– А как бы он смог? Только Бог может дарить жизнь!

Лука кивнул.

– Извините. Нет. Я видел только дохлых и высушенных животных и насекомых.

Писец аккуратно это записал.

– Итак, основное обвинение: фальшивомонетничество, – продолжил разбирательство первый судья. – Вы видели какие-либо свидетельства этого?

Лука кивнул:

– Он сам показал мне формы для отливки монет. Он сказал, что первые монеты он получил от Джона, герцога Бедфордского, с которым он прежде был знаком в Париже. Сначала у него были подлинные монеты герцога, а затем здесь, в Венеции, он изготовил по рецепту герцога партию монет, которые собирался выдать за золотые, используя герцогскую печать.

– И тем не менее вы не сообщили нам об этом? – холодно поинтересовался один из присутствующих. – Фальшивомонетничество – это преступление, которое разит республику в самое сердце. Вы знаете, как изменение спроса на монеты может сказаться на торговцах Венеции?

– Мы собирались это сделать, – снова повторил Лука. – Мы намеревались явиться к вам завтра. Рано утром.

Наступило пугающее молчание. Спустя мучительно долгое время сидевший в центре мужчина заговорил:

– Он говорил вам, сколько сундуков с подлинными монетами пустил в оборот?

Лука твердо ответил:

– Нет.

– Он говорил вам, сколько было поддельных монет? Кровоточащих монет, плачущих монет? Сегодня ночью они обнаружились во всем городе. Как только рассветет, люди начнут колотить в двери банков, требуя вернуть их деньги. Никому не нужны окровавленные монеты. Никому не нужны фальшивки. Сколько их в ходу?

Брат Пьетро прокашлялся.

– Мы собирались идти к вам со сведениями о фальшивомонетчиках завтра на рассвете. Конечно, мы собирались сообщить все, что знаем, как только получим точные сведения. Нам помешало обвинение, выдвинутое леди Каринтой. Но сколько монет – мы не знаем.

– Но вы смогли отправить своего слугу из дома, хоть и находились под арестом? – ласково осведомился один из судей. – В самый опасный момент вы отправили его не к нам с предупреждением о том, что монеты тают и кровоточат. В этот решающий момент вы отправили его к ним – к алхимикам. Почему вы это сделали?

Лука открыл было рот – но понял, что сказать ему нечего, и снова его закрыл.

– Капитан вашей собственной стражи видел, как монеты кровоточили, – неубедительно возразил брат Пьетро. – Он ведь должен был вам доложить? Он должен был отправить людей арестовать менялу и фальшивомонетчика?

Дверь справа от них открылась – и там возник Фрейзе. Одежда на нем была порвана, под глазом красовался синяк, а на лбу багровела ссадина. Кто-то толкнул его в спину, и он неуверенно шагнул в комнату. Лука ахнул и хотел было пройти к нему, но писарь крепко взял Луку за плечо и удержал на месте.

– Фрейзе! – воскликнул Лука.

– Со мной все в порядке, – сказал тот. – Немного попинали, вот и все.

– Он сопротивлялся аресту, – объяснил писец сидевшим за столом судьям. – Это просто синяки и ссадины. После ареста его держали в допросной. Ему ничего не делали.

– Вы отправили его, этого вашего слугу, предупредить фальшивомонетчика? Чтобы они успели сбежать, прежде чем наши люди их арестуют? – прямо спросил глава Совета у Луки.

Писцы замерли, приготовив перья, готовясь записать обличающее признание.

– Нет! Конечно, нет! – поспешно ответил Лука.

Он попытался успокаивающе улыбнуться Фрейзе, но губы его не слушались.

– Тогда зачем вы его послали? Почему он туда отправился?

– Я поехал, – неожиданно вмешался Фрейзе, – поехал самовольно, повидать красотку.

Все три судьи взглянули на Фрейзе.

– Ты поехал ее предупредить? – спросил один из них.

Лука увидел ловушку, в которую вот-вот должен был шагнуть Фрейзе.

– Нет! – тревожно воскликнул он. – Вовсе нет!

– Я поехал с ней повидаться, – повторил Фрейзе. – Мой господин меня не посылал. Я не знал, что их будут арестовывать, не знал, что они сделали что-то нехорошее. Я вообще-то ничего про них не знал: просто она мне понравилась, вот и все. Я решил ее навестить.

Фрейзе изобразил на своем разбитом лице льстивую улыбку.

Один из писцов поднял голову и негромко сказал главному судье:

– Он выскочил из дома, когда зашла стража. Он должен был знать, что их арестуют. Он взял гребную лодку и отправился прямо к алхимику.

– Они скрылись на той лодке, на которой ты к ним приплыл, – сказал второй член Совета. – Ты помог им сбежать, даже если приехал не за тем, чтобы предупредить.

– Ах, Бога ради! Это я его отправил, – внезапно объявил брат Пьетро очень внятно и таким тоном, словно все это его невыносимо утомило. – Он отправился по моей просьбе, чтобы забрать для меня одно снадобье. Мне нужно было получить это лекарство, пока их не арестовали. Никто не знал об этом, кроме меня, алхимика, а потом этого… болвана. Если бы он хоть немного соображал, то, увидев у дверей стражу, уплыл бы, а он полез в дом, чтобы получить для меня это… э… снадобье. И в результате оказался арестован, избит и устроил нам эти затруднения, а мне – это ужасное унижение.

Все переводили взгляд с побагровевшего лица брата Пьетро на Фрейзе, который застыл, потупив глаза, и молчал.

– А теперь он лжет, пытаясь избавить меня от этого унизительного признания, – добавил брат Пьетро, разрываясь между яростью и стыдом. – И, конечно, делает только хуже. Дурень, что с него взять. Алхимик обещал приготовить мне… средство. От моего… э… недуга.

– А я не знал, что ты болен! – воскликнул Лука.

– А я и хотел, чтобы никто ничего не знал! – воскликнул брат Пьетро, явно теряя терпение. – Глупо было доверить Фрейзе столь щекотливое поручение. Но это было срочно… Мне надо было отправиться самому… а теперь… Теперь я вообще жалею, что обратился к алхимику!

– Что это за снадобье? – спросил один из судей.

– Я бы не хотел об этом говорить, – ответил брат Пьетро, уставившись в пол.

У него пылали уши.

– Идет расследование изготовления фальшивых монет, которое угрожает республике как ничто за последние десять лет! – Судья, сидевший с краю, хлопнул рукой по столешнице и выругался. – Мой совет – говорите немедленно!

Брат Пьетро резко побледнел.

– Мне стыдно признаваться, – проговорил он едва слышно. – Это бросит тень на меня, мои обеты и мой Орден.

Его терзания выглядели совершенно убедительно. Главный из тройки подался вперед и сказал писцам:

– Вы это записывать не будете. – Переведя взгляд на брата Пьетро, он добавил: – Можете сказать нам по секрету. Если я так решу, за эти стены ничего не выйдет. Но вы должны рассказать нам все. Что за снадобье вы заказали у алхимика?

Брат Пьетро отвернулся от Луки и Фрейзе.

– Мне приказать их увести?

– Пусть остаются. Мне стыдно. Это мое наказание. Они сочтут меня дураком, старым дураком.

– Тогда говорите, что вы заказали.

– Любовный напиток, – признался брат Пьетро очень тихо.

– Любовный напиток? – изумленно переспросил судья.

– Да.

– Человек с вашим положением? Принявший обет? Отправившийся с поручением Его Святейшества? Советник расследователя, отправленного самим папой римским?

– Да. Я впал в грех и начал совершать глупости. Вот почему мне так стыдно. Вот почему этот дурень пытается скрыть свое поручение. Чтобы избавить меня от этого стыда.

– Зачем вам понадобился любовный напиток?

Брат Пьетро так низко опустил голову, что уперся подбородком себе в грудь. Выбритая тонзура блестела в свете свечей. Он был совершенно подавлен.

– Меня сильно влекло к леди Каринте, – тихо сказал он, – но у меня нет… – он замолчал, с трудом подбирая слова. – Нет… мужских способностей. Нет… жизненной силы.

Все три судьи вытянули шеи, а писцы застыли, не прикасаясь перьями к бумаге.

– Я подумал, что Драго Накари сможет изготовить мне зелье, чтобы ее невольно потянуло ко мне. А если бы она была склонна проявить ко мне доброту… она такая пылкая дама… мне бы не хотелось ее разочаровать. – Он быстро посмотрел на сидящих за столом мужчин. – Можете спросить у нее, влекло ли меня к ней, был ли я ослеплен ею. Она это знала. Ей хорошо известно, что она может сделать с мужчиной. Я боялся, что не смогу отвечать.

Двое из судей кивнули, словно сами были знакомы с пылкостью леди Каринты и понимали опасения брата Пьетро.

– У меня мало опыта с женщинами, – признался брат Пьетро шепотом, снова глядя в пол. – Почти никакого. Но мне показалось, что она предпочла бы мужчину, который… который… Я боялся, что, если она благосклонно на меня взглянет, я окажусь недостойным ее.

Один из судей откашлялся.

– Можно понять, – коротко бросил он.

– Это было глупо, – признал брат Пьетро. – Грешно и глупо. Но Господь спас меня от наихудшего, ибо глупый слуга, которого я отправил за любовным напитком, попался, пока выполнял мое греховное поручение. И к тому же леди Каринта настроилась против нас. Она больше никогда на меня не взглянет.

– Но вы знали, что они – фальшивомонетчики? – не успокоился один из судей.

Брат Пьетро быстро опустился на одно колено и уперся лбом в стол.

– Это самое страшное. Вот почему я отправил Фрейзе именно в тот момент. Я знал, что они изготавливали фальшивые монеты и что стоит вам найти менялу Израила, вы найдете и их. Я хотел получить мой любовный напиток до того, как их арестуют. Вот почему я приказал Фрейзе отправляться к ним немедленно, хоть и знал, что для него будет опасно, если его застанут у них. Я подверг его риску из-за собственной… похоти.

Судья повернулся к Фрейзе:

– Ты именно ради этого там оказался?

Фрейзе шумно сглотнул:

– Да, все так, как говорит мой господин.

– Почему ты сразу нам не сказал?

– Верен, – ответил Фрейзе. – Бесконечно верен. Порой во вред самому себе.

Трое судей наклонили головы друг к другу и быстро переговорили между собой.

– Отпустите его, – объявил главный судья. – Обвинений нет.

Он поднялся на ноги.

– Если мы поймаем Драго Накари и его сообщницу, ту молодую женщину, то им предъявят обвинение в фальшивомонетничестве, а вы должны будете свидетельствовать против них, – вынес он решение.

– Мы так и сделаем, – пообещал брат Пьетро.

– Тем временем нам предстоит серьезная работа. Нам придется передать банкам резервы золота. Все продают золотые нобли, и все желают получить вместо них чистое золото в слитках. Цена ноблей падает до грошовой. Наши граждане и наши торговцы понесут огромные потери в первый же час работы. А Оттоманская империя вообще отказалась принимать английские монеты, не только поддельные, но и настоящие. Нам предстоит исправлять то, что наделали эти преступники-фальшивомонетчики. Это выльется нам в огромные деньги.

– Я очень сожалею, что мы не поймали их раньше, – сказал Лука. – Это было нашим намерением, нашей целью.

Члены Совета кивнули.

– Значит, ты позорно провалил ваше задание, – ледяным тоном заявил он. – Можешь сообщить магистру вашего Ордена, что ты неумеха и представляешь опасность для самого себя и окружающих. А ты, – повернулся он к брату Пьетро, – нарушил свои обеты. Ты, конечно, признаешься в этом на исповеди и понесешь суровую епитимью. Ты явно стыдишься, и тебе есть чего стыдиться. Мы очень недовольны вами тремя, но обвинять вас пока не станем. Похоже, вы не преступники, а глупцы. Вы – неумелые идиоты, но без злых намерений.

– Спасибо, – пробурчал Лука.

Брат Пьетро от стыда лишился дара речи.

– Идите, – распорядился главный судья.

Лука, брат Пьетро и Фрейзе, окруженные презрительным молчанием, поклонились и друг за другом вышли из комнаты.

* * *

Не говоря ни слова, они прошли от дверей дворца по широкому причалу и забрались в раскачивающуюся гондолу. Фрейзе стиснул руку Луки, помогавшего ему зайти в лодку, однако разговаривать они не стали.

Брат Пьетро надвинул капюшон на голову и сел на самом носу гондолы, ссутулившись и повернувшись спиной к своим спутникам. Они быстро проплыли по каналу, завернули в ворота своего палаццо – и Джузеппе подвел гондолу к причалу.

Стражника у ворот уже не оказалось, и у двери на улицу солдата тоже не было. Лука крикнул девушкам:

– Изольда! Ишрак! Мы вернулись!

Их шаги быстро простучали наверху, а потом – вниз по лестнице. Мужчины прошли в столовую.

Войдя, обе девушки обвели взглядом трех молчаливых мужчин, задержавшись на разбитом лице Фрейзе и мрачном брате Пьетро. Изольда плотно закрыла дверь.

– Что случилось? – испуганно спросила она.

Лука покачал головой.

– Даю слово: не знаю, – ответил он и неуверенно взглянул на брата Пьетро. – Наверное, нам стоит никогда об этом не говорить, – добавил он осторожно.

Брат Пьетро повернулся к нему, давая волю ярости.

– Дурак! – взорвался он. – Называешь себя расследователем? И не смог заметить ложь, которая была вдвое шире этого проклятого канала и такая же глубокая?