Мама и Лиззи, спасибо им, конечно, старались облегчить мне жизнь на этой неделе, но сделали только хуже. Мама убедила себя в том, что есть способ исправить ситуацию, и вместе с Лиззи стала вынашивать какие-то коварные планы. Зная, что мама большую часть времени пребывает в мире своих иллюзий, что она смотрит на жизнь через розовые очки, я не слишком надеюсь на нее. Вопреки моим протестам и ссылкам на необходимость работать, она настояла на том, чтобы встретиться сегодня за ленчем.

В полдень я понимаю, что опаздываю на встречу с мамой. Я смотрю на Джеймса. Он погружен в работу с бумагами — занимается расследованием поджога ветеринарной аптеки. Надеется арестовать подозреваемого прямо сегодня. Этот арест стал бы замечательным, даже триумфальным завершением моего «Дневника». Все чудесно, но мне нужно уезжать.

— Джеймс?

— Гм?.. — Все еще в своих мыслях, он поднимает на меня глаза.

— Я еду на ленч с мамой. Ты заедешь за мной перед тем, как отправиться на арест?

— Где ты будешь?

— В баре «Браунс» на Парк-стрит.

— Хорошо. Отдыхай, а мы, полицейские, останемся стоять на страже порядка. Впрочем, не бери в голову.

Он вдруг улыбается:

— Передавай привет маме.

— О'кей.

Мы с Тристаном едем через центр города, и я стараюсь не переживать из-за временной разлуки с Джеймсом. Через десять минут вхожу в «Браунс» и вижу маму. Она курит сигарету, перед ней на столике красуется наполовину опустошенная бутылка вина. Вокруг мамы крутятся несколько официантов, но они быстро расходятся при виде ее угрюмой и не слишком привлекательной дочери.

— Дорогая!

Мама крепко целует меня в обе щеки и, немного отстранившись, осматривает меня с головы до ног:

— Что, черт возьми, на тебя надето?

Я смотрю на свою юбку в цветочек и хмурюсь. Мне всегда нравилась эта юбка.

— У твоей бабушки был диван, обитый такой же тканью, — продолжает она, видя недовольное выражение моего лица. — Ты точно не сдирала обивку с этого дивана тайком от бабушки?

— Точно.

Я наливаю немного вина в бокал, который мне только что принес официант. Мама прикуривает очередную сигарету и садится:

— Я хочу поговорить с тобой.

Подходит официант и вручает нам меню. Я внимательно его изучаю, желая на корню пресечь неприятный разговор (я знаю, о чем мама хочет поговорить). Останавливаю свой выбор на сэндвиче. Даже не взглянув в меню, мама с сияющей улыбкой отдает его обратно и говорит:

— Мне то же самое.

— Еще апельсинового сока, — обращаюсь я к официанту. — Ты будешь? — спрашиваю я маму.

— Господи, нет, дорогая, — она глубоко затягивается. — Не хочу витаминов. Так что? — решительно произносит она, когда официант уходит. — Ты объяснилась с ним?

— Нет, и я не собираюсь ему говорить о чем бы то ни было.

— А тебе не кажется, что это следует сделать?

— Нет! — с жаром говорю я. От напряжения начинают проявляться дурные стороны моего характера.

— Почему я должна объясняться? Если бы он испытывал ко мне такие же чувства, как я к нему — все дело в этом «бы», — неужели бы он ничего не сказал? В субботу Джеймс женится. Он не любит меня. Вот и все, конец истории. Своими словами ты доставляешь мне боль.

Я делаю большой глоток вина.

Мама пододвигается поближе и участливо смотрит мне в лицо:

— Дорогая, ты моя единственная дочь.

Я насмешливо смотрю на нее. Даже если учитывать склонность моей мамы к преувеличению, это слишком.

— Мама, у меня есть сестра, — сдержанно произношу я.

— Да, конечно.

Она делает следующий ход:

— Дорогая, у меня только две дочери. Одна из них ты. — Она делает паузу. — Понимаешь? Тебе сейчас тяжело, я знаю. Я просто хочу видеть тебя счастливой.

— Я знаю. Послушай, я не так давно начала ладить с Джеймсом. Не знаю, что я могу сделать в данной ситуации. Думаю, что я бы поняла без слов, если бы он полюбил меня; это всегда можно понять. По разным признакам.

Говоря это, я яростно жестикулирую.

Тут я замечаю Джо. Он идет к нашему столику. Остановившись на полуслове, кричу:

— Джо! Что ты здесь делаешь?

— Ищу тебя. Я позвонил твоему детективу, и он сказал, что ты на ленче вместе с мамой. Так что я не выдержал и приехал!

С преувеличенной галантностью он кланяется моей восхищенной маме. Я громко смеюсь.

Джо придвигает стул и садится. Официант приносит сэндвичи, и мама делится своей порцией с Джо.

— Ты что-то хотел мне сказать?

— Да, я хотел узнать, будете ли вы сегодня совершать арест.

— Надеюсь, что да. Джеймс обещал заехать за мной по дороге.

— Эмми связалась с организацией горных спасателей. Эта организация находится в Шотландии. Ничего? Эмми попросила меня заручиться твоим согласием.

Я бросаю взгляд на маму. Она старается не смотреть на меня. Утвердительно киваю:

— Шотландия — это здорово.

В течение нескольких минут мы молча едим.

— Кстати о Шотландии. Бантэм играет в эти выходные?

Я давлюсь кусочком салата.

— Очень хотелось бы посмотреть на его игру.

— Э… Бантэм? Нет, он не играет. У него аллергия.

— О нет! На что?

— На… э… На национальную шотландскую кухню, разумеется. Поэтому он не может поехать в Шотландию.

Мысленно произношу проклятия. Аллергия на национальную шотландскую кухню? О чем я думала, когда говорила это? Неужели нельзя было придумать что-нибудь другое?

— Бантэм… — говорит мама. — Кто такой Бантэм, дорогая?

В страхе я перевожу взгляд с Джо на маму и обратно. Надеюсь, он не уволит меня за этот обман, все-таки мой «Дневник» пользуется успехом.

— Бантэм — двоюродный брат Холли, миссис Колшеннон. Он играет в гольф, — серьезно говорит Джо.

Мне в голову приходит мысль: а не выставить ли маму старой маразматичкой?

— Двоюродный брат? Играет в гольф? — переспрашивает мама. — Впервые слышу. Единственная аллергия, которой страдают некоторые члены нашей семьи, — это аллергия на свежий воздух. Кроме того, я бы запомнила своего родственника по имени Бантэм, ведь так звали одного из героев Оскара Уайльда. Дорогая, зачем ты обманываешь?

Я закрываю лицо руками и со стоном вжимаюсь в стул. Слышу, как Джо яростно фыркает. Подсматриваю за ним сквозь пальцы. Джо выглядит очень сердитым: его глаза расширяются, лицо краснеет, он подносит ко рту салфетку, издавая странные икающие звуки.

Я выпрямляюсь:

— Джо? С тобой все в порядке?

Кажется, ему трудно говорить. По щекам текут слезы.

Он выдавливает из себя пару слов:

— Ох, Холли.

Его лицо морщится от смеха. Над чем он смеется, черт побери?

Он выжимает из себя еще несколько слов:

— Ох, я так и знал, что история про Бантэма — выдумка.

— Знал? И ты позволял мне себя обманывать?

Мой голос звучит скептически. От смеха Джо не может вымолвить ни слова, поэтому я продолжаю:

— Я смотрела гольф по выходным. Ты знаешь, как это скучно?

Возможно, это не слишком подходящие слова для человека, которого с минуты на минуту могут уволить, но у меня трудная неделя. Это все оправдывает.

Джо продолжает сотрясаться от хохота. Он похлопывает меня по руке:

— Не сердись, благодаря истории о Бантэме ты получила свою новую работу. Я понял, что все это вымысел, как только ты произнесла первое слово. Но тот, кто может врать с такой фантазией, достоин того, чтобы работать у меня.

Он отмахивается, а я смотрю па него с недоверием. Он снова начинает смеяться:

— Знаешь, как смешно было спрашивать у тебя о нем и смотреть, как ты выкручиваешься! Смешнее всего было, когда ты рассказала историю о том, как Бантэм остановился в отеле, где отключили электричество, и…

— Здравствуй, Холли, — я слышу за спиной знакомый голос.

Обернувшись, я вздрагиваю от удивления.

— Привет, Бен, — нервно отвечаю я. — Как дела?

Глядя ему в лицо, я испытываю необъяснимое беспокойство.

— В порядке. У меня ленч с коллегами по работе, и я подумал, что было бы неучтиво не подойти поздороваться, — спокойно говорит он.

Он вежливо пожимает руку Джо и представляется как бывший молодой человек Холли, затем, повернувшись к маме, жмет руку и ей, бормоча:

— Рад снова видеть вас, миссис Колшеннон.

У меня такое ощущение, будто рядом со мной стоит совершенно незнакомый человек. Мне кажется, что я совсем не знаю его. Между нами воцаряется атмосфера неловкости. Бен садится.

— Холли, я много думал о том, что ты сказала во время нашей последней встречи. Должен сказать, что мне было очень интересно, кто этот незнакомец с короткой стрижкой и зелеными глазами, о котором ты упомянула.

Он поворачивается к маме и Джо:

— Так кто же этот человек, в которого влюбилась моя бывшая девушка? — Джо от удивления открывает рот, а я снова вжимаюсь в стул. — Ни за что не угадаете.

Он не дает мне вмешаться, продолжая:

— Включаю я телевизор в прошлую пятницу, и кого я там вижу?

Бену не удается закончить свое сенсационное откровение, потому что происходят две вещи: во-первых, мама падает в обморок и сваливается под стол, а во-вторых, подходит Джеймс Сэбин.

Глава 28

— Она такая тяжелая, — громко говорю я. Мама медленно моргает. — Видишь? Я думаю, она притворяется.

— Холли, — говорит обескураженный Джеймс. — Твоя мама упала в обморок. Лучше принеси ей воды, вместо того чтобы отпускать бессмысленные комментарии.

С угрюмым выражением лица я наливаю немного воды из стоящего на столе графина и подаю Джеймсу. Он сворачивает свой пиджак и подкладывает ей под голову. Вокруг нас собирается небольшая толпа. Это, наверное, из-за драматических возгласов, которые то и дело мама издает. Она напоминает мне горниста из книги Питера Селлерса.

— Так, значит… — говорит стоящий поблизости Бен.

Я и забыла, что он здесь.

— Бен! — кричит Джо. — Расскажи мне о твоей команде регби; ты не возражаешь, если мы напишем о вас репортаж?

Джо кладет ему руку на плечо, и они уходят. Я облегченно вздыхаю. Слава Богу, все кончилось хорошо. Смотрю на маму, которая, кажется, уже приходит в сознание.

— Это просто чудо, — иронически замечаю я.

Джеймс пристально смотрит на меня.

— Это был твой бывший парень? — присвистнув, спрашивает он. — Я думал, ты встречаешься с мамой.

— Так и есть. Он появился здесь случайно.

— Ах, — произносит мама.

Она слегка выпрямляется и кладет руку себе на лоб.

— Как вы себя чувствуете? — с беспокойством спрашивает Джеймс.

— Сколько пальцев ты видишь? — спрашиваю я, демонстрируя ей указательный и средний пальцы — знак победы.

— Простите, сама не знаю, что со мной случилось. Наверное, по фэн-шуй я села в неблагоприятном месте, — восклицает она.

— Холли, помоги маме дойти до машины. Надо отвезти ее домой. Машина припаркована справа от входа, — доставая ключи, говорит Джеймс. — А я пока оплачу ваш счет.

Медленным шагом мы с мамой выходим из здания, я обнимаю ее за талию, но отпускаю, когда мы выходим на улицу.

— Мне просто не верится! — раздраженно говорю я.

— Дорогая, мне тоже. Бен плохо подействовал своими словами и на меня. Это абсолютно непростительно.

— Нет, я не о том, — выпаливаю я. — Почему ты упала в обморок?

Мы подходим к машине.

У мамы вид шокированного человека. Понятно, что играет она отлично.

— Потому что Бен намеревался рассказать всем о том, что ты влюблена в Джеймса, разумеется! Когда он начал говорить об этом, я увидела, как в бар заходит сам Джеймс.

— Мне казалось, ты хочешь, чтобы Джеймс обо всем узнал!

— Но не так, дорогая. Ведь с нами сидел Джо. Это было бы ужасно. Кроме того, я знала, что ты не хочешь ничего говорить Джеймсу. Я сделала это ради тебя.

Я слегка замедляю шаг. Чувствую, что веду себя слишком жестоко по отношению к маме:

— Понятно. Э… прости меня. Ты думаешь, Бен сболтнет лишнее?

— Не-ет. Джо сам из него все выжмет, пообещав написать о его команде или о чем-нибудь еще. Разве Джо сможет отказать себе в удовольствии придумать собственный финал твоего «Дневника»?

* * *

Время на этой неделе тянется мучительно долго и монотонно. Мои воспоминания о последних днях работы в полиции как бы замутнены и полны сумбурных эмоций. Каждый раз, когда Флер звонит Джеймсу, у меня внутри все обрывается. Флер. (Флер. Я обнаруживаю, что, если произнести ее имя быстро, получается такой звук, как будто меня сейчас вырвет).