду пытаться дать этому объяснение, потому что оно показалось бы совершенно безумным. Но все решили, что я гений в Морзе.

И моя задача заключалась в том, чтобы сопровождать механика, который устанавливал передатчики. Потом я изучал в бинокль местность, обнаруживал, где сосредоточены силы противника… или где установлены орудия… и посылал донесение своим. Все это довольно несложно. Всю тяжелую работу делал Джим, мой механик.

— Ты, как всегда, наговариваешь на себя, Роберт.

— В самом деле, это пустяки, Люсинда. Совсем нетрудно. Мне просто повезло… что я случайно нашел это правило.

— Ты очень умен и придумал его.

— Я его не придумывал. Оно возникло само собой. Поэтому я находился на передовой, когда меня ранили. Все обстояло не так уж плохо. Я смог дождаться, когда наши войска перешли в наступление, и тогда меня отправили в тыл. Потом домой.

Твой дядя Джеральд навестил меня в госпитале.

Он сказал, что не видит препятствий для моего переезда в Марчлэндз. Для меня, Люсинда, это было похоже на приглашение в рай.

— О… не говори так.

— Рай на земле, — поправился он.

— Роберт, как твоя нога?

— Лучше. Хотя, думаю, я никогда уже не буду бегать так быстро, как раньше.

— Значит… ты не вернешься на фронт?

— Во всяком случае, не сейчас.

— Не возвращайся никогда, Роберт. Я просто не смогу вынести этого. Ты так много рассказал мне.

Ты заставил меня увидеть все это. Я буду молиться, чтобы рана на твоей ноге заживала… но медленно и нога полностью пришла в норму, только когда эта проклятая война уже кончится.

Пришло известие, вызвавшее в госпитале переполох: Роберт получил Боевой Крест. Больше всех изумился сам Роберт. Он показал маме письмо, и она сразу позвала меня.

— Только послушай! — воскликнула она. — Роберт — герой. Он получил Боевой Крест.

— Вот это да! — Он находился на нейтральной полосе и посылал донесения о местонахождении противника.

Он был ранен и мог вернуться в часть, но не сделал этого. Роберт остался на посту, продолжая посылать донесения, и благодаря ему, орудия, которые неизбежно уничтожил бы противник, были спасены. Я изложила тебе суть дела. Роберт награждается за мужество.

Я обняла Роберта, поцеловала и заплакала.

— Мне просто ничего другого не оставалось, — сказал Роберт, — Я только продолжал свою работу… вот и все.

— Роберт, прекрати! — скомандовала я. — Ты вел себя замечательно! Ты герой! Ты отправишься в Букингемский дворец, и сам король прикрепит к твоему мундиру орден.

Весь госпиталь праздновал это событие. Роберт был смущен.

— Слишком много шума, — говорил он. — Наверное, это ошибка. В самом деле, я просто посылал донесения…

— И спасал орудия! — воскликнула я. — Перестань, Роберт! Ты герой, и уж мы проследим, чтобы об этом узнали все.

Мне кажется, что его больше радовал наш восторг, чем сама награда. В Марчлэндз прибыли необычайно воодушевленные тетя Белинда с Аннабелиндой.

— Разве не замечательно? Только представить себе, Роберт… — кричала Аннабелинда.

Тетя Белинда сказала:

— Мы пойдем в Букингемский дворец по случаю награждения Роберта. Мы так гордимся им!

— Рада это слышать.

— Ты выглядишь лучше, Люсинда, — промолвила Аннабелинда.

— Спасибо.

— Мне надо о многом тебе рассказать. Нам предстоит длинный разговор… наедине.

Тетя Белинда суетилась вокруг Роберта. Она хотела знать, как его здоровье. Она так обрадовалась, услышав, что он едет в Марчлэндз.

— Я сказала Роберту: «Милая Люси лучше, чем кто-либо, приглядит за тобой. И там будет Люсинда. Вы всегда так дружили». Как замечательно побывать во дворце!

— Не ждите чего-то слишком грандиозного, — сказал Роберт. — Там будет много других награжденных.

— Не притворяйся, что не находишь все это замечательным, Роберт, дорогой. Я так горжусь тобой! Мой малыш Роберт… герой!

— О, мама, пожалуйста…

— Он точная копия своего отца, — сказала тетя Белинда. — Они не умеют показать себя. Ты герой, дорогой. Не забывай, что ты спас орудия. Скоро об этом узнают все.

Роберт принял покорный вид, и мы с ним обменялись улыбками.

Мне тоже хотелось бы пойти с ним во дворец, но, конечно, слишком много людей не могли отправиться туда, а его ближайшими родственниками были дядя Роберт, тетя Белинда и Аннабелинда.

В тот же день состоялся наш разговор с Аннабелиндой. Уже наступил вечер. Аннабелинда всегда любила поболтать перед сном.

Она пришла ко мне в комнату и присела на кровать.

— У меня новость, — промолвила она. — Ты узнаешь ее первая.

— В чем она заключается? — сказала я.

— Я выхожу замуж. Я помолвлена… пока еще неофициально. Должна состояться настоящая помолвка, так хочет его семья, ты понимаешь.

— Помолвлена? — сказала я.

Аннабелинда потупила глаза, словно боясь взглянуть на меня.

— С Маркусом, — сказала она.

— О… поздравляю.

— Спасибо. Об этом еще никто не знает, но тебе я не могла не сообщить. Кроме того, я хотела это сделать сама. Его семья… ты себе не представляешь. Их дом, тот, где живут его родители, похож на замок. Когда мы поженимся, то обоснуемся в поместье. Оно довольно величественное… ты ведь знаешь эти старинные дома.

— Значит, ты очень довольна.

Аннабелинда состроила гримаску:

— Его семейство немного подавляет. Я посетила их со своими родителями. Они пристально изучали меня. Казалось, время обратилось вспять. Все эти старые обычаи. Не могу себе представить, как я буду жить, следуя их правилам.

— Да, — промолвила я. — Я тоже.

— Ну, а Маркус изумителен, — сказала она несколько вызывающе. — И мы будем весело проводить время. Я заставлю его купить дом в Лондоне.

Ему все равно придется это сделать, если он останется в военном министерстве. Все наверняка получится великолепно. Меня пугает только его старомодная семья. Все должно быть точно так же, как испокон веков… согласно этикету. Ты даже представить себе не можешь. Потому что Маркус совсем другой. Разговаривая с ним, никогда не догадаешься, в какой строгости он воспитан.

— Когда вы собираетесь пожениться?

— Ну, сначала надо объявить о помолвке. Я прошла только первое испытание. Думаю, за ним последуют другие. Они хотят знать все о моей семье. Маркус сказал, что я уже очаровала его отца и он сумеет убедить мать. Со мной будет все в порядке. Ты же знаешь как респектабелен папа.

Он выдержал проверку, и социальную, и финансовую.

— А твоя мама?

— Ты ведь знаешь, какой она может быть очаровательной.

— А ты?

Аннабелинда приняла самодовольный вид, и я спросила:

— Ты уже сказала Маркусу?

— О чем?

— О своем прошлом?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, Аннабелинда. Я имею в виду Эдварда.