Жаклин Брискин - Обитель любви

— Хочешь принять участие в шоу?

— Там было бы легче нам видеться...

Он наугад выбрал листок бумаги из тех, что лежали на ее столе, и прочитал вслух:

— «Анна тянула время». Что это значит? Каким образом можно тянуть время?

— Кингдон, я хочу жить отдельно.

— Почему? — спросил он. — У меня и так уже достаточно причин себя ненавидеть. Хочешь предоставить еще одну?

Глаза у него сверкали, рассерженное лицо нервно подергивалось.

Тесса подошла к нему и, взяв за руку, отвела в свою спальню, заперла дверь, ведущую в коридор, и вернулась к нему.

— Здесь никого нет, кроме нас, — сказала она.

— Как тебе это удалось устроить?

— Мы можем делать все что угодно. А сейчас мне хочется вот этого!

С этими словами она поцеловала его.

Они легли...

…Он смотрел на нее с улыбкой, а она задумчиво щурилась на солнце, заглядывавшее в окно.

— Тесса?

— Мм?..

— Посмотри на меня.

Она повернулась.

— Все было нормально? — спросил он.

У нее опустились ресницы.

— Прекрасно.

— Мне показалось, что сегодня все было иначе, — сказал он, целуя мочку ее уха. — Для тебя.

— Мм...

— Так как?

Она коснулась рукой его лица.

— Тесса, ответь.

— Меня смущает...

— Что?

— То, что... ты знал, что раньше у меня этого никогда не было.

— Любимая, я всегда был благодарен тебе за то, что ты не притворялась.

— А я просто не знала, как нужно притворяться.

Он рассмеялся.

— А стала бы?

— Нет. Мне всегда нравилось то, чем мы занимались. Давай не будем об этом говорить... пожалуйста.

— Тесса, я знаю, что мы здесь одни и нам никто не помешает, и все такое. И поэтому говорю тебе: я всегда считал, что ты в постели просто настоящая... — Он снова три раза ткнул пальцем в воздух.

Они рассмеялись. Лучи солнца уже переползли через кровать, когда они встали.

Они сидели на задней веранде дома, пили коктейль и молчали. Ворковали голуби, в кустах камелии гудели пчелы. Они рассеянно наблюдали за долговязым человеком в соломенной шляпе. Он взбирался по лужайке, раскинувшейся на склоне холма, то показываясь из тени огромных платанов, то снова скрываясь.

— Кто это? — спросил Кингдон.

— Не знаю, — ответила она, щурясь на солнце. — Может, кто-нибудь из садовников.

Долговязый все приближался.

— Нет, это не садовник, — сказала Тесса. — Садовник не стал бы...

— Вот именно! — перебил ее Кингдон. Теперь он хорошо рассмотрел долговязого, и хотя видел его впервые, понял, что это за человек.

Репортер!

Репортер подошел к ним, снял шляпу и, поставив ногу на нижнюю ступеньку веранды, произнес:

— Ба, капитан Вэнс!

Кингдон поднялся.

— Какого черта вам здесь нужно?

— Тобби Меллон, «Геральд америкэн», — представился долговязый, обращаясь к Тессе. — Мисс Ван Влит?

Его утробный голос исходил, казалось, из самой глубины тощего живота.

Тесса утвердительно кивнула.

— Давно дружите с капитаном Вэнсом?

Кингдон загородил собой Тессу. Его руки сжались в кулаки.

— Она к этому не имеет никакого отношения, — сказал он. — Так что проваливай отсюда!

— Мисс Ван Влит, что вы думаете о ранении капитана Вэнса? Нашим читательницам будет интересно узнать мнение женщи...

Кингдону были известны правила игры. Грубость по отношению к представителям прессы квалифицировалась как уголовное преступление. Он знал, что избиение журналиста грозит ему по меньшей мере провалом карьеры. Но Кингдон все равно заехал долговязому кулаком в живот. Тот оступился, отшатнулся и замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Но не смог и шлепнулся прямо на спину. Соломенная шляпа слетела с его головы и укатилась к цветочной клумбе. Тесса попыталась удержать Кингдона, но он вырвался из ее рук.

— Что здесь происходит? — вдруг раздался голос Бада, который появился на пороге веранды.

Кингдон и Тесса от неожиданности вздрогнули. Они и не подозревали, что он дома.

Репортер отыскал свою шляпу и спросил:

— А вы, как я полагаю, X. Ван Влит?

— Друзья не называют меня «X», — улыбаясь, ответил Бад. — А поскольку в Гринвуде бывают лишь мои друзья, советую вам называть меня Бадом, как и все остальные. — Он спустился с веранды и протянул репортеру руку, помогая ему подняться. — А вы кто?

— Тоби Меллон из «Геральд америкэн».

Кингдон вполголоса выругался.

— Чарли! — с мягким укором произнес Бад и удивленно приподнял брови.

— Вы уже давно дружите с капитаном Вэнсом? — спросил Тоби Меллон. — Собственно, вообще дружите ли вы, сэр... э-э... Бад?

— Я уже сказал. Здесь бывают только мои друзья. — Бад обнажил зубы в своей знаменитой ослепительной улыбке. — Впрочем, Чарли... я так и не привык называть его Кингдоном... Так вот Чарли, пожалуй, не совсем друг мне.

— Значит, он друг мисс Ван Влит?

— Не знаю, как ты, Тоби, — протянул Бад, — но лично я родился в Лос-Анджелесе, а здесь живут дружелюбные, гостеприимные люди... — Тут Бад пустился в подробные разъяснения обычаев местного гостеприимства, не давая Тоби прервать себя.

Кингдон наконец сел. Увидев это, Бад продолжал:

— Так вот, по поводу вопроса, который ты задал до того, как захотел узнать о наших старых калифорнийских обычаях. По поводу Чарли. То есть Кингдона. Э-э... Народ здесь всегда рад доброму другу. Но друг гостит, а член семьи живет.

— Член семьи?

Бад изобразил на лице искреннее удивление.

— Тоби, по-моему, ты сказал, что работаешь в газете.

— Да, но...

— А мне казалось, что вашему брату все известно. Да, член семьи! Именно! Кингдон — мой племянник.

— Это новость!

— Новость?! Не знаю, Тоби, для кого это новость, но всем моим друзьям известно, что Чарли — сын моего младшего брата Три-Вэ. Ладно, дорогой. Ты лучше скажи: хочешь нарушить «сухой» закон? Тогда присоединяйся к семейству Ван Влитов, мы как раз собираемся пропустить по стаканчику.

Кингдон наблюдал за этой сценой. Бад так умело поставил в разговоре точку, что только последний дурак стал бы задавать новые вопросы.

Кингдон выпил виски, внутренне негодуя на Бада и мечтая, чтобы намерение Тессы вернуться в ее бунгало в Беверли-Хиллс осуществилось. Она так нужна ему. Но он не в силах защитить Тессу. Такое по плечу лишь доброму дяде Баду. «Плевать, что там напишут в газете люди Меллона! Я не трус, — думал он. — Так почему же я сижу здесь как оплеванный? Ведь и она никогда не скрывала, что нуждается во мне не меньше, чем я в ней».

Тесса сосредоточенно слушала разговор между отцом и репортером. Кингдон смотрел на ее затылок, пока она не обернулась.

Он беззвучно зашевелил губами.

«Выходи за меня замуж».

«Мы же родственники».

«Плевать!»

«Ты уверен?»

«Господь лично благословил меня».

«А твой комплекс вины?»

«Это отговорки. Да или нет?»

«Да. Когда?»

— Как только это закончится, — еле слышно сказал он. — Я задолжал Римини. Но это ерунда. Не будем ждать, пока я расплачусь.

Тоби Меллон повернулся к ним.

— Что? О чем это вы? — быстро спросил он.

— Я просто рассказал один старый калифорнийский анекдот, — ответил Кингдон.

В тот вечер Тоби Меллон настрочил свою лучшую корреспонденцию, озаглавив ее: «В Гринвуде в обществе капитана Кингдона Вэнса и его дядюшки, нефтяного магната X. (Бада) Ван Влита». Тоби рассчитывал попасть на первую полосу утреннего номера.

Материал вообще не опубликовали.

Бад сделал только один телефонный звонок. В Гринвуде собрались журналисты, которым подали кофе, а секретарша Амелии развлекала их. Если бы Бад был лично знаком с владельцем газеты, где работал Тоби, он поступил бы проще. Но он не был знаком с ним. Поэтому было решено, что вице-президент «Паловерде ойл» заключит с газетой договор о дополнительной рекламе, а в разговоре намекнет, что, мол, мистеру Ван Влиту очень не понравится упоминание в печати о его жене или дочери.

1

Пасмурным июньским днем Три-Вэ сидел на громоздкой каменной пирамиде на вершине Сигнал-хилл. Внизу лежала гавань, серая, словно слоновья шкура. На него поглядывали квадратные глаза окон дорогих домов, построенных в местах с красивым видом на окрестности. Но сегодня эти глаза слезились, точно пораженные катарактой. Все утро лил дождь. Недавно он прекратился, но, похоже, ненадолго, так как кучевые облака вновь затянули все небо.

С вершины холма Три-Вэ был виден участок Шелла, где бурили скважину. Паровой котел изрыгал пар, на вышке трудились пятеро здоровяков в шлемах и рабочих робах. Один из них поднял бутылку и вопросительно взглянул на Три-Вэ. Тот отрицательно покачал головой. Нефтяники из бригады Шелла были его друзьями.

Он приходил сюда почти ежедневно и наблюдал за их работой. Надежда не оставляла его. Он знал, что, если Шелл наткнется на нефть, земля здесь будет стоить целое состояние. Но не только это заставляло его постоянно торчать здесь. Ему просто трудно было усидеть в темно-красной кирпичной коробке Орлиного Гнезда. Невестка Лайя напоминала ему маленькую, с остренькой мордочкой лисичку, запертую в клетку. Расследование дела об убийстве Дэвида Манли Фултона не сегодня завтра должно было закончиться. Предстоял суд присяжных. Газеты обрушивали на головы читателей нескончаемый поток скандальных публикаций, посвященных связям Фултона как с мужчинами, так и с женщинами. Каждый день полиция получала с десяток добровольных признаний, но все они после проверки оказывались ложными. Лайя могла бесконечно обсуждать каждую новую публикацию. Слушая ее пронзительный голос, ее несусветную болтовню, Три-Вэ чувствовал, что это боль отчаяния. Он несколько раз видел, как натаскивает ее Падрейк Хорти, и поэтому был склонен согласиться с Кингдоном: Лайя, при всей ее неуравновешенности, не способна на убийство. Он жалел, хотя и недолюбливал ее.

Лайя всегда встречалась с адвокатами и детективами в присутствии Кингдона. Он сопровождал ее на приемы и премьеры. Брал на себя зевак, посещая с ней танцевальные вечера в отеле «Александрия».

Но спали они по-прежнему в разных комнатах.

Над этим Три-Вэ тоже ломал голову. Кингдон путался с девчонками с четырнадцати лет, еще будучи хулиганистым подростком в Бейкерсфилде, и, если верить намекам Римини и других, не прекратил любовных подвигов и после женитьбы. Но теперь Три-Вэ не замечал, чтобы сына тянуло к женщинам. «Если он не спит с Лайей, — думал он, — может быть... в ее дневнике все правда?»

Внешне Кингдон был неизменно весел и беспечен, но иногда, украдкой поглядывая на сына, Три-Вэ замечал отрешенное выражение на его худом красивом лице. Однажды перед рассветом он услыхал из комнаты сына какие-то приглушенные звуки. Три-Вэ решил, что Кингдон плачет. Он подошел к двери и справился о причине его бессонницы. Кингдон рассмеялся и ответил:

— Я храплю, папа. Но это не для печати. Или мне уже и храпеть нельзя?

Из всей их семьи только Юта была счастлива. Ее приводило в восторг, что в Орлином Гнезде так много прислуги. Она теряла голову от своих новых платьев, большой бриллиантовой броши в виде самолета, которую ей подарил Кингдон на день рождения. Шофер возил ее к мессе в церковь Св. Екатерины. Они с Лайей приглашали в дом отца Макаду.

— Отец Макаду держится со мной так уважительно! — порой объявляла Юта.

Двое нефтяников на участке Шелла поднимали кожух — стальной цилиндр, похожий на гигантскую печную трубу. Вдруг они прервали работу и повернулись в одну сторону. На их лицах расцвели улыбки. Несмотря на грохот цепей и привода, Три-Вэ расслышал, как один из них восхищенно присвистнул.

По раскисшей от дождя тропинке на холм поднималась Тесса. Чувствуя обращенные на нее взгляды, она ускорила шаг. Подойдя к рабочим поближе, она робко помахала им рукой в перчатке в знак приветствия.

Три-Вэ так и не выполнил обещания позвонить ей.

Дважды ему передавали, что она разыскивает его по телефону. Но он не звонил ей. Три-Вэ очень хотелось снова повидать Тессу, но он с грустью осознал, что дружба между ними, пусть даже самая невинная, чревата только неприятностями. Три-Вэ был уверен, что ни Бад, ни Амелия не хотят, чтобы он разыгрывал роль доброго дядюшки. Что же до Юты... М-да, Юта...

Юта сказала, что Тесса кичится своим богатством, что она заносчива и чванлива, как все толстосумы. К тому же она старая дева, холодная как лед и высокомерная. Поначалу Три-Вэ и сам так думал о девушке, и он не мог упрекнуть Юту за эти ее замечания. Но он понимал, что злость жены направлена не столько против Тессы, сколько против него самого. Своего рода предупреждение: держись от нее подальше!