– Но все ведь продают золотые нобли по цене, которая гораздо ниже их стоимости, – изумилась Изольда. – Все продают, а не покупают!

– Они не имеют никакой ценности, – поддержала ее Ишрак.

– И что нам делать? – вопросил Лука.

– Что приказано, – устало ответил брат Пьетро. Он встал из-за стола и протянул руку за записками для венгерского посла и банка Комарино. – Я их возьму? А ты пойдешь покупать нобли на оставшееся у нас золото? И зайди в какой-нибудь банк и пообещай, что мы заберем их нобли в обмен на груз, когда корабль придет.

– Но зачем? – вопросила Ишрак. – Зачем милорду понадобилось, чтобы мы тратили настоящие деньги на поддельные?

Брат Пьетро стал таким же мрачным, каким был в момент признания своего мнимого позора.

– Не знаю, – признался он. – И мне не надо знать. Мне надо выполнять приказы милорда и исполнять волю Божью, даже если это приводит меня в пучину греха. Я должен верить. Я должен полагаться на суждения милорда. Я должен выполнять его приказы. – Он поднял голову. – Ты пойдешь со мной, Фрейзе?

– Конечно, – с обычной своей готовностью согласился Фрейзе, но тут же посмотрел на Луку. – Если можно?

– Иди, – рассеянно проговорил Лука. – Я загляну в наш денежный сундук и отнесу остатки нашего золота менялам. Его немного, но они будут счастливы взять его в обмен на ничего не стоящие нобли, тут и сомневаться не приходится.

– Но зачем? – не желала успокоиться Ишрак. – Зачем милорду нужно, чтобы вы покупали кровоточащие нобли, когда все знают, что они фальшивые?

– Я вопросов не задаю, – ответил ей брат Пьетро.

– Мы поможем, – пообещала Изольда за себя и Ишрак.

– А я задаю! Я задаю вопросы! – воскликнула Ишрак.

– Я скажу, чтобы гондола за вами вернулась, – мрачно пообещал брат Пьетро.

Они слушали, как монах с Фрейзе спускаются вниз и зовут Джузеппе.

Лука ушел к себе в спальню и вытащил из-под кровати большой деревянный сундук. Девушки пошли с ним и смотрели, как он поднимает крышку.

– Да у тебя тут целое состояние! – прошептала Ишрак при виде золотых ноблей в мешочках.

– У меня тут было целое состояние, – поправил он ее. – А теперь оно практически обесценено.

Он подвинул мешочки с золотыми ноблями и нашел под ними единственный золотой слиток и три золотых кольца.

– Я куплю у вас ваши кровоточащие нобли, – предложил он, – если вы согласитесь на ту цену, которую установили в Венеции. Хотя бы вы сможете от них избавиться.

– Нет, – ответила Ишрак, опередив Изольду, которая собиралась согласиться. – Я совершила ошибку, решив попытаться заработать на этом рынке, но если мы продадим нобли по этой цене, то рубины твоей матери будут потеряны окончательно. Давай оставим эти монеты, хоть они и фальшивые, и посмотрим, что будет дальше. Господин Луки явно что-то задумал. У него наверняка есть причина покупать нобли.

– Да ничего дальше не будет! – раздраженно бросила Изольда. – Ты обменяла драгоценности моей матери на обманку. И нам придется за это заплатить.

– Но милорд ведь делает совсем другое, – осторожно напомнила Ишрак. – Он скупает фальшивые монеты.

– Но ты ведь не знаешь, зачем? Не знаешь, для чего?

– Не знаю, – согласилась Ишрак. – Но я знаю, что он не дурак. Я бы оставила наши английские нобли до того момента, когда он продаст свои.

– Когда мы могли бы получить взамен золото? – огорченно сказала Изольда, указывая на кольца в руке у Луки.

– Если вы их не возьмете, то мне придется идти на Риальто и покупать фальшивки, – сказал Лука. – Жаль, что нельзя написать милорду и удостовериться, что он хочет именно этого. Жаль, что мы не знаем его планов. Потому что это безумие – бросать деньги на ветер.

* * *

Когда за Лукой и девушками вернулась гондола, они уже были готовы отправиться на Риальто: золотые и серебряные монеты лежали в кошельках и карманах, кольца были надеты на пальцы. На мосту опять царило оживление: известие о том, что курс обмена золотых ноблей установил сам дож, внушило людям достаточно уверенности, чтобы снова открыть свои лавки. Только менял по-прежнему не было на месте, а там, где раньше сидел Израил, на доске нарисовали похабную картинку и толстыми корявыми буквами написали «арестован».

Лука тут же прошел к началу моста и рванулся вперед при виде священника, который сидел, согнувшись, за своим столиком:

– Отец Пьетро!

Старый священник медленно повернулся к юноше, и при виде его огорченного лица необходимость в вопросах отпала.

– Нобли обесценились, – негромко сказал священник. – Байид не в Триесте: вчера он прибыл в Венецию для ремонта своего судна и пришвартовался неподалеку от Арсенала. Мой посланник нашел его там. Так что он узнал о крахе ноблей одновременно с нами. Нобли начали кровоточить, как только он высыпал их из кошеля – а потом он услышал объявление дожа о том, что вся Оттоманская империя считает себя обманутой. Он решил, что Венеция попыталась обмануть его империю, а ты попытался обмануть его. Он и меня назвал мошенником. Я сожалею, сын мой.

– Он здесь? – Луке не верилось, что его отец находится в этом же городе, всего в миле отсюда, в доках, где строят галеры. – Тогда я могу к нему пойти! У меня есть немного золота, я могу обещать еще… могу объясниться!

Отец Пьетро кивнул.

– Мы попробуем еще раз, примерно через месяц. Когда гнев Байида остынет.

– Но он же не может злиться на нас… нас всех обманули!

Отец Пьетро со слезами на глазах покачал головой и отвернулся.

– Что случилось? – тихо спросила Ишрак, подойдя к Луке сзади и заметив, как расстроен старый священник. – В чем дело, отче?

Он вслепую протянул к ней руку, а она приняла ее и положила его ладонь себе на плечо, словно предлагая ему на нее опереться.

– Подожди-ка, – сказала она Луке, который задыхался от нетерпения. – Подожди, дай ему сказать.

Старик поднял голову.

– Простите меня. Это был удар. Это был ужасный удар. В прошлом году Оттоманская империя принимала дань и вела торговлю на основе чистого золота и самых надежных монет. Они всегда так делают. Иногда они берут и товары, конечно, и неизменно – пареньков, чтобы те служили в их армиях. Это всегда так. Так христианские страны страдают от того, что их победили неверные. Так христианские государи платят за мир: им приходится выплачивать дань золотом и детьми. Это наши страсти, наш крестовый путь.

Он немного помолчал.

– В этом году, когда пришло время выплаты дани, нам дали знать, что будут принимать золото или английские нобли. А потом, когда стоимость ноблей выросла, они сказали, что будут брать только монеты. Все участвуют в выплате дани: вся страна платит налоги, чтобы оттоманские властители получили дань. Они берут и товары, и юношей, но в этом году потребовали только золотые монеты. Им понравились золотые монеты, английские нобли.

– И что случилось? – спросил Лука, который больше не в силах был сдерживаться. – Когда они узнали?

– Монеты стали кровоточить, – просто ответил старик. – Кровоточили, словно раны Нашего Господа. Окрашивали кровью руки неверующих убийц. А те сказали, что их обманули. Они решили, что их обманули мы. Они решили, что мы намеренно дали им фальшивые монеты, что мы просто не ожидали, что монеты испортятся и начнут кровоточить до того, как они увезут дань домой и распространят по своей стране, посеяв недоверие на всех деревенских базарах их империи неверующих. И потому они разозлились, страшно разозлились и возвращают кровоточащие монеты, требуя золото. Во всех странах, которые платят дань, обязаны снова найти деньги, и на этот раз отправлять надо золото, золотые слитки. Это страшное бремя. Это ужасно высокая цена.

Он повесил голову и вытер глаза рукавом сутаны.

– Нам их не найти, – сказал он прямо. – И тогда они заберут детей. Наших детей. Когда мы не сможем собрать денег, они заберут в рабство много, много детей, которых превратят в своих солдат. Мы потеряем детей из наших домов, а их души не увидят спасения. Господи, помоги! – прошептал он. – Господи, помоги нам! Люди будут умирать от голода, чтобы собрать этот налог. Половина Греции будет разорена, и сотни, тысячи невинных детей отнимут у матерей и сделают рабами. И все христианские земли, захваченные неверными, будут снова распяты.

– А мой отец? – выдохнул Лука.

Отец Пьетро потер лицо ладонями.

– Он останется рабом, – отрывисто сказал он. – Вместе с еще полудюжиной мужчин, которые рассчитывали обрести свободу сегодня или завтра. Твой выкуп был не единственным. Байид вернул фальшивые монеты и сегодня же отплывет, называя нас обманщиками. Он обвиняет нас в мошенничестве, моя репутация как посредника, выкупающего рабов, погибла. Долгие годы служения прошли впустую. Мое имя покрыто позором.

Он перевел дух.

– Мы попытаемся снова, сын мой, попытаемся снова. Мы наберемся мужества, я восстановлю мою репутацию, и мы попытаемся снова. Но твой отец не увидит свободы ни в этом месяце, ни в следующем.

– Но я же отправил деньги! – Лука с трудом мог говорить. – Я отправлял деньги с честными намерениями.

– И Байид честно отпустил бы твоего отца. Но ты отправил поддельные монеты, сын мой. Ты отправил обманку, а Байид не прощает обмана.

Лука отвернулся с видом оглушенного человека. В этот момент к ним подошли брат Пьетро и Фрейзе.

– Давай мне кошель, – резко сказал брат Пьетро. – Здесь есть банк, который готов отдать мне фальшивые монеты за серебро или золото милорда. Они и медь возьмут – все, что у нас есть.

Лука молча протянул ему кошель.

– Вы покупаете фальшивые монеты? – спросил глубоко изумленный священник. – Кровоточащие нобли?

Брат Пьетро шикнул на него, но кивнул.

– Мне не следовало говорить так громко. Умоляю вас никому не рассказывать.

– Но почему, сын мой? – тихо спросил отец Пьетро, кладя ладонь на локоть монаха. Тот забрал у Луки кошель, а девушки стянули с пальцев кольца. – Почему вы покупаете поддельные монеты?

– Потому что мне приказали это сделать, – коротко ответил брат Пьетро. – Видит Бог, меня это не радует, и смысла в этом я не вижу.

Отец Пьетро посмотрел на Луку, но юноша молча стоял, словно погрузившись в грезы. Ишрак и Изольда встали по обе его стороны, а когда он не пошевелился, взяли его под руки и повели к гондоле, словно больного. Они помогли ему спуститься по ступеням и вместе с ним остались ждать возвращения брата Пьетро и Фрейзе.

– Монеты придержат для меня в банке, пока мы не соберемся уезжать из этого проклятого города, – сообщил им брат Пьетро. – Нам предстоит перевозить множество мешков с подделками. – Повернувшись к Фрейзе, он добавил: – Тебе придется купить нам еще одного осла, который повезет одну только ржавчину.

Лука отупело помотал головой. У него за спиной Изольда с Ишрак обменялись встревоженными взглядами. Джузеппе вывел гондолу в центр канала.

– Домой? – коротко спросил он.

Ему никто не ответил, пока, наконец, Фрейзе не сказал:

– Домой.

– Мой отец домой никогда не вернется, – тихо проговорил Лука.

– Мы попытаемся снова, – заверила его Изольда. – Теперь мы знаем, где он, и знаем, как связаться с Байидом. Мы попытаемся снова. И мы знаем, где может быть твоя мать. Мы можем снова попытаться, Лука. Есть надежда. Можно накопить денег и сделать предложение. Мы можем снова попытаться.

Он уныло вздохнул, словно устал надеяться, а потом пристроил подбородок на сложенные руки и стал смотреть на воду так, будто ему хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, а не в самом прекрасном городе всего христианского мира.

* * *

Ужин прошел в невеселом молчании. Брат Пьетро произнес только короткую молитву, благословляя пищу, поданную на стол, Лука погрузился в молчание, а Фрейзе, попытавшись сделать какие-то короткие замечания, отчаялся и сосредоточился на еде. Изольда с Ишрак наблюдали за Лукой, ели мало и обменялись между собой всего несколькими фразами. После ужина брат Пьетро встал, прочитал благодарственную молитву, негромко пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе в спальню, закрыв дверь.

– Я пойду к нему, – внезапно объявил Лука, – к рабовладельцу Байиду. Я пойду и поговорю с ним. – Внезапно преисполнившись решимости, он встал из-за стола. – Они могут отплыть в любой момент. Я пойду немедленно.

– Зачем? – спросила Ишрак. – Нам нечем заплатить за свободу твоего отца.

– Я знаю, что он не захочет принять деньги, – объяснил Лука. – Но я хочу попытаться повидать отца. Просто увидеть его. Сказать, что я пытался – и буду пытаться опять.

– Можно мне пойти с тобой? – тихо спросила Изольда.

– Нет, – отрезал Лука. – Останься здесь. Мне надо идти немедленно. Не могу думать… – Он замолчал и поцеловал ей руку. – Прости. Я не могу сейчас думать о тебе. Мне надо пойти к отцу и сказать, что я снова его найду, куда бы это чудовище его ни увезло, и освобожу его. Если не сейчас, то при первой же возможности.