София Беннет - Облик (ЛП)

СНОВА неверно.

"Пляж” оказывается песчаной полоской грязи на берегу Темзы недалеко от собора Святого Павла. Впервые за лето небо моросящее и пасмурное. Моя работа заключается в том, чтобы носить чёрный комбинезон, тайно закрепленный и приклеенный ко мне так, чтобы он правильно сидел, и делать его интересным для стилиста по имени Линда Люсинда и её подруги Греты, которая тестирует новый объектив своей камеры. Я провожу утро, делая колесо на мокрой, скользкой гальке, пока Грета настраивает “размеры диафрагмы” и совершенствует “глубину резкости”. Хорошие новости: когда всё заканчивается, Грета показывает мне, как её настроенная вещица фотографирует меня с особой чёткостью, в то время как “пляж” на фоне выглядит туманно и размыто. Плохие новости: мои руки очень болят после всех этих кувырканий, и хотя фотографии очень претенциозные, на них я в основном похожа на сумасшедшего паука.

Художественные проекты очень разные. На этот раз без вращений: вместо этого я должна сидеть неподвижно в течение четырех часов, пока на меня клеят лепестки из розовой папиросной бумаги: на майку, руки, шею и лицо, в том числе и на мои закрытые веки. После чего, фотографируют результаты. Эта фотосессия могла бы быть потрясающей и расслабляющей, если бы я вначале не выпила большую кока-колу, и поэтому я провожу три часа и двадцать семь минут, отчаянно хотя в туалет. И снимки, хотя и красивые, не подходят для моего портфолио, поскольку на них хорошо видны только мои колени. Они намного лучше, чем мои “толстые лодыжки”, но это точно не моя лучшая черта. Хотя, честно говоря, я ещё не уверена, какая она.

К тому времени, как я попадаю к новому дизайнеру, моя самооценка настолько низкая, что царапает пол. Не помогает и то, что этот дизайнер, Азар Садик, почти не говорит по-английски, полагается в основном на жесты рук и говорит что-то на арабском, пытаясь объяснить, что он хочет.

Мы встречаемся в студии на Кётэйн Роуд, которая почему-то кажется уместной, в районе Шордич восточного Лондона. Мой сопровождающий сегодня – женщина по имени Бет, которая усаживается с женским романом, в то время как друзья дизайнера принимаются делать мне прическу и макияж и переводят мне жесты Азара.

День становится более интересным. Получается, что первая коллекция Азара представляет собой строгие серые пиджаки в смешении с красочными старыми "хвостами" воздушных змеев из Кабула, Афганистан. Они прекрасны – абсолютно оригинальны и неповторимы. Я могу понять, почему он так взволнован.

Постепенно в процессе съёмки я забываю, что по какой-то причине он хочет, чтобы мои волосы и лицо были окрашены в бледно-голубой цвет, и что я не понимаю и половины того, что он говорит. На чистом энтузиазме ему удается передать свою страсть к тому, что он хочет принести афганскую культуру в западный стиль. И одежда настолько очаровательна, что я чувствую себя одним из тех воздушных змеев, которые парят высоко над городом, увлеченная силой своего воображения. На несколько мгновений я даже забываю о том, как волновалась за Аву. Всё, о чём я думаю, – это как расскажу ей сегодня вечером о том, как я была девушкой-воздушным змеем.

Потом мы все вместе рассматриваем фотографии на экране монитора. О некоторых моих неуклюжих позах, можно сказать, что я всё ещё учусь, что именно делать с руками и ногами, но пиджаки выглядят сногсшибательно. Так же выглядят и широкие шелковые юбки, в которые я одета. Наконец-то эти фотографии будут выглядеть потрясающе в моём портфолио.

Удовольствие от съёмки, помогает мне пройти ещё через одну неделю очередей и отказов, и на самом деле я стараюсь сейчас ещё больше, потому что осознаю, что я бы хотела быть частью чего-то прекрасного. Если бы модели могли выбирать работу, я бы каждый день работала с такими людьми, как Азар и его друзья. Даже если бы они платили достаточно денег, лишь чтобы купить несколько хороших бутербродов. Мама становится очень подозрительной из-за количества фруктов, которые я краду из дома, чтобы взять с собой, особенно учитывая, что я должна работать в ресторане. Я не уверена, что она верит в мою историю, что мне нужно нарисовать их.

К этому времени август идёт полным ходом, и “итальянцы на каникулах”, цитируя Фрэнки, что означает, что большинство мира моды тоже уходит в отпуск. Просмотры почти прекращаются. Конечно, я должна быть “на работе”, так что я всё равно ухожу из дома каждое утро и иду куда-нибудь.

Я люблю галереи, потому что они пустые, как и местная библиотека. Библиотекарь заказывает для меня гламурные книги по фотографии, так что я могу учиться у великих моделей, и брать советы для позирования. Когда я не читаю их, я часто бываю на улице с камерой Авы, которую она мне одолжила, что невероятно, и учусь находить интересные места и использовать свет. Кошмарный парень был прав: это удивительно, что можно сделать, если постараться.

Однажды вечером, когда мне было скучно, я нашла сайт, который он мне дал. Там много полезной информации. Я всё ещё начинающий фотограф, но я выхожу за рамки Снупи на моей голове. Ава считает, что моя фотография винтовой лестницы, похожей на морскую раковину, удивительно хороша. Она повесила копию на дверце шкафа рядом с фотографиями Джесси и Луизы и меня позирующей для Азара. Я не думаю, что она гладит и целует её так, как фото Джесси, но тем не менее.

Когда я ищу интересные места, мой ум занимает одна и та же мысль, что чаще всего я голодная. Я могу стащить только фрукты. У меня было бы больше денег, если бы я на самом деле работала официанткой.

– Не теряй веры,– говорит по телефону Фрэнки . – Мы могли бы вы попробовать снова на Рождество. Тогда тебе будет шестнадцать. Есть много чего, что мы ещё можем сделать.

Но я не хочу работать на Рождество. Я буквально не могу позволить себе проводить каждый праздник, выслушивая критику о моих лодыжках от женщины в нелепых очках, чьи сумки стоят больше, чем весь мой гардероб.

После пяти недель полного провала, Ава убеждает меня попробовать последний раз. Она делает это на полу ванной, пока ждет, когда её вырвет. Иногда препараты, которые она принимает, чтобы нейтрализовать побочные эффекты химиотерапии, не настолько сильные, как сама химиотерапия. Но она всё равно продолжает. Когда я вижу, через что она проходит, неделя просмотров кажется не такой уж и плохой.

На этот раз Фрэнки отправляет меня на кастинг в студию Баттерси к стилисту по имени Сэнди МакШанд, кому было предложено создать взгляд на высокую моду для дневного телевизионного ток-шоу. Я как обычно становлюсь в очередь. Я помню своё имя, что является шагом вперед, но кроме этого ничего не изменилось. Никто не улыбается. Никто не кивает. Никто ничего не говорит кроме “привет”, “повернись, пожалуйста” и “вы можете пройтись?". Я иду домой разочарованная, как никогда.

Но когда я звоню вечером Фрэнки, она говорит волшебное слово: выбрали. Сэнди ждет меня завтра на примерку! Каким-то образом, сама того не подозревая, я сделала что-то правильно.

– Думайте гламурно. Думайте жарко. Думайте сексуально. Думайте соблазнительно. Думайте потрясающе.

Вот оно. Старт моей новой карьеры.

В четверть десятого утра я в телевизионной студии в западном Лондоне, где через десять минут меня увидят тысячи людей, которые любят смотреть модные передачи на дневном телевидении. Хорошо, но это очень страшно. После всех этих просмотров, я немного увлеклась идеей добиться успеха. Этот опыт немного другой.

Сэнди МакШанд произносит нам свою последнюю зажигательную речь, прежде чем идёт и усаживается на диван, чтобы описывать образы, которые он создал на основе последней коллекции вязаных вещей. Это всё очень хорошо, но я думаю: туфли на платформе в пять дюймов. Дрожание. Раннее начало. Вязаный купальник с шортами на подтяжках. Ноги-спагетти. Где афганские куртки и широкие юбки, когда ты в них нуждаешься? Не говоря уже о синей краске на лице, которая делала меня практически неузнаваемой.

Папа показывает класс в углу зеленой комнаты. Он вызвался быть моим сопровождающим сегодня, потому что ему всегда было интересно, как делаются телевизионные программы. Хорошенькая блондинка, помощник по производству, организовала ему экскурсию по студии. Он выглядит по-настоящему взволнованным. Он не выглядел бы так, если бы носил красные туфли на платформе в пять дюймов.

Я стою рядом с Шехерезадой Скотт. Она присоединилась к «Модел Сити» ещё в прошлом году и успела переделать столько работы, что уже и не помнит. Что бы там ни было нужно для просмотров, у Шехерезады видимо этого огромное количество. Она состоит из одних углов – угловатые кости, угловатые волосы, угловатые глаза. Её кожа такая бледная, почти прозрачная, глаза золотистые, и волосы длиной почти до талии, вьющиеся и каштановые, напоминают серию каскадных треугольников. Она выглядит занятой и рассеянной, у неё сегодня ещё две встречи, но она была гениальна во время нашей репетиции. Я планирую скопировать её так точно, как только смогу.

Она поправляет подтяжки.

– Готова ли ты быть вамп?

– Как никогда.

Помогло бы, если бы я знала, что такое вамп. Я знаю большинство слов от отца, и он никогда об этом не упоминал. Это имеет отношение к вампирам[21]? Я должна выглядеть кровожадно? Возможно ли выглядеть кровожадно в трикотажных шортах? Во время репетиции я сосредоточилась на походке, остановке, повороте и старалась не упасть. Также на том, чтобы не смотреть в камеру, потому что мы должны притвориться, что её там нет. Сэнди МакШанд продолжает говорить с таким сильным шотландским акцентом, что я не могу разобрать большинство слов. “Перестань трястись" было определенно сказано. Но прямо сейчас я чувствую, как будто у меня нет контроля над моим телом.

– Расслабься, – говорит Шехерезада. – Это весело. Попробуй.

Её имя знакомо, и вдруг я вспоминаю почему. Она должна быть та девушка, с которой Ник нарушил правила, увлекшись ею. «Модел Сити» не может же представлять двух Шехерезад? Я, кажется, помню, Фрэнки говорила, что она “испортила его”. Как? Он, конечно, кажется испорченным: обиженный, неприветливый, и против модельного бизнеса. Ну, это, конечно, не потому, что она некрасивая.

В этот момент ей кивает человек в наушниках, кто-то хлопает по спине, и она выходит. Я наблюдаю за ней на мониторе, как она идёт, а потом замирает на пару минут, пока Сэнди рассказывает о вдохновении, предшествующем созданию одежды. Вдохновением послужила не викторианская купальная машина, как я себе представляла, а Дягилев, импресарио 1900-х годов, который основал "русский балет". Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь пытался сделать балет из вязаной одежды, но ведущие ток-шоу серьёзно кивают и выглядят пораженными.

Шехерезада выставляет бедро, чтобы убедиться, что она по диагонали относительно к камере. Она сказала мне, что если стоять лицом к камере, то выглядишь намного шире. Она выглядит холодной и далекой. Это вамп? Я решаю попробовать это в любом случае.

Через минуту меня готовят к выходу. Я представляю Шехерезаду как девушку будущего художника. Она позировала для него? Это она была в журнале, который показывала Кассандра на моей первой фотосессии? Она вертела головой так, что нельзя было рассмотреть её лицо, но волосы были похожи. Мне пришла в голову мысль, что если Ник Споук любит девушек с длинными волосами до талии, то у меня нет не единого шанса. Не то чтобы он вообще у меня был.

Человек в наушниках кивает мне. Шехерезада выходит из кадра и холодно мне улыбается. Ещё один человек с планшетом тычет мне в спину, намного сильнее, чем я ожидала. Я, дрожа, начинаю идти к синей Х на полу, где должна остановиться и повернуться. Когда я уже на полпути, один из ведущих выкрикивает:

– И обувь, Сэнди. Расскажи нам о потрясающей обуви.

И что я должна делать? Мне нужно продолжать идти, как и раньше, или я должна ходить вокруг, так чтобы они могли восхищаться обувью? Я замираю и выставляю бедро, так как делала Шехерезада, поворачиваюсь к камере так, чтобы я не выглядела огромной. Что там сказал Сэнди? Я помню только про обольщение, но были и другие слова. “Жарко”, вероятно, было одним из них. Мне ужасно жарко под лампами студии, поэтому это нетрудно. Я думаю о Кристен Стюарт – она была великолепным вампиром. Может быть, я могла бы выглядеть как она: бледной и мрачной. Я пробую.

Сэнди о чём-то говорит. Я так занята копированием Кристен Стюарт и тем, что стараюсь не дрожать, что не слышу его. Он машет вокруг руками. Он хочет, чтобы я покрутилась. Что я и делаю. Потом я вспоминаю, что я в неположенном месте, так что я иду к отметке и делаю это снова. Неплохо, я думаю. Теперь другой человек с планшетом машет мне. Он машет мне, что я должна идти обратно. Ого, это было быстро. Я задерживаю дыхание, и стараюсь игриво выйти из кадра.