Семен Малков - Обман

Расстояние от Атланты до Колумбуса, где проживала престарелая тетушка Джима Ричардсона, было невелико и благодаря прекрасной автотрассе Петр с отцом проделали весь путь всего за пару часов. К десяти утра они уже были около одноэтажного кирпичного дома с гаражом, пристроенным к нему сбоку, традиционным газоном и цветниками за невысокой металлической оградой. Припарковав машину в пятидесяти метрах от дома, в конце улицы, Юсуповы занялись наблюдением.

Сначала, около одиннадцати, из дома вышла высокая пожилая дама, по всей видимости, тетка Ричардсона, хотя они представляли ее много старше. В руках у дамы была корзинка, и, когда около полудня хозяйка возвратилась, в ней лежали продукты. Не прошло и получаса, как к дому подкатил видавший виды «форд». Он был весь покрыт пылью, так как проделал путь более семисот километров, сначала от Майами до Джексонвилла, где Джим заночевал в мотеле, а потом уже до Колумбуса. Из машины вышел Ричардсон, открыл ворота: сначала в ограде, а затем в гараже и загнал туда свой «фордик». Через несколько минут он вышел, запер ворота и вернулся в гараж. В этот момент Юсуповы заметили, что на другом конце улицы остановился серый «понтиак», в котором сидели двое мужчин. Тот, что был за рулем, остался в машине, а второй — молодой блондин крепкого сложения в джинсах и майке, воровато оглядевшись по сторонам, быстро направился к дому.

— Похоже, что нас опередили — обеспокоенно бросил Михаил Юрьевич сыну, порываясь выйти. — Так мы можем остаться ни с чем!

— Погоди, папа! — удержал его за руку Петр. — Ты снова хочешь затеять свалку? Если нас поймают, на этот раз мало не будет!

Его слова охладили отца. Михаил Юрьевич остался в машине, но с тревогой высказал предположение:

— Боюсь, Петя, что эти «друзья» прибыли, как раз для того, чтобы заставить его молчать. Хорошо еще, если только припугнут. Но ты прав: ввязываться в новую историю нам нельзя, — понуро согласился он. — Будет только хуже!

Они были далеко от дома и не могли видеть и слышать, что там происходит. Но ждать им пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как дверь в нем открылась, и из нее показался молодой блондин. Взглянув по сторонам, он спокойно пошел к своей машине, и она сразу отъехала.

— Ты запомнил ее номер? Запиши на всякий случай, я хорошо разглядел его в бинокль, — сказал Михаил Юрьевич, собираясь выйти наружу.

— Думаю, номера они заменили, — ответил Петр. — Дай пойду я! — попросил он отца. — Не стоит тебе снова рисковать. Да и английским я лучше владею.

— Нет, Петя, тебе там не место! — с мрачной уверенностью произнес Михаил Юрьевич. — Полагаю, что говорить уже ни с кем не придется. А ты заведи мотор и будь готов подкатить сразу, как только выйду.

Он вылез из машины и быстрым шагом направился к дому. Дверь была не заперта и то, что он там застал, подтвердило его худшие опасения. Старая дама лежала бездыханной в луже собственной крови посреди гостиной. У нее был проломлен череп, и рядом валялось орудие убийства — тяжелый подсвечник из пары, стоявших на полке камина. Опытному детективу было ясно, что преступник неслышно подкрался к ней сзади и, зажав одной рукой ей рот, другой нанес смертоносный удар.

«Ну и ловок же убийца! Сразу видно, что работал профессионал, — подумал Михаил Юрьевич. — Но где же сам Ричардсон? Неужели он ничего не слышал?»

Ответ на этот вопрос он получил, заглянув в гараж. На веревке, перекинутой через металлическую балку, висело тело несчастного Джима с жутко высунутым языком, а рядом на полу валялся опрокинутый табурет. Это, по замыслу киллера, должно было свидетельствовать о самоубийстве племянника, нанесшего в ссоре своей тетке роковой удар.

Однако для бывалого следователя эта версия была шита белыми нитками. Не говоря уж о том, что на орудии убийства наверняка не было отпечатков пальцев Ричардсона, даже беглый осмотр опровергал, будто у него было душевное расстройство. В момент нападения он преспокойно протирал пыль с машины, которая была уже наполовину чистой. Об этом свидетельствовала тряпка, зажатая в правой руке, которую не выпустил, когда его душили.

За годы войны, за годы следствий Михаил Юрьевич видел и не такие ужасы, поэтому он хладнокровно подставил табурет и быстро обыскал остывающий труп. Оставив нетронутыми документы и бумажник с деньгами, он забрал записную книжку Ричардсона и все бумаги, которые нашел у него в карманах. После этого он вновь опрокинул табурет и осторожно вышел из дому, стараясь не привлекать к себе внимания.

Петр тронул машину сразу, как только завидел отца. У дома он притормозил и, лишь Михаил Юрьевич сел рядом, нетерпеливо спросил, предугадывая ответ:

— Что так быстро? Все очень плохо?

— Хуже не бывает! Они убили обоих, — мрачно бросил ему отец и с удрученным видом добавил: — Опять нам придется все начинать с нуля.

— Ну что же, одну пасть мы заткнули, — удовлетворенно произнес Генри Фишер, выслушав доклад шефа секьюрити Мигеля. — Теперь пришла очередь Донована. Но тебе до него не добраться, — с сожалением взглянул он на своего верного подручного. — Не умеешь ты, дружище, ладить с копами, да и не жалуют они латиносов.

— Думаю, что смогу, — самолюбиво возразил пуэрториканец. — И посложнее дела проворачивал. А в тюрьме Атланты у меня земляк охранником служит.

— Нет! Хватит с тебя и одного прокола, — отрезал Фишер. — Это плохо, что у Ричардсона остался мой чек.

— Но киллер ничего не нашел в бумажнике, кроме денег, — оправдывался шеф секьюрити. — И в карманах — тоже ничего.

— Ладно, иди! Я к тебе претензий не имею, — успокоил его босс. — Просто там надо сработать так, чтобы на нас даже тень не упала.

Отпустив Мигеля, Фишер некоторое время предавался раздумью, а потом решил прибегнуть к прежним криминальным связям. Начав свое восхождение с уборщика мусора в бандитском Чикаго и пройдя жестокую школу примитивной конкурентной борьбы, где конфликты и споры в лучшем случае решались с помощью кулаков, он к тридцати годам стал одним из районных боссов.

Однако настоящего успеха Генри добился, возглавив профсоюз мусорщиков. Именно тогда Фишер в тесном контакте с гангстерами и продажной властью сколотил основу своего капитала, что позволило ему потом создать свою фирму и добиться подлинного могущества. С тех пор прошло много лет, он переехал во Флориду и теперь занимался вполне легальным бизнесом. Но старые связи не порывал и время от времени их использовал.

Вот и сейчас он уверенно набрал знакомый номер чикагского мафиози, с которым когда-то провернул немало удачных дел. Тот на старости уже отошел от активных операций, но Генри знал, что ими теперь заправляет его сын.

— Привет, Билл! Скрипим понемножку? — запросто обратился к нему Фишер, услышав знакомое хриплое покашливание. — Еще не бросил курить, старина? Смотри, сигары тебя в гроб загонят!

— Ладно, брось каркать! Ты мне зубы не заговаривай, — с обычной грубоватой простотой отозвался Билл. — Говори, чего тебе от меня понадобилось?

— У тебя сохранились какие-нибудь связи в Атланте? — перешел к делу Фишер. — Надо пришить одного заключенного в тамошней тюрьме. Чтобы не болтал.

— А он важная птица? — не отвечая на вопрос, уточнил Билл.

— Не слишком. Глава ассоциации «Охрана здоровья нации». Это что-то вроде посреднического бюро, — пренебрежительно объяснил Фишер. — Видно, что не слишком силен, раз попал в тюрягу за неуплату налогов.

— Ну, это не скажи, — не согласился мафиози. — Эти посредники большие ловкачи и у них широкие связи. А с налогами, Генри, сам знаешь: любого можно попутать.

«Цену себе набивает, гад, — выругался про себя Фишер. — Наверное, порядком запросит», — но вслух дружеским тоном сказал:

— Так или нет, но этому парню нужно заткнуть глотку. Ты же, Вилл, меня знаешь: я ведь не жмот!

— Ладно, можешь считать его покойником, — хрипло пошутил мафиози и уже серьезно добавил: — Говори, кто такой, и жди от меня чек на оплату.

Спустя неделю после этого разговора в тюрьме Атланты случилось обычное ЧП. После прибытия очередной группы заключенных на прогулке произошла ссора между новеньким уголовником и Донованом, окончившаяся для последнего плачевно. Бандит всадил ему в бок заточку, которую каким-то образом сумел утаить от охраны. Спасти жизнь Маркусу врачи не смогли.

Заподозрив, что это заказное убийство, начальник тюрьмы попробовал провести дознание своими силами и взял убийцу в крутой оборот, не жалея кулаков и кованых ботинок. Но тот стойко выдержал побои, не сказав ни слова. А на следующий день, преступника от него забрали, и толстяк понял, что концы хотят спрятать, и смерть его друга Донована выгодна кому-то из власть имущих.

Ярким солнечным утром, когда Оленька Юсупова только проснулась и еще нежилась в своей роскошной постели, к ней в спальню вошла приемная мать, Сара Фишер. Как всегда, она рано поднялась, сделала утреннюю зарядку, приняла ванну и выглядела не по возрасту бодрой и свежей.

— Вставай, засоня! Пора уже завтракать, а ты все еще валяешься в кровати. Не забыла, что сегодня поедем с тобой к директору школы?

До этого дня Лола, как теперь Фишеры звали Олю, занималась с репетиторами, углубляя знание английского языка. Прилежная ученица, Оленька и здесь делала большие успехи. Она уже сносно говорила по-английски и быстро одолела отставание по некоторым предметам.

Долго уговаривать ее не пришлось. Живо вскочив с постели, Оленька аккуратно ее застелила и отправилась умываться. Завтракали они вдвоем с Сарой, так как хозяина дома не было. После дружеской попойки он заночевал в гольфклубе. И конечно, первым вопросом, который девочка задала приемной матери, был о сестре.

— Тетя Салли! Когда же к нам приедет Наденька? — с мольбой посмотрела она на Сару. — Мне с таким трудом удалось подогнать то, что мы не проходили. А Надюша может безнадежно отстать.

— Ты же знаешь, как тяжело больна Надин, — страдая в душе от своей лжи, в который уже раз объяснила ей Сара. — Главное — это, чтобы она выздоровела. Потом все поправим! Наймем лучших учителей, и наверстает упущенное.

— Но почему Наденька мне ничего не пишет? — жалобно произнесла Оля, и ее чудные синие глаза наполнились слезами. — Я до сих пор не получила от нее ни строчки!

— У Надин опасное инфекционное заболевание, — покраснев и отводя глаза, продолжала врать Сара. — Поэтому ей запрещают писать письма. Болезнь очень заразная!

— Ну а мне-то ведь можно ей написать? — просительно произнесла Оля. — Она скорее выздоровеет, узнав, как мне здесь хорошо живется и какие вы с дядей Генри замечательные люди!

Сара Фишер с любовью и жалостью посмотрела на прелестное личико Лолы. Она уже успела привязаться к ней всем сердцем, и ее простая душа восставала против продолжающегося обмана, но и правду говорить было нельзя.

— Ну что же, напиши, — со вздохом согласилась она. — Только боюсь, Лолита, что, прочитав твое письмо, сестра еще больше расстроится. Не лучше ли будет обождать?

— Да что вы, тетя Салли! — обрадованно воскликнула Оля. — Наденька будет счастлива. Она же ничего обо мне не знает и очень волнуется! Наверное, это мешает ей выздороветь.

Однако сразу после завтрака Оленьке сесть за письмо не пришлось. Сара потащила ее на обязательную утреннюю пробежку. Зато, когда вернулись, приняв душ и искупавшись в бассейне, она немедленно уединилась в своей комнате и принялась за письмо сестре.

«Дорогая Надюша! — писала она. — Наконец-то могу сообщить, что со мной произошло за это время. Просто какие-то сплошные чудеса! После того как мы попрощались в детдоме, моя жизнь похожа на то, что мы смотрели по телеку.

Сначала меня Джим-американец, которого ты видела в кабинете директора, поселил в гостинице „Палас“ вместе со своей секретаршей мисс Коннори. Она хорошо говорила по-русски и за мной ухаживала. А потом на красивом авиалайнере мы совершили перелет в США. Ты же помнишь, как было интересно, когда мы с папой и мамой летали отдыхать в Римини? Как нас проверяли в аэропорту пограничники и эти, что в вещах роются, — таможенники? Так и здесь было, но копались они дольше, особенно в Америке. Наверное, думали, что мы шпионы или террористы. Правда, смешно?

Но настоящая сказка началась, когда прилетели! США, Надюша, — это очень богатая страна! У них столько небоскребов, что дух захватывает. Все современное, новенькое. А Флорида — просто рай земной! Такая здесь красота и погода чудесная. Наш городок Уэст-Палм-Бич — небольшой, но расположен на берегу теплого Карибского моря, чистенький и весь в зелени. В центре обычные дома, а вдоль побережья много богатых вилл, какие мы видели по телеку.