— Нет! — Кэссиди вскинул голову вверх, покраснел, а его возражения раздались эхом, но продолжил он уже немного спокойнее. — Не могу поверить, что сделал это…

— Так скажи, — Роберт притворно беспечно пожал плечами. Почему-то ему стало не по себе.

— Я принял вызов.

Пустое заявление принесло с собой водоворот смятения, ужаса и воспоминаний. Роберта не было рядом, когда его брат стоял перед пулей, но он видел последствия дуэли — кровь и остекленевшие глаза, рыдание матери и плач отца, и эти воспоминания были ещё столь свежи, что Роберт инстинктивно содрогнулся от боли. Казалось, сердце свело от жути.

Молчание Роберта, казалось, освежило сознание Кэссиди, потому что он сел ровнее и сжался от какой-то неосознанной мысли.

— Я не хотел, Роберт, я даже не знаю, что я такого сделал. Правда! Просто сидел на берегу с несколькими товарищами… Хм, не помню, с кем. Просто сидел там! Мы смеялись, шутили. А потом все посмотрели мне через плечо, и кто-то сказал "я не допущу такие вольности, вы должны ответить за свои слова"… — Кэссиди покачал головой, вздохнул и погрузился в молчание.

Роберт тоже покачал головой, впрочем, вероятно, по иной причине. Он ждал, но Кэссиди вновь утонул в своих мыслях.

— И ты спокойно ответил: "Простите, я не собирался вас оскорблять".

— Вряд ли. Иначе я бы здесь не сидел, правда?

— Правда.

— Не знаю, что я там сказал. Только знаю, что Петерсон… Да, Петерсон был там. Он, когда мой губитель ушёл, сказал: "Опрометчиво, этот человек — известный стрелок"…

Роберт внутренне застонал.

— Итак, у тебя два варианта: публичное извинение или игнорирование вызова.

— Три.

— Три?

— Три варианта. Я могу показаться на Дэйзи-Хилл в следующую среду.

Печально известный Дэйзи-Хилл на окраине Бата получил свою славу путём скорби и уныния. Те, кто дрался там, были известны, как люди, что недолго после этого будут ещё топтать маргаритки.

— Следующая неделя? Странно, поединок должен состояться в течение сорока восьми часов.

— Может, у него напряжённый график работы. Дуэлей, например.

Роберт хмыкнул в ответ на этот замогильный юмор Кэссиди, а после нахмурился при этой мысли.

— Ты не можешь желать поставить свою семью в такую ситуацию из-за подобной глупости!

— Этого требует честь, Роберт. Представь себе, каков стыд, если не сдержать слово! Я буду трусом! Пятно на имени!

— Это лучше смерти.

— Не уверен, что мой отец согласен…

— Не говори так! Даже не думай. Твой отец будет опустошён. Ты его наследник.

— У него есть запасной.

Гнев, слишком острый, заставил Роберта сжать зубы. Он несколько минут дышал через нос в поиске спокойствия. Наконец-то, сыскав его, пришёл к выводу: он должен был выяснить причину вызова Кэссиди и найти способ заставить Кэссиди… загладить вину без пистолетов и рассветов.

— Я знаю, что ты не слишком дружишь с жизнью, Кэссиди, потому что если бы дружил, ты бы не пришёл сюда в столь безбожный час. Ты бы отказался от вызова, пошёл бы домой в свою кровать и до следующей недели больше и не вспомнил бы о нём. Нет, я тот, кто не допустит этот поединок.

— Я… Я не понимаю, Роберт, как такое могло произойти! Как я мог кого-то оскорбить без умысла настолько, чтобы это требовало дуэли? Я… Я не слишком хороший стрелок, Роберт. Почти такой же, как ты.

Роберт, вопреки всему, рассмеялся.

— Уверен, в широкую стенку сарая ты попадёшь.

Кэссиди фыркнул, но уже не казался до такой степени зелёным.

— Ты мне поможешь?

— Разумеется. Поговорим об этом, когда выветрится твой портвейн.

— Это был коньяк.

— Твоему разуму всё равно. По пробуждению всё будет дьявольски болеть.

Роберт встал, потянул за руку Кэссиди. Когда они поднимались по лестнице, Роберт даже изменил собственное расписание — надо бы посетить "Чёрную Утку", где сидели эти красавцы, может, вечером. Точно в час будет у Линча Лидия Уитфилд… Он не хотел оставлять её наедине с мистером Линчем, и это была единственная причина, по которой он должен был присутствовать на встрече. И это не имело ничего общего с делами.


*** 

Теперь, отправившись в дорогу, Лидия могла расслабиться. Она ничего больше сделать не могла. Их опоздание — или его отсутствие, — было в руках кучера, а она убедила парнишку, что точно в час должна быть в адвокатской конторе.

Как и следовало ожидать, зелень спокойных полей, очарование деревенских церквей, покрытых виноградниками коттеджей успокоило Лидию. Хотя, разумеется, четверть часа потребовалась, чтобы снять напряжённость, и ещё четверть, чтобы она немного смягчилась.

Где-то около того времени Лидия заметила, какое странное молчание воцарилось в повозке, и её странное напряжённое настроение вернулось.

— Кора, всё хорошо?

Кора, смотревшая в окно, как и Лидия, пошатнулась. Она повернулась к своей подруге и немного тускло улыбнулась.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Ну, ты так тиха в последнее время. Я заметила это несколько недель назад и не хотела тебя задевать, боялась возможного обострения и обсуждения, но… Нет ничего закрытее кареты, где можно обсудить проблемы. И если эта проблема, разумеется, требует некоторой приватности. То есть…

Слабая улыбка Коры и вовсе пропала, и она посмотрела на Лидию так, что та уже и пожалела о своей инициативе. Но жребий брошен, назвался грибом — полезай в корзинку. Или надо брать быка за рога? Лидия вдруг осознала, что её тревога превращала речь в какой-то перечень метафор.

— Трудно разобраться в новой семье, я знаю. Ведь есть нечётное количество различий между семьями, трудно привыкнуть. Тем не менее, когда я приглашала тебя в Роузберри, думала, что ты будешь чувствовать себя как дома. Но… Ну, ты не такая, как обычно, эти несколько недель. Слишком тиха, даже изменилась твоя манера одеваться, ты стала сдержаннее. Я бы сказала — против твоей природы быть до такой степени разумной! Но, пусть, но ты одеваешься с ног до головы в серое без малейшего украшения. Ни намёка на цвет. И мне очень жаль, если мне не удалось… Если тебе не комфортно и ты несчастна. Я думала, что состроила грандиозный план в попытке помочь, но вижу, что сделала в этом случае слишком мало. Ты не должна чувствовать себя обязанной оставаться в Роузберри, если тебе это не по вкусу! Я уверена, что можно было бы уговорить несколько наших подруг, ту же Шилли…

Лидия лепетала, не уверенная в том, что может остановить этот список слов — те вылетали изо рта без её собственного согласия.

— Или, может быть, тебе будет лучше в Бате! Может, однообразие загородной жизни превращает тебя в столь подавленную…

К счастью, Кора вскинула руку, спасая Лидию от словесного потока.

— Милая Лидия, я не несчастна в Роузберри. Это моё святилище. Девочки так прекрасны, а меня так радует спокойствие и стабильность загородной жизни. Всё хорошо. Прошу тебя, не утруждайся.

— И всё же, ты изменилась.

— Да? Полагаю, это так, — Кора повернулась к окну, но не слишком-то заинтересовалась местными видами.

— Кора?

— Что?

— Чем я могу помочь?

— Можешь ли ты заставить моё сердце видеть смысл?

Лидия озадаченно нахмурилась. Она открыла рот, чтобы спросить о смысле своей подруги, но, прежде чем проронила хотя бы слово, Кора продолжила:

— Не я первая разочаровываюсь в любви, и не я последняя.

Это оказалось столь неожиданным заявлением, что Лидия бездумно кивнула. Но когда Кора умолкла, она попыталась вспомнить. Вспомнила джентльмена, что так часто был рядом с Корой в школьные дни — брат одной из других девушек, если она правильно помнила. В то время это не казалось существенным, но Лидия вдруг вспомнила о комментариях Коры в письмах, о неожиданном визите по её возвращению домой.

— Мистер Грейнджер? Из Фуллертона?

Поджатые губы Коры говорили лучше её слов.

— А ты понимаешь?..

Кора вздохнула и повернулась, посмотрев Лидии в глаза.

— О! В самом деле, потому я не оставляла Фардовер до осени. Я так надеялась, я так ждала посещения и…

— Предложения?

— Да. Мистер Грейнджер был столь внимателен несколько месяцев, мы хорошо знали друг друга, я влюбилась в него…

— И если бы он сделал тебе предложение, то получил бы согласие в ответ?

— О, разумеется! — глаза Коры ярко засверкали, и она улыбнулась. — Как я могла не согласиться? Мало того, что мистер Грейнджер благословлён прекрасной внешностью и средствами, я не видала никого веселее. Наши разговоры были столь же легкомысленными, как и всё остальное, — она задумчиво вздохнула. — Его имение было на некотором расстоянии, и его оправдание относительно Фардовера… Отговорка. Во время последней встречи он изъявил желание поговорить с моим братом, — Кора покачала головой и посмотрела на свои руки. — Трудно было не понять. И всё-таки, кажется, я не поняла, потому что с того момента его больше не видела.

— Может быть, его задержали, и он не знает, что ты не живёшь в доме брата.

— Я так же думала, мы с Сюзанной не ладили, но я была уверена, что она скажет мистеру Грейнджеру, где я, если он прибудет. Я, разочарованная, покинула Фардовер, не услышав от него и вести, но меня это не беспокоило до этого месяца. К тому времени мне показалось, что не следует надеяться на невестку, поэтому я сама попыталась с ним связаться. Мистеру Грейнджеру я написать не могла, потому написала его сестре Глории.

— О, дай сопоставить её с именем… Такая тихая девушка с рыжеватыми волосами, всегда с книгами?

— Нет. Такая же шатенка, как и брат, и к книгам она не имела никакого отношения.

— О! И вправду. Это ведь не та Золотистая Глория, что подсунула паука в подушку мисс Жури?

— Та самая. Более непохожих брата и сестру не сыскать.

— Я надеюсь.

Кора, подняв глаза, вздохнула.

— Я отправила ей болтливое письмо и расспрашивала о семье — и случайно, разумеется, упомянула брата. И несколько недель назад получила ответ.

— И?

— Мистер Грейнджер повенчан с Татум Браунлоу, ближайшей и самой прекрасной подругой Глории во всём мире, — в голосе Коры чувствовался яд. — Это было решено к Рождеству, — добавила она.

— О, Кора, мне так жаль!

— Мне было бы легче, если бы я раньше могла поделиться этим с тобой. Но я так была одержима идеей стать миссис Грейнджер, а теперь придётся отбросить прочь все эти глупые мечты и ожидания! Глупые, глупые мечты…

В повозке вновь затаилось молчание, но на сей раз уже компанейское. Кора вздохнула с облегчением, словно рассказ о причине своей меланхолии облегчил её душу, а Лидия теперь поняла, что источник всех бед её подруги ничего общего с Роузберри не имел.

Тишина таилась между ними ещё около мили, прежде чем Лидия вновь заговорила:

— Кора, я помню, Глория Грейнджер была достаточно лживой особой. Может, она обманула, говоря, что он обручён…

— И зачем? Каков смысл лгать?

Может и есть смысл, если Глория угадала цель письма Коры и ассоциировала брата с этой дамой. Но это может быть не слишком честным мнением…

— А были ли причины плескать чернилами на любимое платье Венетии Винворт? Обвинять садовника в блуде?

— Тогда мы были школьницами, Лидия. Уверена, мисс Грейнджер теперь не столь неосторожная девица, как прежде.

— Приятно думать, что взрослость коснулась нас всех в одной мере, Кора. Да, некоторые из нас стали старше, но не все. Некоторым, может быть, надо времени больше. И прошёл лишь год, а не десятилетие!

— Хорошо, предположим, Глория лжёт, но почему он не искал меня?

— Вряд ли он мог что-то сделать, если понятия не имеет, где ты находишься.

— Но Сюзанна…

— Сюзанна никогда не казалась доброй.

— Тогда мой брат…

— Бывающий дома лишь несколько часов в день.

 — Да, он избегает Сюзанну.

— Именно.

— Значит, существует вероятность, что мистер Грейнджер не обручён и пытается меня найти!

Лидия, не слишком склонная к романтике, посчитала это заявление излишне эмоциональным, но воздержалась от возражений, ведь, в конце концов, ему следовало бы только спросить дворецкого или… бакалейщика. Кто угодно из деревни у Фардовера мог сказать бы, но Лидия не позволила здравому смыслу стереть улыбку с лица Коры.

— Думаю, нам стоит действовать и прямо, и другими путями, — Лидия вскинула руку, пытаясь сохранить равновесие на крутом повороте.

— Не уверена, что понимаю…

— Напишем мисс Мелвин, спросим, вены ли слухи. Её школа достаточно близко к Фуллертонскому приходу, и все сплетни о Грейнджере точно проходят через неё. А ты знаешь, как она любит ими делиться.