Я рассказала им, в какой тревоге находилась Аннабелинда.

— Она в самом деле была как потерянная, — сказала я. — Никогда еще я не видела ее такой… кроме одного случая. Я помню, что мы находились в саду, и она плохо себя почувствовала. Ей захотелось пойти полежать. Я предложила побыть с ней, но она отказалась. Она всячески настаивала на том, чтобы ее оставили одну.

— Сколько времени она провела в доме? — спросил Жан-Паскаль.

— Должно быть, минут сорок пять.

— Этого достаточно, чтобы пойти в кабинет и что-то взять из бюро.

— Аннабелинда могла ознакомиться с информацией о Фолкстоуне, — сказал отец.

— Фон Дюрренштейн должен был дать ей ключ, а нянька следила, чтобы ей никто не помешал, — сказал Жан-Паскаль.

— Но зачем заставлять ее делать то, что с легкостью могла сделать Андрэ? — спросила я.

— Вероятно, чтобы испытать ее. Дать ей легкое задание, и, как только она выполнит его, путь назад для нее будет отрезан.

— Но она как раз и искала этот путь, осознав всю чудовищность своего поступка. Она страшно переживала из-за взрыва в Фолкстоуне и говорила, что собирается признаться во всем Маркусу.

— И ты думаешь, что она сказала о своем намерении фон Дюрренштейну?

— Да. Она собиралась с духом, хотела выбрать подходящий момент.

— Сообщив это фон Дюрренштейну, она подписала свой смертный приговор.

— И поэтому эти люди ее убили?

— Вполне возможно. Она собиралась признаться мужу «в подходящий момент». Она рассказала бы ему об украденном документе, переданном ею фон Дюрренштейну. Ее муж работал в военном министерстве. Вся шпионская сеть могла бы провалиться. Наша разведка находится в состоянии боевой готовности, ведь она давно пытается обнаружить фон Дюрренштейна и его организацию.

На минуту Жан-Паскаль задумался, а потом продолжал:

— Из-за этих мелочей, которые мы только что собрали воедино, я и нахожусь сейчас в Англии.

Узнав, что мою внучку убили, я спрашивал себя, каковы были мотивы. Я рвался приехать сюда и все выяснить. Видите ли, существовала эта ее злополучная связь с фон Дюрренштейном. В конце концов, этот человек — отец моего правнука.

— Вы считаете, что его люди заманили Аннабелинду и убили ее?

— Думаю, такая вероятность существует. Фальшивая нянька знала, что Аннабелинда собирается посетить этот дом. Она знала, что там моя внучка встречается с жилищным агентом. Вы спросите, зачем им потребовались все эти сложности? Почему нельзя было просто влезть ночью к ней в комнату и задушить ее? Зачем идти на все хлопоты, связанные с пустующим домом? Но слишком многое было поставлено на карту. Аннабелинда оказалась у них на пути, она представляла для них опасность, поэтому они устранили ее способом, который, по их мнению, был сопряжен с наименьшим риском для их организации. Нянька была в курсе, когда и с кем встречалась Аннабелинда.

Пустой дом оказался самым подходящим местом.

Убийство можно было свалить на бродягу… грабителя… кого угодно. Вот как я себе это представляю. Фон Дюрренштейн не хотел, чтобы его видели вблизи места преступления, ведь он уже несколько раз общался с жертвой. Хотя они встречались тайно, кто-нибудь мог увидеть их вместе. Никогда не знаешь, куда может привести расследование.

Поэтому он держался как можно дальше. Я, разумеется, читал все материалы по этому делу. Мне известно про фальшивого жилищного агента, который приходил в дом и которого видела экономка, по-моему, миссис Келловэй.

— Да, правильно.

Жан-Паскаль вновь взял конверт и достал из него фотографию человека, чье лицо мне было чем-то знакомо.

— Это Ганс Рейхтер, один из умнейших немецких агентов.

— Я, несомненно, уже видела его раньше, — сказала я.

— О да, конечно. Это случилось во время вашего путешествия через Францию, этот мужчина присоединился к вам с Эльзой, которая тогда считалась его сестрой, и назвался Жоржем Латуром.

— Не могу поверить. Как нас одурачили! Машина сломалась. Он починил ее… а потом Андрэ поехала с нами, а он отправился в Париж.

— Без сомнения, все было тщательно организовано. Эльза хотела попасть в Англию. Для нее это было не очень-то легко. Но тут появились вы в сопровождении высокопоставленного офицера британской армии. Фальшивые брат и сестра знали, кто ты. Люсинда. — Жан-Паскаль повернулся к моему отцу. — Ваша деятельность, мой дорогой, не осталась ими незамеченной. Целью Эльзы было проникнуть в ваш дом. И как ловко ей это удалось!

— С нашей помощью.

— Ну, не надо. Ты не должна так говорить. Вы находились в неведении. Как могло оказаться иначе?

Ты дополнила то, что было известно мне, как я то, что было известно тебе, и мы смогли помочь друг другу проследить все действия этих людей и расставить все по местам.

Я смотрела на фотографию, вспоминая, как «Жорж Латур» пересекает обеденный зал, присаживается за наш стол вместе со своей «сестрой».

Все обман! Как мы могли позволить так легко провести нас?

— У человека, которого видела миссис Келловэй, была борода, — сказала я.

— Отрастить бороду нетрудно, — заметил Жан-Паскаль.

Я снова вспомнила сидящего рядом мужчину. И словно слышала его слова: «Я запускал фейерверк и покалечил руку». Все складывалось в единое целое.

— Этот фальшивый жилищный агент, — сказала я. — У него было что-то с руками.

— Да. Эта примета очень помогла нам.

— Миссис Келловэй оказалась очень наблюдательной, — промолвил отец, — Это была важнейшая нить… за которую мы и ухватились.

— Удивительно, как малейшая неосторожность способна разрушить тщательно спланированную акцию.

— Да, — подтвердил отец. — Молодой человек уронил проспекты, которые позаботился достать, чтобы придать больше правдоподобия своей роли жилищного агента, а поднимая их, дал возможность экономке увидеть свою руку… и поэтому его опознали.

— Вы считаете, что убийца он? — спросила я.

— Это несомненно. Он разбил окно, проникнув в дом, и ждал там прихода моей бедной Аннабелинды. Потом впустил ее и немного поговорил с ней о продаже особняка. Правда, моя внучка уже видела его раньше, во время поездки через Францию, но борода сделала его неузнаваемым. Бедное дитя! Она была так молода! Я не успокоюсь, пока она не будет отомщена. Поэтому нельзя, чтобы твое поведение, Люсинда, хоть как-то изменилось после нашего разговора. Я установлю наблюдение за «Андрэ», и она со временем выведет нас на остальных. Она всего лишь мелкая рыбешка. Нашей целью является фон Дюрренштейн; Теперь мы действительно напали на его след. За «Андрэ» будут следить и ночью и днем, и результаты не замедлят сказаться. Самое главное, чтобы они не догадались, что нам про них все известно. Ты не должна ни взглядом, ни интонацией не выдать своего изменившегося отношения к «Андрэ»— .

— Мне ненавистна мысль, что Эдвард находится под ее надзором, — сказала я.

— Не бойся. Она будет заботиться о ребенке.

Если она не станет этого делать, никакой выгоды это ей не даст. Возможно, что она искренне привязана к нему.

— Он-то, без сомнения, любит ее.

— Вот видишь. Забота о ребенке входит в ее служебные обязанности. Мы не знаем, сколько души она вкладывает в это, но поскольку мальчик не представляет угрозы для той деятельности, которую она считает своей настоящей работой, то «Андрэ» будет опекать его. За ней будут следить, и я не сомневаюсь, что вскоре все эти люди окажутся там, где, мы хотим их видеть.

— Полиция будет стремиться арестовать человека, убившего Аннабелинду.

— Очень может статься, что он будет осужден по другим статьям. Увидим. Но не сомневайтесь, они поплатятся за свои грехи.

Наш разговор продолжался еще очень долго.

Было уже поздно, когда мы отправились спать. Но я не могла сомкнуть глаз, а только снова и снова вспоминала все сказанное в этот вечер, и меня не оставляло чувство нереальности. Но чем дольше я размышляла, тем больше приходила к выводу, что в наших догадках много правды.

В последующие дни я пыталась ничем не показать своего изменившегося отношения к «Андрэ», выполняя категорическое предписание Жана-Паскаля. Это было нелегко. «Андрэ» для меня превратилась в совершенно другого человека. Я не могла не поражаться, что Эдвард любит ее, но ведь он знал ее почти всю свою жизнь.

Мы попали в сети шпионажа из-за легкомысленной интрижки Аннабелинды с немецким разведчиком.

Я понимала, что наша жизнь не сможет долго течь в прежнем русле. В недалеком будущем что-то должно произойти.

Так и случилось. Как-то Андрэ ушла из дома и больше не вернулась.

Это вызвало страшный переполох среди прислуги. Сначала миссис Черри пришла в полное негодование. Няня не имеет права так долго отсутствовать. Но, когда наступил вечер, а «Андрэ» все еще не вернулась, миссис Черри стала смотреть на это иначе. Ее волновала мысль, не была ли Андрэ убита. Когда случилось одно убийство, начинаешь думать, что может произойти и второе.

— Мы живем в ужасное время, мисс Люсинда.

И куда только Андрэ могла пойти?

Я поговорила с отцом.

— Мы должны что-то предпринять в отношении «Андрэ», — сказала я. — Иначе пойдут толки. Мы должны что-нибудь придумать.

Отец согласился со мной.

— Я займусь этим, — сказал он. — Кстати, мы схватили их всех. Самого фон Дюрренштейна. Это большая удача. У них была явка в одном доме в Бэттерси. «Андрэ» привела нас прямо к ним.

— На это и рассчитывали.

— Я уже видел Бур дона. Он помогает французской разведке с самого начала войны. Для него это большой триумф.

— Что станет с «Андрэ»?

— Думаю, ее ждет судьба всех пойманных шпионов. Против Рейхера могут также выдвинуть обвинение в убийстве. Все они соучастники, разумеется… и все они виновны. С ними поступят по законам военного времени. Сомневаюсь, что правда когда-нибудь станет известна широкой публике.

Убийство Аннабелинды останется одним из нераскрытых преступлений.

— Думаю, многие будут остерегаться осматривать пустующие дома.

— Несомненно.

— Что мы собираемся сказать слугам об «Андрэ»?

— Я посоветуюсь с начальством. Согласен, что мы должны подумать, как прекратить толки. Нельзя допустить, чтобы люди просто уходили из дома и больше о них никто никогда не слышал бы.

Вскоре он предложил следующую версию. Французское посольство известило «Андрэ», что она должна без промедления с ними связаться. Ее брат находился при смерти, и французы организовали все для ее немедленного отъезда. Это объяснялось в письме, якобы отосланном моему отцу, которое он получил с некоторой задержкой. В послании говорилось, что «Андрэ» сейчас находится со своим братом. И когда она вернется — неизвестно.

История выглядела не слишком убедительно, но, после первой недоверчивой реакции, ее приняли за чистую монету. Этому способствовал тот факт, что во время войны могут происходить самые невероятные вещи, и уже примерно через неделю исчезновение «Андрэ» перестало быть главной темой разговора.

Эдвард отнесся ко всему иначе.

— Где Андрэ? — спросил он.

Я сказала ему, что она поехала к себе домой повидаться с братом.

— Ее дом здесь, — настаивал мальчик.

— О нет. У нее уже был дом перед приездом сюда.

— Мы поедем туда?

— Нет. Мы останемся здесь.

— Когда она возвращается?

Я прибегла к испытанному неопределенному ответу, ставшему уже пословицей после знаменитого заявления Асквита, призывавшего «набраться терпения».

Но Эдвард продолжал спрашивать про Андрэ.

Он немного всплакнул, укладываясь в постель.

— Хочу видеть Андрэ, — хныкал он.

Я целовала и обнимала его и рассказывала ему сказки, пока он не заснул. Меня поражало, что женщина, причастная к убийству его матери, так дорога Эдварду. Он только несколько раз видел Аннабелинду, и она не произвела на него никакого впечатления, разве что своей шляпкой. И он оплакивал Андрэ.

Я говорила Эдварду:

— Ничего. У тебя есть я… и все в Марчлэндзе.

У тебя есть пони Билли Бой, миссис Черри и все остальные.

— Я знаю, — отвечал он. — Но мне очень нужна и Андрэ.

Я стала проводить с мальчиком больше времени, но он продолжал спрашивать про Андрэ.

ПОБЕДА

Наступил сентябрь 1919 года, и началось общее решительное наступление англо-французских войск. Характер войны стал меняться. С каждым днем известия с фронтов становились все оптимистичнее.

Теперь мы знали: то, чего мы так ждали последние четыре года, должно вот-вот произойти.

Потом наступил ноябрь, пасмурные, туманные дни, казавшиеся, однако, самыми светлыми за много лет, благодаря надежде, внушаемой известиями с поля боя.

Как я была бы счастлива, находись Роберт дома, но мои страхи оставались со мной. Я мечтала о встрече с любимым. Мне хотелось сказать ему, как глупо было с моей стороны колебаться, метаться из стороны в сторону. Теперь меня мучил безумный страх, что он может не вернуться.