Большими шагами он преодолел коридор. В приемной было по-прежнему полно людей, толкавшихся и убежденных в том, что их-то проблемы самые наиважнейшие. Нельзя было не заметить, с каким самодовольством, удовлетворением и благодушием беседовали полицейские с посетителями. Майк проложил себе дорогу сквозь толпу и вышел на улицу.

По-прежнему лил дождь. На лобовом стекле машины был прикреплен штрафной парковочный талон в пластиковом чехольчике. Майк выругался. Этого-то ему и не хватало. Он засунул талон в карман, даже не глянув на него, сел в машину и, откинув голову на кожаный подголовник, тяжело вздохнул.

Разочарование, постигшее его в полицейском участке, давило на него по-прежнему. Он закрыл глаза, припомнил недавнюю беседу и постарался представить, как именно полиция поведет расследование исчезновения Розы. Возможно, они свяжутся с ее матерью, живущей в Уилтшире. Майк знал, что они и туда притащатся со своим бланком, чем сильно ее встревожат. Он уже звонил Дульсии и осторожно, словно невзначай, поинтересовался, не знает ли она, где Роза. Она не знала, и ничего удивительного в этом не было. У Розы были прохладные отношения с матерью, которая вышла замуж во второй раз, когда девочке было десять лет. По словам Розы, отчим обижал их с младшей сестрой Мэгги, а от матери требовал покорности и исключительной преданности. Мэгги вышла замуж за грека и жила на Корфу, так что едва ли ей было что-либо известно о сестре. Майк с трудом мог представить, чтобы Роза так внезапно отправилась повидать Мэгги, не сказав никому ни слова. Также казалось невероятным, чтобы она вдруг решила навестить друзей. И все же он оставил полиции адреса некоторых ее знакомых — старых приятелей по колледжу в Лондоне и ее лучшей подруги Анни, которая жила в Скарборо.

Несомненно полиция наведет справки в «Вандине» в надежде, что Роза могла сказать кому-то из сослуживцев что-нибудь, что послужит ключом к разгадке. Но Майк думал, что это маловероятно. Вряд ли она так сделала. Роза была на редкость уверенная в себе и скрытная, и было трудно представить, чтобы она с удовольствием болтала в компании сплетниц или делилась секретами с коллегами по работе, даже с Диной, несмотря на то, что Роза проработала с ней шесть лет и была ей очень предана. Майк даже считал, что такая преданность угрожает его отношениям с Розой, и, хотя от природы он был не ревнив, ему иногда казалось, что на первом месте у Розы стоит далеко не он. Конечно, с самого начала он знал, как важна для Розы ее работа. Но стремление опекать Дину стало навязчивой идеей, особенно теперь, когда муж Дины, Ван Кендрик, разбился на своем самолете. С этого момента Роза переложила на свои плечи все обязанности Дины, по крайней мере, так, как она это себе представляла. Она проявила такую чрезмерную преданность, которая казалась Майку особенно тревожащей теперь, после исчезновения Розы.

Не желая признавать, Майк почти поверил в предположение полицейского, что Роза просто решила расстаться с ним. Жизнь научила его не доверять женщинам, а ведь в последнее время их отношения с Розой стали немного натянутыми. Бывало, она нетерпеливо обрывала его, откладывала их встречи, правда, извинившись, и не раз словно что-то недосказанное между ними повисало в воздухе. Майк испугался догадки, что Роза решила выбрать легкий способ расстаться и просто покинула его, не докучая выяснением отношений. Но она уехала, не сказав ничего Дине, а вот это казалось неправдоподобным.

Если не… Майк резко выпрямился и вцепился в руль, по которому барабанил пальцами в задумчивости. Вдруг пришла мысль: могли ли недавние происшествия и изменения в «Вандине» повлиять на неожиданное решение Розы? Он припомнил историю, о которой она ему поведала.

У Дины как будто был незаконнорожденный сын, кем-то давно усыновленный. Полгода назад он обнаружил свое свидетельство о рождении и, выяснив, что Дина его настоящая мать, вдруг явился к ней. По словам Розы, Дина встретила его с распростертыми объятиями. Встреча с давно потерянным сыном была своего рода вознаграждением за потерю мужа, «ее Свенгали». Не могло ли это событие сильно расстроить Розу, ведь чувства к Дине были больно задеты? Но даже в этом случае ее работа не позволила бы ей уехать, сдавшись без боя.

Майк в отчаянии вздохнул. Визит в полицейский участок, несмотря на очевидный скептицизм констебля, нисколько не уменьшил его беспокойства. Пожалуй, он стал волноваться еще больше. Его бесила необходимость доказывать полицейскому, что тот ошибается, предполагая, что Роза просто решила уехать. Майк боялся выразить словами свои худшие опасения — в исчезновении Розы было нечто зловещее.

Ощущение загадочности возникло у него, когда, вернувшись из лагеря, он не нашел ее, и теперь оно вновь и вновь заявляло о себе. Он не был человеком с богатым воображением, не был он и глупцом. Работа до изнурения, разлад с любимым могли заставить девушку уехать на время, чтобы позабыть обо всем. Будь у Розы не такой сильный характер, версия вполне бы подошла. Но если бы Роза решила порвать отношения с ним, никогда бы она не сделала это таким образом, избегая открытого разговора. Это было непохоже на нее. Нет, Роза так не могла поступить. Да, она действительно позвонила в «Вандину», но по собственной ли воле, или же кто-то заставил ее?

Из-за дождя ветровое стекло запотело. Майк потер его ладонью и увидел поворачивающую за угол машину дорожного патруля. Раздражение на мгновение затмило тревогу. Ну неужели нельзя оставить человека в покое хотя бы на пять минут?! Решив, что сегодня больше не стоит конфликтовать с законом, Майк завел двигатель и поспешно отъехал от счетчика.

Темная туча предчувствия продолжала преследовать его.


На полпути к дому Майк вновь подумал о Мэгги. Свяжется ли полиция с ней? Вполне возможно. Не лучше ли предупредить ее заранее? Женщины так склонны все преувеличивать. Вряд ли Дульсия позаботится позвонить Мэгги и сообщить ей об исчезновении сестры. Для Мэгги услышать такую новость, да еще от полицейских, будет трагедией.

Майк встречал Мэгги несколько раз во время ее редких приездов домой, когда она направлялась к матери в Уилтшир. Но он знал, что Роза записала ее номер телефона в его книжке рядом со своим собственным, когда однажды звонила сестре из его квартиры.

— Запишу на всякий случай, а то вдруг потеряю свою книжку, — сказала она, рисуя человека в национальном греческом костюме на той же страничке (картинки и карикатуры были ее хобби еще со школы).

— Сдается мне, если ты и потеряешь свою книжку, то меньше всего будешь беспокоиться о номере телефона сестры, — съязвил он тогда.

Роза всегда носила с собой все документы и записную книжку с адресами друзей и пометками о самых важных запланированных встречах.

«Да, теперь потерялся не только бумажник, но вместе с ним и его хозяйка», — мрачно подумал Майк.

Он с силой нажал на педаль газа и с опытностью профессионала сманеврировал в потоке автомобилей и дождевых струй. Он решил позвонить Мэгги первым делом, как только приедет домой.

Глава 2

Мэгги Веритос пила кофе со льдом на патио своего дома в Кассиопи на Корфу, когда зазвонил телефон. Она надела шлепанцы, поднялась с белого пластикового дачного кресла и, войдя в дом, прищурилась, пытаясь разглядеть телефон. После яркого вечернего солнца глаза не сразу привыкли к полумраку в доме.

Телефон висел на стене в дальней комнате. Мэгги сняла трубку и, легким движением руки откинув пышные светло-каштановые волосы, прижала трубку к уху.

— Алло, Мэгги Веритос у телефона.

В трубке что-то защелкало.

— Алло, — повторила она.

Вновь ничего. Мэгги вздохнула. Обычное дело. Телефонная связь на Корфу, мягко говоря, была ненадежной. Практически всегда было очень сложно дозвониться и расслышать что-либо сквозь посторонние разговоры, а если это и удавалось, то через минуту-другую связь просто обрывалась. Но сейчас телефон иногда все же работал. Целый год после установки его никак не могли подключить, и он просто украшал стену.

Мэгги воспринимала этот факт с подобающим терпением: она твердо усвоила, что здесь, на Корфу, бессмысленно кого-либо торопить, в том числе и рабочих. Испанское слово «маньяна»[1] вполне отражало отношение жителей Корфу к делу. Она уже было потеряла всякую надежду на то, что ей удастся пользоваться своим телефоном, когда однажды приехали инженеры-ремонтники и, к ее безмерному удивлению, очень долго возились с несчастным аппаратом. После многих часов кропотливой работы чей-нибудь звонок мог подтвердить, что телефон работает.

— Алло, — еще раз сказала она, хотя и без особой надежды на ответ. Ничего кроме щелчков. Мэгги повесила трубку, пожав плечами.

Если кому-то очень надо поговорить, то перезвонят. А может быть, просто ошиблись номером? Или кто-нибудь из друзей хотел пригласить ее на вечеринку?

А возможно, это Ари звонит из своего офиса в Керкире, чтобы предупредить, что задержится вечером снова…

Она сжала губы. Нет сомнения, это был он. В последнее время Ари частенько сообщал, что вернется поздно. Мэгги подозревала, что кроется за потоком извинений. В течение долгого времени она пыталась отогнать растущие подозрения. Ари очень занятой человек, ведь он работает архитектором на быстро развивающемся производстве, и у него, должно быть, всегда полным-полно дел. К тому же его ужасная черта — хвататься за любое дело, имеющее отношение к его профессии. Более того — он типичный грек. Привязанность к домашнему очагу в нем очень сильно развита. Отношение к женщинам у него своеобразное и пренебрежительное. Уже на первых порах супружеской жизни Мэгги осознала, что муж не намерен быть преданным лишь ей одной. После трудного рабочего дня он имел обыкновение выпивать «с ребятами» — старыми друзьями детства и новыми знакомыми по работе.

Мэгги пыталась не принимать близко к сердцу то, что теперь он уже не спешит домой, как в первые месяцы после женитьбы; она пыталась убедить себя: чем меньше она будет докучать ему и чем большую свободу ему предоставит, тем быстрее он устанет от компании друзей и станет относиться к ней по-прежнему. Однако это было слабое утешение. Ей, видимо, следовало завести побольше друзей в английской общине, да поближе сойтись с родителями Ари, с его семьей. Его семья была не чем иным, как царством матриархата, сплоченным союзом во главе с матерью, женщиной с железной волей. Но Мэгги хотела быть только с Ари. Ведь ради него она переехала в другую страну с иной культурой. Она любила только его и хотела быть только с ним.

И вот однажды она узнала, что он задержался не только с «ребятами». Там была и женщина. Ее звали Мелина. И Мэгги не знала, как ей следует к этому относиться. Мысль о том, что у Ари есть любовница, не давала ей покоя. И даже когда она старалась гнать от себя тяжелые думы, пронизывающая сердце боль не исчезала.

Порой ей казалось, что следует бороться и сказать ему в лицо все. Если бы это была Англия, если бы Ари был англичанином, пожалуй, она бы так и сделала. Но здесь была не Англия, а Корфу, и Ари был не англичанин. Несмотря на полученное в Англии образование, он остался греком. Ровно четыре года прошло с тех пор, как они впервые встретились, три года — как поженились и переехали на Корфу, но по сей день его принадлежность к другой нации, другой культуре заставляла думать, как плохо она его знает.

В комнате еще ощущалась дневная жара, но Мэгги вздрогнула, словно холод пробежал по телу. Конечно, она слышала о трудностях смешанного брака. Ее предупреждали о различии культур, о большом числе разводов. Убеждали, что она будет ужасно скучать по родине и возненавидит огромную семью, частью которой станет, где все живут если и не в одном доме, но непременно рядом, дверь в дверь — братья, сестры, кузины, дяди, тети — и все подчиняются законам матриархата, где последнее слово по всем вопросам семейной жизни — от воспитания детей до составления меню для традиционных воскресных семейных обедов — остается за матерью. Отметая все это в сторону, Мэгги видела только возлюбленного, не похожего на всех остальных мужчин, которых она когда-либо знала. То, о чем он думал, как говорил и действовал — все было обусловлено традициями и культурой, абсолютно незнакомыми ей. О да, все эти предсказатели печальной судьбы приложили максимум усилий, чтобы переубедить ее. Самой яростной из них была ее мать.

— Конечно же, это кажется очень романтичным, дорогая. Ари невероятно красивый мужчина, а Корфу — прелестный остров, если держаться подальше от скопищ туристов. Но что будет, когда позолота сойдет с пряника? А это произойдет… вот увидишь!

Все это она произносила надменно и поучающе, мягким и мелодичным голосом, скрывающим желание доминировать. Она была настолько уверена в себе, в правоте своих слов, в том, что никто, ни одна из ее дочерей не посмеет противиться ее желаниям! Иногда Мэгги думала: если бы мать не заняла такую суровую позицию, она бы, возможно, и не поторопилась с замужеством.