— Значит, у вас все-таки есть ребенок?

— Да. Теперь он мой! Мой навсегда. Он нуждается во мне, а я в нем. У него нет матери, нет никого, кто бы заботился о нем. И я собираюсь подарить ему ту нежную заботу, которая предназначалась моему дитя.

— Расскажите мне, как это произошло.

— Мне помогла мадам Рошер. Она услышала об этом малыше и сказала мне о нем, спросив, не взяла бы я его себе. Сначала я не согласилась. Я не чувствовала, что кто-то в состоянии заменить мне моего ребенка. Тогда мадам Рошер сказала, что этот малыш нуждается во мне… и, хотя я могу и не сознавать этого, я нуждаюсь в нем. Конечно, дело было не в деньгах.

— Деньгах?

— О да. За него платят. У него нет матери, но его родственники будут оплачивать уход за ним.

Мы с Жаке и не мечтали, что станем такими богатыми. Но дело не в деньгах…

— Я уверена, что не в деньгах.

— Мы обсудили это с мужем. Я сказала, что усыновлю ребенка. Я не хочу, чтобы кто-нибудь потом пришел и забрал его. Если он мой, то пусть и останется моим. Родственники малыша согласились, сказали, что на ребенка отложены деньги.

Они будут присылаться каждый год. Он не будет ни в чем нуждаться. И, моя милая, я уже люблю его.

— Это замечательная история, мадам Плантен.

Она похожа на чудо. Если бы вы не потеряли своего ребенка, то не смогли бы позаботиться об этом малыше.

— О, они нашли бы кого-нибудь другого. У этих людей есть деньги, и они могут все устроить.

Но я делаю это не из-за денег. Из-за ребенка. Он такая прелесть. Мне кажется, что он уже узнает меня.

— Могу я посмотреть на него?

— Конечно. Я принесу его в дом. Он еще совсем крошка. Может быть, примерно на неделю старше моего… не больше.

— Когда его привезли?

— Несколько недель назад. Это организовала мадам Рошер. Я думаю, что его доставил кто-то из ее поверенных. Была бумага. Мы с Жаке поставили на ней кресты. А потом ее подписали и скрепили печатью. Я сказала, что меня интересует только одно. Будет ли этот ребенок навсегда моим, как если бы это я дала ему жизнь. И мне ответили, что именно это и написано в бумаге. Но вы должны посмотреть на него. Подождите минутку. Я принесу дитя.

Маргарет вернулась с совсем маленьким ребенком, с красивыми светлыми волосами. Он спал, и его глаза были закрыты, но, и не видя их, я догадывалась, что они голубого цвета.

— Как его зовут? — спросила я.

— Эдуард. И, конечно, он будет носить нашу фамилию.

— Значит, он ваш, мадам Плантен, только ваш?

— Да. И я никогда не забуду, что он значит для нас. Когда Жаке входит, он перво-наперво ищет глазами этого маленького парнишку.

Она сидела, качая ребенка, который продолжал спать.

Я сказала:

— По-моему, замечательно, что все так кончилось.

— Это чудо, сотворенное небесами, — сказала Маргарет. — И я всегда буду верить в то, что так оно и есть.


Семестр закончился первого августа. В школу приехала герцогиня. Она собиралась отвезти меня прямо в замок.

Мадам Рошер провела с ней немного времени наедине.

Когда мы уезжали, мне вспомнилось наше появление здесь в прошлом сентябре, и я подумала, как много произошло всего лишь за один год.

Герцогиня была такой же приветливой и любезной, как всегда. Мы без приключений добрались до Бордо. На станции нас ожидал экипаж Бурдонов, и мы с большим комфортом доехали до замка.

Я с нетерпением ждала встречи с подругой. Герцогиня сказала мне, что Аннабелинда уже поправилась и стала почти совсем такой же, как раньше.

— Мы заставляем ее отдыхать, потому что болезнь была долгой и изнурительной. Однако мы чувствуем, что она справилась с ней наилучшим образом.

Аннабелинда ожидала нас, стоя рядом с Жаном-Паскалем. Она выглядела здоровой и даже цветущей.

— Как чудесно, что ты приехала, Люсинда! — воскликнула она, тепло обнимая меня. Я была тронута.

— Аннабелинда, как я рада видеть тебя!

Жан-Паскаль поцеловал мне руку.

— Добро пожаловать, милое дитя. Мы все счастливы, что ты здесь. Как, по-твоему, выглядит Аннабелинда?

— Она никогда еще не выглядела так хорошо.

Он засмеялся.

— То же самое ей говорю и я. Вот видишь, моя дорогая, мы с тобой думаем одинаково.

— Аннабелинда и в самом деле полностью выздоровела?

— Да… да. В этом нет сомнения. Мы будем заботиться о ней, чтобы исключить возможность рецидива.

Мы вошли в замок, который всегда внушал мне благоговейный трепет. Мама говорила, что испытывала то же самое чувство, когда гостила в нем.

Казалось, что прошлое проглядывало сквозь настоящее, и ты думал обо всех людях, живших здесь давным-давно и, возможно, оставивших частицу себя в этом месте.

Мы пообедали в уютной столовой, и, казалось, Жан-Паскаль и герцогиня искренне рады мне. Что касается Аннабелинды, то она заставила меня чувствовать себя желанной гостьей.

— Надеюсь, твои родители не сердятся на нас за то, что мы удерживаем тебя вдали от них, — сказал Жан-Паскаль.

— Не сомневаюсь, что они подарят нам немного времени, — промолвила герцогиня. — Они очень обрадуются, если Аннабелинда сможет вернуться вместе со мной, — сказала я.

— Думаю, что она уже достаточно здорова, чтобы сделать это, — ответил Жан-Паскаль.

Разговор продолжался в том же духе, но я почувствовала некоторую напряженность и видела, что Жан-Паскаль тоже ощущает ее.

Я вздохнула с облегчением, когда мы разошлись по комнатам, и не могла удержаться, чтобы не пойти к Аннабелинде.

Она лежала в кровати, но не спала.

Улыбнувшись мне, она сказала:

— Я знала, что ты придешь.

— Конечно, ведь мы так давно не видели друг друга.

— Расскажи мне о школе. Как реагировали на мой внезапный отъезд? Было много разговоров?

— Все говорили только об этом. Тебя награждали всевозможными болезнями… от скарлатины до авитаминоза.

Аннабелинда улыбнулась.

— Все это было довольно неприятно, правда?

— Теперь с этим покончено. Ты совершенно здорова. Расскажи, чем ты болела на самом деле?

— Дедушка говорит, что я не должна об этом рассказывать. Он считает, что так будет лучше для меня. Мне надо все забыть. Это происшествие может отрицательно сказаться на моих шансах…

— Отрицательно сказаться на твоих шансах… шансах на что?

— Найти себе подходящего мужа. Они думают о моем замужестве. В конце концов, я старею.

— Но тебе исполнится только шестнадцать…

— В будущем году.

— Как это могло бы сказаться на твоих шансах?

— О, пустяки. Не спрашивай…

Но я настаивала.

— Как?

— Ну, в знатных семьях все время думают о передаче родового имени и тому подобных вещах.

Им хочется здоровых наследников. Они будут настороженно относиться к жене, у которой было… было то, что у меня.

— Да что у тебя было? Как все загадочно. Ты болела чахоткой? Если да, то почему не сказать прямо?

— Дедушка говорит, что мы должны все забыть и никогда больше не упоминать об этом.

— Понимаю. Ты имеешь в виду, что если ты заболеваешь чахоткой, то она может передаваться по наследству твоим детям.

— Да. Вот именно. Поэтому ни слова.

— И они лечили тебя здесь!

— Ну, не здесь. Я должна была уехать.

— Я догадывалась об этом.

— Идея принадлежала дедушке. Он все организовал.

— Я помню, что получила от тебя письмо со штемпелем Бергерака.

— Бергерак! Никогда больше не хочу бывать там.

— Он где-то поблизости?

— Да, в нескольких милях отсюда. Наверное, я опустила письмо, когда мы проезжали его.

— Проезжали его… по дороге куда?

— О, я не помню. Я довольно плохо себя чувствовала все это время.

— Почему ты не хочешь снова оказаться в Бергераке?

— Я хочу забыть все, что связано с моей… болезнью… а это место напоминает мне о ней. Все вокруг напоминает о ней.

— Все-таки чахотка, да?

Аннабелинда кивнула… а потом покачала головой.

— Я не хочу говорить… прямо… но… обещай мне, что ты никому не расскажешь.

— Обещаю. Тебя отправили в Швейцарию? Люди едут именно туда. Высоко в горы.

Аннабелинда опять кивнула.

— И тебя вылечили? — спросила я.

— Полностью. В будущем мне надо просто… соблюдать осторожность. Дедушка назвал это предостережением. Как только ты подхватил подобное заболевание, люди относятся к тебе с подозрением.

— Они думают, что оно может стать наследственным.

— Дедушка считает, что оно может уменьшить мои шансы на тот брак, который он желал бы для меня.

— Ну, и как в санатории?

— О, там все относились к больным очень строго. Ты должен выполнять то, что тебе говорят.

— Похоже на «Сосновый Бор».

Аннабелинда рассмеялась.

— Но все кончилось, и я хочу забыть, что это когда-то было. Теперь я здорова. Со мной все будет в порядке. Я предвкушаю поездку в Лондон.

— По-моему, твои родные будут стремиться удержать тебя в деревне.

— О, думаю, маме захочется в Лондон. А что касается отца и дорогого брата Роберта, то пусть занимаются своим дорогим поместьем. Им не до меня.

— Я скучала по тебе, Аннабелинда.

— А тебе не кажется, что и я скучала по тебе?

— Должно быть, это ужасно — находиться так далеко от всех. Наверное, твой дедушка и герцогиня навещали тебя, пока ты была там?

— Конечно. Они изумительно относились ко мне.

Но, пожалуйста, Люсинда, я не хочу говорить на эту тему.

— Хорошо. Больше ни слова.

— И не забудь, не рассказывай никому про Швейцарию. Я не должна была говорить и тебе, но ты выпытала это у меня.

— Я буду молчать.

— Добрая старушка Люсинда 1 Прошла неделя. Мы много катались верхом, обычно в компании Жана-Паскаля. Было несколько званых обедов.

Я получала большое удовольствие от прогулок в окрестностях замка. Мне нравилось бывать одной. Я любила сидеть у озера, наблюдая за лебедями и маленьким коричневым селезнем, ковыляющим мимо меня. Я приносила ему кусочки хлеба, и меня забавляла его манера приходить к озеру и терпеливо дожидаться угощения.

Иногда, находясь здесь, я думала о странностях жизни и представляла себе маму молодой девушкой, ненамного взрослее, чем я сейчас, сидящую на этом же самом месте. Тогда здесь жил черный лебедь. Она часто рассказывала о нем и о том, как яростно он защищал свою территорию.

Как мирно было здесь сейчас, с прекрасными кроткими белыми лебедями вместо черного. И все-таки существовало нечто, скрытое от глаз… таинственное, казавшееся совсем не таким, чем было на самом деле.

Как-то в середине дня, когда, посидев у озера, я возвращалась в замок, мне встретился почтальон, который направлялся к дому.

Он приветствовал меня. Он знал, кто я, потому что я уже брала у него почту раньше.

— Ну что же, — сказал он, — еще раз, мадемуазель, вам придется поберечь мои ноги. Я немного припозднился. Не возьмете ли это послание для месье Бурдона?

Я согласилась и взяла письмо.

Почтальон поблагодарил меня и продолжил свой путь.

Я подумала, что Жан-Паскаль, наверное, в своем кабинете и поэтому понесла письмо туда. Я постучалась. Ответа не последовало, и я открыла дверь и вошла. Окно было открыто, и при моем появлении порыв ветра сдул лежащие на письменном столе бумаги и разметал их по полу.

Я торопливо закрыла дверь, положила принесенное мною письмо на стол и наклонилась, чтобы подобрать бумаги.

В это время мне на глаза попалась фраза, написанная на одной из них. Она гласила: .

— Мое имя и в самом деле Сибилл, — сказала мисс Каррутерс.

Майор залился заразительным смехом, к которому присоединились все мы, причем мисс Каррутерс смеялась так же искренне, как и остальные.

Я подумала, что и в этой опасной ситуации, в столь трагических для многих обстоятельствах находятся моменты, когда мы способны радоваться и чувствовать себе счастливыми.

Мы находились на пути домой. Я везла Эдуарда, мисс Каррутерс вела себя совсем не так, как обычно, а Аннабелинда совершенно забыла о неприятной стычке между нами;

И все это произошло благодаря майору Мерривэлу.

Мы пересекли границу с Францией вечером.

Майор Мерривэл сообщил нам, что его зовут Маркус и, поскольку он не видит причин разводить церемонии, то предлагает опускать «майор»и обращаться к нему по имени.

— Ведь это, — сказал он, — совершенно особая поездка, правда? Мы будем долго ее помнить. Вы не согласны?

Мы от всего сердца согласились.

— И я думаю, что молодой человек на заднем сиденье ломает голову над тем, почему его не укладывают спать.

— Нет, — ответила я, — сейчас он крепко спит и, без сомнения, не ломает голову ни над чем подобным.

— Все равно, его необходимо поудобнее устроить на ночь. Думаю, мы все это заслуживаем, поэтому я собираюсь найти место, где мы сможем переночевать.

— Это было бы чудесно, — сказала Аннабелинда.