Он убрал с ее плеч платье, осторожно сдвинул бретельки нижней рубашки. Опустил ткань вниз по рукам до локтей, обнажая грудь. Прохладный ночной воздух щекотал ее кожу, как дразнящее дыхание. Руки оказались в плену спущенного платья, она не могла воспользоваться ими, и ей оставалось только принимать его поцелуи и ласки, она же не могла даже обнять его. Ощущение собственной беспомощности и мешало, и возбуждало одновременно.

Он наклонился над ней, заслоняя собой ночное небо. Его дыхание смешалось с ночным ветром, и через мгновение она ощутила его на груди. Чувствуя под собой опору его руки, она бесстыдно изогнулась, предлагая себя. Все ее тело содрогалось от неутолимого желания, а он целовал, обнимал и ласкал ее.

Никаких мыслей. Не стало ни вчера, ни завтра. Исчезли чувства, улетучились планы. Остались только сладостное единство, пронзительное наслаждение и болезненно-сладкое желание.

Он прихватил зубами сосок, и ее негромкий стон растаял в шорохах ночи. Он сдавил его губами. Ее быстрое прерывистое дыхание шумело в ушах, как голос, отсчитывающий сокращения сердца. Ночь вторила ее дыханию. Жужжание насекомых, шепот ветра, духи камней и деревьев — казалось, во всем отражается их первобытная близость.

Он подвинулся, откинулся на стог сена и посадил Мойру к себе на колени так, что она спиной прижалась к его груди. Они оба могли любоваться звездами, а он видел и ее освещенное луной лицо. Аддис положил руки ей на грудь. Ее глаза закрылись, губы беззвучно зашевелились. Он дразнил темные соски и ловил каждое движение чутко реагирующего тела. Ритмичные сокращения бедер и ягодиц. Гибкое потягивание, требовавшее большего. Он поразился тому, какую радость эта женщина испытывает от доставляемого ей удовольствия. Покой и умиротворенность обладания ею привели его в благоговейный трепет. Казалось, даже звезды серебрятся в такт ее дыханию. Среди звезд сияла заблудшая половинка луны. «Иди, ищи себе другую женщину, Меланий. Эта принадлежит только мне».

Ее страсть становилась все сильнее; с губ срывался слабый стон. В изнеможении Мойра раздвинула ноги; он слегка согнул свою ногу в колене, и она оказалась верхом на его бедре. Чувственное давление вызвало очередной виток желания. Полуопущенное платье все еще сковывало ее движения, и Мойра нервно изогнулась, пытаясь высвободиться из него. Ей это удалось, она яростно вцепилась в бедро Аддиса, всем телом вдавливаясь в него. В ее горле родился и застрял хриплый умоляющий крик.

Он обхватил ее обеими руками, прижимая к себе, прижимаясь губами к нежной щеке; руки же не оставляли в покое упругую грудь. Благоразумие вступило в непримиримый спор со страстью. Если он захочет взять ее сейчас, противиться она не станет. Об этом явственно говорила неуемная дрожь женской плоти в его руках. Собственно, это входило в его намерения даже тогда, когда он запутывал ее фальшивыми обещаниями сдержанности. Неожиданно Аддис ощутил, что ему не хочется портить совершенство ее наслаждения, забирая часть его себе. Ему необходимо, чтобы ее желание стало полным и осознанным. Он не хотел иметь дело с ее запоздалыми сожалениями впоследствии.

Вокруг них плавали звезды и прохладный ночной ветер. Духи требовали, чтобы он довел ритуал обладания до логического завершения. Потребность эхом отдавалась и в его собственном теле. Сверху вниз на них снисходительно смотрел Меланий, и расплывчатые пятна на полумесяце, казалось, складывались в насмешливую ухмылку.

Аддис поднялся, поднимая Мойру на руках.

— Я несу тебя в постель, Мойра.

Он зашагал через двор к дому, удаляясь от духов и сил природы, в один голос требовавших, чтобы он воспользовался готовностью женщины.

Тусклый свет блуждал в темноте дома, лунная прохлада смешалась с идущим от камина теплом. Аддис уложил ее на кровать под окном, и при этом освещении она казалась похожей на фею или эльфа. Он сел рядом с ней, покрывая прекрасное тело поцелуями, а руки тем временем возобновили борьбу с одеждой. Слабый возглас протеста вырвался у нее, когда он снимал с нее платье. Небольшая морщина пересекла ее лоб, как будто кровать и раздевание вновь напомнили ей о былой решимости не поддаваться соблазну. Он бесстыдно ласкал ее спину, заставляя забыть о протесте, играл с чувствительными холмами грудей до тех пор, пока она сама не сбросила бретельки сорочки, чтобы обнять его.

Он погрузился в истинное блаженство от прикосновения ее рук к плечам и спине. На мгновение он уткнулся лицом в ее грудь, восторгаясь безмятежным спокойствием, воцарившимся в его душе. Затем отбросил сорочку и поцелуями проложил дорожку от груди вниз по животу к бедрам. Он помедлил там, в нескольких дюймах от запаха ее возбуждения, и решительность его была поколеблена. Он сам не понимал, каким образом ему удалось справиться с диким желанием. Аддис поднялся с кровати.

Не сводя с нее глаз, он снял ремень и тунику. Для описания красоты Мойры не хватало слов. Лунный свет омывал бледный силуэт тела и отражался в чистоте глаз. Несмотря на темноту, он различал таящуюся в них растерянность и смятение. Стянув через голову рубашку, он лег рядом с Мойрой.

Если она хочет именно этого, ему придется довольствоваться всего лишь сном в ее объятиях. Он постарается удержать ее при себе с помощью одной только близости душ, хотя, разумеется, ему нужны более тесные и надежные отношения. За годы, в течение которых ему пришлось соперничать за страсть Эвфемии с добрым богом, он кое-чему научился и теперь немало знал о том, каким могуществом обладает наслаждение и как оно действует на женщину. Она обняла его, но он ощутил сомнение в ее руках. Он ласкал ее всю, пытаясь преодолеть нерешительность, прогоняя неловкость, чувствуя ее дрожь и слыша ее вздохи. Оставь он право выбора за ней, она могла запросто остаться на ночлег на сеновале во дворе. Мойра сама не может определиться, что же ей, в конце концов, необходимо, чего она хочет; она не понимает, что ожидает их обоих, если она согласится. Он сам принял окончательное и однозначное решение. Он не имеет права владеть ею, но он возьмет ее.

Руки и губы снова принялись за работу, доводя женщину до исступления, до тех пор, пока ее измученное тело не прижалось к нему; ее крики терялись у него на груди. Он не торопил ее, наслаждаясь бесконечными поцелуями, и плыл по волнам наслаждения вместе с ней. Ищущие руки исследовали ее тело, то тугое и гибкое, то мягкое и податливое. Подгоняемые безумным желанием, ее руки тоже пустились в поиск — сначала стыдливо, затем с нарастающей уверенностью. Ласки дрожащих рук распалили его, жар в крови доходил до испепеляющего уровня.

Он прижался к ней и стал ласкать ее бедра. При первом же прикосновении она полностью потеряла контроль над собой. Она издавала удивительные звуки удовольствия и желания. Наконец она резко раздвинула ноги, готовая отдаться ему. В предчувствии финальной судороги она обхватила его за шею и впилась пальцами в плечи. Мойра вся содрогнулась от внутреннего взрыва, с ее губ сорвался потрясенный вскрик. В сладостный миг освобождения она схватилась за него, как ищущий убежища испуганный ребенок.

Держа в руках извивающееся в конвульсиях тело, он спрятал лицо в ее волосах, ожидая, пока ее замедляющееся дыхание хоть чуточку успокоит его собственную неутолимую жажду. Она лежала молча, в конце концов удобно устроившись в его крепких объятиях, и ночной воздух охлаждал исходящие от них запахи.

— Почему ты не?.. — пробормотала она наконец, стыдливо схоронив лицо у него на груди.

— Я тебе уже говорил.

Она спряталась еще глубже, словно не в силах смотреть ему прямо в лицо.

— Но вообще… почему ты так решил?

— Чтобы показать тебе, что постель со мной не покажется тебе… утомительной. Тебе же понравилось, правда?

— Да. Даже слишком. Но, несмотря ни на что, я все равно не буду делить с тобой постель, Аддис.

— Хотелось бы знать, что ты делаешь сейчас. Она подняла голову и окинула взглядом дом.

— Это не твоя постель. Не постель лорда. Скорее, это больше похоже на мою постель в Дарвентоне.

Она выглядела совершенно пленительно при лунном свете, очерчивающем ее слегка сияющий профиль. Если она полагает, что ей удастся удержать произошедшее в стенах лишь этого дома и этой ночи, он не будет ее разубеждать. Да и бесполезно это сейчас.

— Согласен. Мы с тобой не в постели лорда. Нынешней ночью мы — просто Аддис и Мойра, нашедшие утешение друг в друге.

Он сел, снял штаны, отбросил их в сторону и, оставшись в одних панталонах, вытянулся на постели во весь рост, ощущая прохладу воздуха. Жар ее тела и ночная прохлада составляли приятный контраст, и он притянул ее к себе, отчетливо ощущая каждый дюйм прикосновения. Мягкая ладонь погладила его по лицу, не дрогнула, наткнувшись на шрам, как будто толстого грубого рубца поврежденной ткани не существовало вовсе. Слегка подвинувшись, она одной рукой обняла его за плечо. Инстинктивно и естественно, словно делал так уже несметное количество раз, он положил голову ей на грудь, и невероятный покой наполнил его душу.

Он спал глубоким сном, она же бодрствовала. Она лежала тихо, держа в руках его тело, глядя через его плечо на красивое небо в окне, раздумывая о том, как больно и как сладостно находиться рядом, в такой близости с другим человеком, пусть даже ненадолго.

Она провела пальцами по тугим мускулам его плеча. Странный человек, и еще более странная ночь. Несмотря на его последние слова, Мойра сомневалась, что он получил достаточное утешение, занимаясь любовью таким образом, хотя он и спал как убитый. Она же принесла в жертву всю свою дальнейшую жизнь, это было очевидно.

Но не бескорыстно. Нет, не даром. По всей видимости, он уже понимает, на что она решилась и что готова принять. Женщина не может находиться в такой ситуации с мужчиной и оставаться свободной. Нельзя лежать обнаженной рядом с мужчиной, держа его в объятиях и охраняя его сон, а утром сделать вид, что их ничего не связывает. Странная ночь заставляла задуматься и о том, что он ожидает получить от нее нечто более серьезное, чем простые услуги в качестве своей любовницы. Теперь ей, чтобы отказать Аддису, понадобятся невероятные усилия.

Причины же, по которым ей следовало отказать, показались Мойре в тот момент совершенно не имеющими значения. При той близости, которая объединяла их, благоразумие и тщательно продуманные планы не значили ровным счетом ничего. Путаные мысли бродили в ее сознании, наконец усталость взяла свое, и она ненадолго впала, в легкую дрему.

Ее пробудил утренний свет. Она лежала на животе под шерстяным одеялом, которым Аддис, видимо, укрыл их обоих ночью. Его рука покоилась у нее на спине. Открыв глаза, Мойра увидела, что он не спит. Аддис смотрел на нее, подперев голову рукой. Взлохмаченные после сна волосы цвета вороньего крыла густым лохматым облаком окружали голову. Стоило протянуть руку, и она коснулась бы бронзовых от загара плеч и груди. В сером свете утра вырисовывалось строгое точеное лицо, на котором выделялись резко очерченная линия разреза рта и рубец шрама, делавший его еще более суровым. Она не пошевелилась, подсознательно понимая, что означает выражение его лица.

Приподнявшись на одной руке, он сбросил одеяло с ее тела, открывая наготу серому утру и своему взгляду. Он склонился к ее спине с новыми поцелуями, от которых по телу пробежала горячая возбуждающая дорожка. Рука погладила спину и остановилась на ягодицах; его пальцы действовали с пугающей уверенностью. Мойра повернула голову, и их взгляды встретились.

— У меня было шесть лет, чтобы научиться сдерживать себя, но когда я увидел тебя сегодня утром, то понял, что вся наука оказалась бессильной. В этот раз я хочу взять тебя. И тебе лучше убежать, если ты намерена отказать мне.

Отказать? Для этого нужен голос, а она лишилась его, потому что сердце подкатило к самому горлу. Ей необходимо тело, чтобы двинуться, — ее же тело стало неподвижным от кричащего в нем желания. Он не стал долго ждать ее решения. Перевернув ее на спину, он через мгновение оказался на ней. Мойра ощутила его подавляющую силу и твердую требовательную плоть.

В этот раз никакого самообладания. Совсем другой Аддис, совсем другие намерения. Поцелуи и ласки, откровенно говорящие о желании, готовящие ее к тому, чтобы принять его в себя. Он вел ее вверх по крутой спирали примитивной животной страсти.

Слабый стук эхом отозвался у нее в голове. Ей понадобилось некоторое время, чтобы понять: это не отзвук ее собственного сердцебиения и не ритм его власти. Более того, источник звука находился не в доме; звук доносился до них через открытое окно. Мойра попыталась не слышать его, но стук нарастал с каждым мгновением.

— Дьявол! — в сердцах пробормотал Аддис, оглядываясь на дверь, за которой слышался топот небольшой армии, останавливающей коней на улице перед домом.

Аура очарования рассеялась, словно кто-то полоснул по ней ножом. Дверь распахнулась, и в прямоугольнике света возник белокурый юноша.