– Они для меня чужие! – Оливия обхватила себя руками, испытывая к нему чувство ненависти, хотя и не понимала, почему. – Судорожно вздохнув, она вздернула вверх подбородок. – Я сама поставлю себя на первое место. И я хочу посмотреть ему в глаза, когда он узнает о своей гибели!

Глава 17

– Я тебя обгоню!

Оливия спряталась за толстый ствол дуба, сердце подскочило у нее в груди. На другой стороне улицы распахнулась дверь городского особняка, оттуда вышли три лакея с багажом и няня с двумя мальчиками, каждый из которых был не старше девяти лет. Мальчишки с веселыми личиками, перегоняя друг друга и толкаясь, сбежали по лестнице и залезли в поджидавший их экипаж.

Раньше Оливия не позволяла себе думать о них. Но в конторе адвокатов, когда барристер вытащил справочник «Дебретта», чтобы поразмышлять над задетыми в деле сторонами, Оливия опустила глаза на три имени, напечатанные крохотными буквами под именем Бертрама, и почувствовала, что в ней что-то надломилось. И в это мгновение холодная ярость покинула ее. Оливия едва могла говорить.

Она не знала, как объяснить, что с нею произошло. Она попросила Аластера отвезти ее в холостяцкую квартиру на Брук-стрит, чтобы она могла там отдохнуть. Вместо этого она все утро пролежала без сна – первое утро нового года, – повторяя про себя три имени: Питер, Джеймс, Шарлотта…

В дверях особняка снова появилась няня, которая стала спокойно спускаться по ступеням. Следом за ней шла маленькая девочка лет четырех-пяти с рыжими, как у Оливии, волосами. С трудом одолев первую ступеньку, девочка обернулась к двери.

– Мама, на ручки!

Оливия вцепилась пальцами в кору. Маленькая девочка была одной с нею крови. Ее сводная сестра.

Под затянутое облаками дневное небо вышла элегантная брюнетка. Она на ходу поправляла шляпку – вещицу из кружев и перьев, хулигански заломленную набок, которая венчала ее прическу из каштановых волос. Она очень легко несла на себе восемнадцать лет брака. Если взглянуть на нее с определенного угла, ей можно было дать не больше тридцати.

Удовлетворившись наконец тем, как сидит шляпка, брюнетка наклонилась к дочери так, что ее лицо оказалось на одном уровне с лицом девчушки. Они о чем-то тихо поговорили. Девочка кивнула, а затем обхватила мать за шею и засмеялась, когда та подняла ее.

Леди Бертрам с дочкой на руках спустилась к экипажу.

Оливия выдохнула. Гнев и разочарование образовали у нее в желудке ядовитую смесь. Ей надо было послушаться Аластера: не выходить из квартиры без него. Если бы она послушалась, то они сегодня же навестили бы этот красивый каменный дом вместе. Никакие дети не вышли бы им навстречу. Потому что, судя по багажу, привязанному к крыше кареты, им предстояло долгое путешествие. И Оливия никогда не увидела бы лица сводных братьев и сестры, которые теперь будут отвечать за преступление отца.

Лакей, привязав багаж, спрыгнул на землю, отчего экипаж слегка закачался на рессорах. Из кареты раздались приглушенные возгласы – мальчик с нетерпением ждал начала приключения.

Леди Бертрам вышла из кареты и следом за лакеем вернулась в дом.

Оливия заставила себя отвернуться. Перед нею вилась дорожка, по которой она прошла к деревьям. Путь до квартиры занимает всего десять минут. Оливия может вернуться туда, дождаться Марвика. И никогда не говорить о том, что ходила сюда.

Но как она сможет забыть маленькую девочку? Девчушка так похожа на нее, у них могла бы быть и общая мать, а не только отец. А мальчики, такие невинные…

В горле зародился какой-то разочарованный звук – резкий и сильный, – от которого она чуть не подавилась. «Не-ет!» Но Оливия не могла ни издать, ни проглотить его. Она ждала, снова глядя на темную дверь, как будто из-за нее мог появиться ответ на ее вопросы и уничтожить все одолевавшие ее сомнения.

Оливии было известно, какое будущее ждет эту девочку. Оно обретало форму теперь, когда барристер завел дело, и они строили планы о том, как исправить давнюю несправедливость. В конторе на Чансери-лейн девочка постепенно превращалась в незаконнорожденного ребенка. И никто лучше Оливии не знал, каким станет будущее Шарлотты. Гнусные замечания, косые взгляды, насмешливые сплетни лицемеров – что может быть хуже для девочки, отец которой – член кабинета министров и правая рука премьер-министра? Разоблачение Бертрама привлечет внимание всей нации. Маленькая девочка не сможет скрыться от дурной славы, просто сев на поезд. Она будет преследовать ее повсюду, о ней будут писать в газетах от Корнуолла до Шотландии.

И это будет виной Бертрама! Не Оливии! Ее ярость настаивала на том, чтобы она возложила вину на виноватого.

Да, Оливия станет инструментом этого скандала. Она станет актрисой, которая добьется того, чтобы эти дети до конца своих дней встречали на себе понимающие взгляды, когда они будут представляться незнакомцам. И тогда уже она будет причиной того, что за этим последует. А последовать могло только одно: у них будут сжиматься все внутренности, пока они будут ждать, как отнесутся к ним люди – презрительно, с жалостью или вообще предпочтут обойтись без их компании.

Сама Оливия без боли несла на себе несмываемое клеймо позора незаконнорожденного ребенка. Но смогут ли и они поступить так же? Будет ли эта маленькая девочка знать, как поднимать подбородок, расправлять плечи и сбрасывать с них вес мира?

Если Оливия промолчит, то сделает для них больше, чем когда-либо делал для них отец. Но тогда она не добьется справедливости и, более того, своей безопасности.

Прижав кулак к губам, Оливия вцепилась зубами в костяшки пальцев. Она совершенно забыла первоначальную цель! Аластер отвлек ее. Он невольно наполнил ее голову пустыми мечтаниями. Он не предложил ей ничего постоянного, – лишь мимолетное забытье, дарованное наслаждением. Но она каким-то образом не настроила воздушных замков. Она все еще не в безопасности. И герцог не будет с нею вечно.

«Однако вовсе нет необходимости», – внезапно подумала она, – «предавать эту тайну огласке». Для того чтобы обеспечить себе безопасность, ей нужно лишь убедиться в том, что Бертрам никогда не сможет причинить ей зла – если, конечно, ему захочется, чтобы о его браке с ее матерью так никто и не узнал. Правда может храниться в подвале у адвоката. И если с Оливией что-то случится, о его бесчестье сразу же станет известно всем. Но только тогда. Вот что нужно знать Бертраму.

Баронесса вышла из дома с видом хозяйки, которая поспешно раздает последние поручения. Она была из тех женщин, которые любят своих детей, – это очевидно. И она наверняка захочет узнать, что их счастье зависит от хорошего поведения ее мужа. Ее уверенная походка, высокомерный крен ее шляпки убедили Оливию, что у жены Бертрама достанет самообладания и смекалки для того, чтобы убедить мужа не делать глупостей. Пока это касается ее детей, она наверняка удержит его от плохих поступков.

Оливия прямо сейчас может положить всему этому конец, без опасности для себя – с помощью баронессы.

Набрав полную грудь воздуха, она вышла на траву.

– Миледи! – крикнула Оливия, когда баронесса дошла до кареты. – Я должна поговорить с вами.

Баронесса удивилась, а затем взглянула на нее, как на какое-то насекомое.

– Должны? В самое деле?

Вероятно, она приняла Оливию за нищенку, потому что ее платье было испачкано после поездки в деревню.

– Вы не знаете, кто я, но, уверяю вас, я…

– О, я отлично знаю, кто вы. – Баронесса тихо постучала в дверь кареты, и та широко распахнулась. Заглянув в нее, она приказала: – Мистер Мур! Разберитесь с этим, пожалуйста!

* * *

Аластер рывком открыл дверь.

– Где она?

Бертрам, сидевший в кресле перед камином, посмотрел на него с испугом и изумлением.

– Что за черт! – воскликнул он.

Позади зазвучали шаги, лакей схватил Аластера за локоть.

– Ваша светлость, он ворвался через…

Бертрам вскочил на ноги.

– Вы с ума сошли! Врываться сюда таким образом!

Сошел с ума? Изо рта Аластера вырвался мрачный смешок. Он два часа прождал в пустой квартире, ожидая услышать шаги Оливии, время ползло, но дверь оставалась закрытой. И – да, возможно, в этом затянувшемся ожидании Аластер стал терять себя, потому что разум отказывался назвать хоть какие-то существенные причины ее долгого отсутствия. Она не могла убежать – Аластер не давал ей повода для этого.

Или давал?

После их разговора у пруда в Шепвиче Оливия была сама не себя не похожа. Почему же он не потребовал от нее объяснений, почему не надавил на нее? Все дело в трусости: он не хотел знать, что ее беспокоит. Марвик не желал оказаться вынужденным отрицать те слова, которые ей явно так надо было услышать. Он не мог любить ее. Не мог оставить ее при себе. В его прежней жизни Оливии не было бы места. В его нынешней жизни… он не доверял себе, так что не мог давать каких-либо обещаний.

Но в этой новой жизни он ждал ее так нетерпеливо, что сердце начало биться в горле, а тревога с каждой проходящей минутой перерастала в гнев. Да что это за ад, в котором мужчина не может оставить при себе женщину, однако ее отсутствие приводит его в такой ужас, что первородный инстинкт подталкивает его убить кого-нибудь, лишь бы обеспечить ее безопасность?

Аластер вынул из кармана пистолет.

– Сошел с ума, – в ответ промолвил герцог. – Чудесное обвинение от человека, который хотел убить свою дочь.

– Да, господи, что за… – Шумно вздохнув, Бертрам шагнул в сторону. – Только не перед моими детьми!

Только сейчас Аластер заметил двух мальчиков, сидевших по-турецки у окна. Забыв о шашках, в которые они играли, мальчуганы смотрели на Марвика расширившимися от страха глазами.

Их бледные, изумленные лица на мгновение уняли ярость герцога. Однако через мгновение она вспыхнула с новой силой.

– Ваша тревога касается всех ваших детей? – взревел он. – Что вы с ней сделали?

Бертрам посмотрел через плечо Аластера.

– Уведите мальчиков, – быстро сказал он лакею.

На короткое невыносимое мгновение Марвик подумал было о том, чтобы запретить это. Воспользоваться безопасностью мальчиков во благо Оливии.

– Возможно, это позволит им узнать, каков ты на самом деле! – мрачно проговорил он.

Бертрам судорожно вздохнул.

– Пожалуйста! – Бертрам молитвенно сложил на груди руки. – Я ничего ей не сделал! Прошу вас, позвольте им уйти.

Один из мальчиков захныкал.

Аластер отошел в сторону, освобождая путь к двери.

– Уведите их! – бросил он.

Старший мальчуган вскочил на ноги и убежал. Но младший остался, его подбородок напрягся, а упрямый взгляд напомнил Аластеру Оливию. Он ощутил от этого физическую боль, словно его ударили, ведь, наверное, именно так она смотрела на Бертрама, когда была ребенком.

– Я тебя не оставлю! – сказал мальчик отцу, который не заслуживал подобной верности.

Бертрам это тоже понимал.

– Уходи немедленно! – сердито велел он. Схватив сына, Бертрам стащил его с диванчика и подтолкнул по ковру к двери.

– Это все из-за той леди, да? – Мальчик повернулся, чтобы посмотреть на Аластера, каштановый чуб упал ему на глаза. – Из-за нее сорвалась наша поездка!

– Какой леди? – резко спросил герцог.

Бертрам выразительно посмотрел на него.

– Не втягивайте в это дело ребенка, – попросил он.

– Попросите его объяснить, что он имеет в виду, – угрюмо проговорил Марвик.

Бертрам задержался около двери, при этом каждая линия его тела говорила о нежелании делать это. Наконец он встал между герцогом и сыном, опустился на колени и спросил:

– Какая леди? Когда ты ее видел?

Мальчик быстро перевел взгляд с отца на Марвика и обратно.

– Мама сказала, что это из-за нее мы не смогли сегодня поехать в Хоутон. Но мистер Мур объяснил, что мы должны о ней позаботиться. – Мальчик шепотом добавил: – Мама просила ничего тебе не говорить.

Бертрам очень ласково пригладил волосы сына.

– Все в порядке, – сказал он. Но, закрыв за ребенком дверь, он на миг прижался к ней лбом, прежде чем повернуться. – Я понятия об этом не имел, – начал было он, но Аластер перебил его.

– Мне ужасно хочется вас убить. Мне казалось, я сдержал это желание, когда мы встречались в клубе. Но потом я узнал, что вы подсылали к ней убийцу, чтобы тот задушил ее.

Бертрам отошел от двери.

– Господи, да вы же бредите! Я никогда руки на нее не поднимал! Я никогда не…

– Ну да, вы просто оправляли к ней своего человека – как, вероятно, и сегодня. – Аластер прицелился и, похоже, его зрение свелось в одну точку, потому что все, что он видел, – это лживые, налитые кровью глаза Бертрама. – Очень жаль, что я не выстрелю, – тихо проговорил он. – Но за это вы мне скажете, где она.

– Мур! Мур – не мой человек! – Бертрам провел руками по волосам. – Он никогда мне не служил! Он с моей женой… – Его руки упали. Его невидящий, полный паники взгляд пробежал по комнате. – С моей женой… – повторил он. И посмотрел на Аластера. – Я знаю, где она. Пойдемте! Пойдемте со мной, наконец!