Стук в дверь прерывает мое прочтение газеты «Boston Herald». Отталкивая свой

стул назад, я встаю, пробегая пальцами по волосам, чтобы привести их немного в порядок.

Мне бы хотелось состричь этот косматый беспорядок, в который они превратились, но я

не могу. Отросшие волосы и густая борода, с которой я теперь постоянно хожу, все это –

часть моей новой личности. Я не могу рисковать тем, чтобы кто-то опознал меня и

погубил мой шанс быть с Ланой.

На моем лице появляется недовольная гримаса, после того, как я оглядел белую

футболку и темно-синие пижамные штаны, в которые одет. Сейчас я, на самом деле, не

готов к компании, и под «компанией», я имею в виду Лану. Она – единственный человек, с

которым я познакомился, и я не хотел бы, чтобы было иначе.

Пройдя босиком по холодному паркету, я заглядываю в глазок, чтобы убедиться,

что это она. В этом городе, есть несколько людей, которые, скорее с радостью выпустили

бы мне кишки и посмотрели, как я умираю, чем взяли меня живым. На самом деле, Кайл

уже попробовал. И он был чертовски близок к этому. Только благодаря моим связям, меня

подлатали и выходили, и я сегодня стою здесь.

Широко открыв дверь, я не могу сдержать улыбку, прорезающую мое лицо, когда

ее вижу. Она восхитительна в джинсах, в ботинках, и в длинном черном свитере на два

размера больше. Создается впечатление, что он проглотил ее туловище и продолжал

спускаться вплоть до середины ее бедер.

– Привет, – она одаряет меня одной из своих неотразимых улыбок, в то время как

ее руки нервно играют с манжетами ее чрезмерно длинных рукавов.

– Привет, ну же, входи, незнакомка. Я не видел тебя всю неделю, – я отхожу назад,

и она проходит внутрь.

Когда я закрываю дверь, то снова пробегаюсь пальцами по своим волосам. Будем

надеяться, что я не выгляжу так, словно только что проснулся.

Женщины, кажется, высоко оценивают мой внешний вид, и я обычно не

беспокоюсь о своей внешности. Но, Лана – особенная. Я хочу, что бы она находила меня

привлекательным, и это заставляет меня думать о смехотворных вещах, например: хорошо

ли выглядят мои волосы.

Что за черт?

Иногда, я себя не узнаю. Я стал мягким. Один взгляд на нее и все мои планы

мести вылетели через гребаное окно.

Все, что я могу сказать: Кайлу лучше молиться, что бы между мной и Ланой все

получилось. Если этого не произойдет, то мне может понадобиться что-нибудь, что бы

держать мой мозг подальше от опустошения, к которому меня приведет ее потеря. И этим

чем-то, будет его кровь на моих руках.

Она изящно идет в кухню. Я медленно следую за ней, проводя рукой по своей

бороде. Я вчера планировал ее подрезать, но мне не хватило времени.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я, глядя на нее, когда она занимает место возле

моего стула.

Она качает головой.

– Нет, спасибо. Я заглянула лишь для того, чтобы узнать, не хочешь ли ты

пройтись со мной, чтобы купить рождественскую елку, – она смотрит вниз на манжету

черного рукава своего свитера, играя с краем. – Лесопитомник находится в двадцати

минутах езды отсюда. Ты ищешь себе идеальное дерево, а они срубают и упаковывают его

для тебя, – она смотрит на меня снизу вверх, сегодня ее глаза ярко сияют изумрудным

цветом. – Они даже доставляют дерево за небольшую плату, – она кусает уголок своей

нижней губы, что делает, когда ей неловко.

– Во сколько ты думаешь выходить? – спрашиваю я, изучая ее черты. Ее кожа

красивая и чистая, с ней разительно контрастируют ее темные розовые губы, заманивая

меня, чтобы я целовал ее снова и снова.

– Я могу пойти в любое время. Сегодня суббота, а на выходных я не работаю.

– Дай мне двадцать минут, чтобы принять душ и сделать несколько вещей. Хочешь

подождать здесь?

– Подождать здесь, пока ты принимаешь душ? – спрашивает она, заметно

сглатывая. – Э-э... нет. Я пойду обратно в свою квартиру и пожду там.

– Какая досада.

– Расскажи мне о своей жизни в Сиэтле.

Я хочу больше знать о ее прошлом, и у нас есть немного времени, прежде чем

доберемся до лесопитомника. Когда дело доходит до нее, мне нужно использовать любую

полученную возможность.

– На самом деле, не так много рассказывать, – отвечает она, скрещивая руки.

Я знаю, что она не хочет об этом говорить, но мне нужно выудить из нее

информацию.

– Твои родители еще живы? – спрашиваю я, выбирая другую тактику. Возможно,

если я задам несколько простых вопросов, она будет готова со мной поделиться.

Она улыбается.

– Да. Они до сих пор живут в доме, в котором мы выросли.

– Ты сказала «мы», предполагаю, что у тебя есть брат или сестра, – сильнее давлю

я.

– У меня есть старший брат, Шон. Он на шесть лет старше меня. Раньше мы были

близки, но теперь отдалились друг от друга. Причина во мне, не в нем, – бормочет она

последнюю часть так тихо, что я едва ее слышу.

Я смотрю на нее, и она поворачивается лицом к окну, скрывая слезы, которые

заметил в ее глазах. Я решаю остановиться. Если надавлю слишком сильно, то она

закроется и никогда мне не доверится.

Когда мы останавливаемся на парковке у лесопитомника, то Лана натягивает на

голову ярко-белую вязаную шапку, а на руки такие же варежки. Я улыбаюсь из-за того,

насколько она очаровательна. Она выглядит так, словно готова идти играть в снежки и

строить снеговика.

– Ты собираешься одеться теплее? – она скептически смотрит на мой наряд.

– Все хорошо, мне не нужны ни перчатки или шапка, – я ей мимолетно улыбаюсь

и открываю дверь.

Через десять минут я сожалею о своих словах. Мои уши замерзли, и думаю, что

мои пальцы отморожены. Запихивая руки в карманы куртки, я сворачиваю пальцы в

кулаки, чтобы согреть их.

– Что думаешь об этой? – спрашивает Лана, указывая на елку, которая выглядит

так же, как и предыдущие, что она отмечала.

У деревьев есть двойники?

Иисусе. Думаю, что мой мозг тоже отморожен. Или, это просто эффект от того,

что я наблюдаю за Ланой, прыгающей от дерева к дереву по заснеженной земле. Из-за

холодного воздуха ее щеки окрашены в ярко-розовый цвет, а глаза блестят от волнения.

Хотел бы я быть тем, на кого она смотрит подобным образом. Скоро.

– Я думаю, что эта самая лучшая из всех просмотренных, – отвечаю я с

притворным волнением, пока иду чуть впереди нее к следующему ряду деревьев.

Снежок, ударяющий меня в спину, заставляет меня повернуться с угрюмым видом

на лице. Когда я замечаю Лану, трясущейся от смеха, с варежкой, закрывающей ее рот, и

огромные глаза на ее личике, то знаю, кто во всем виноват.

Бегу к ней, и она взвизгивает, перед тем, как унестись в другом направлении. Но,

я для нее слишком быстр. Я хватаю ее своими руками, одна рука под коленями, а другая

под спиной и качаю ее вперед и назад над огромной кучей снега.

– Пожалуйста, нет, – хихикает она.

Я качаюсь ее, пока считаю.

– Один, два, три, – вместо того, что бы ее бросить, я отпускаю ее на ноги, и она

скользит вниз по моему телу. Это делает чудеса в разогреве меня. Части меня, во всяком

случае. Мои руки обхватывают ее талию, и ее покрытые рукавицами руки покоятся на

моих руках. Ее голова задрана назад, а глаза сосредоточены на моем рте, щеки покраснели.

Я мог бы поцеловать ее прямо сейчас, и она будет на борту. Я точно могу это

сказать. Она хочет, что бы мои губы были на нее губах, также сильно, как я хочу узнать,

такая ли она вкусная, как я себе представлял.

Я вдыхаю кусачий холодный воздух и напоминаю себе, почему сегодня это не

может произойти.

Я не отклонюсь от своего плана.

– Как насчет того, что мы выбрали тебе елку, и я купил нам горячий шоколад?

– Ну же, ты должен мне помочь, – она смотрит на меня через плечо, когда

обворачивает другую гирлянду вокруг ветвей дерева, которое мы выбрали.

Я расслабляюсь на ее кушетке и наблюдаю за Ланой. Ее присутствие делает

интересной для наблюдения самую обыденную ситуацию.

– Ты выглядишь так, словно у тебя все под контролем, – подмигиваю я ей.

Она фыркает и качает головой.

– Помнишь те шоколадные кексы, которые ты видел на столе? Я напекла их

прошлой ночью. Я могла бы с тобой ими поделиться, если ты протянешь мне руку

помощи.

Я встаю на ноги, она ударила меня по больному. Я большой любитель домашней

выпечки.

Ее паркетные полы скользят под моими одетыми в носки ногами, и последние

пару шагов я скольжу к ней как на коньках.

Она хихикает.

– Почему я слышу начало « Old Time Rock And Roll» в моей голове? (Прим. пер.:

песня Боба Сингера; в клипе, под нее танцуют только в рубашке и в носках.)

Я смотрю на свои джинсы, а затем снова на нее.

– В таком случае, думаю, что на мне слишком много одежды.

Она осматривает меня, и ее лицо вспыхивает очаровательным розовым оттенком.

Я люблю, когда она краснеет. Для своего возраста она невинна.

Я протягиваю свою руку:

– Я возьму это, – я киваю подбородком на гирлянду, зажатую в ее кулаке. Она мне

ее протягивает, не сказав ни слова, и я украшаю гирляндой еловые ветви.

Безразмерного свитера, одетого на ней ранее, теперь нет, он был заменен

обтягивающей серой футболкой. На лицевой стороне нарисован фиолетовый здоровяк и

слова «Вашингтон» наверху и «футбол» внизу.

– Ты училась в «Университет штата Вашингтон»? – спрашиваю я.

– Да, там, – она стоит, сложив руки и глядя на меня.

Хорошо, сегодня я узнал о ней еще одну вещь.

– Ты встречалась с футболистом? – я поднимаю бровь.

Она хихикает.

– Э-э, нет. Когда я начала учиться в колледже, мне было только пятнадцать лет.

Поверь мне, никто из ребят не хотел встречаться со мной.

Это меня не удивляет, ее умственные способности превосходят большинство

людей. Я уже знал, что она была особенной, и это только добавляет еще одну часть к пазлу

под названием «Лана», который я собираю. Всего лишь вопрос времени, когда у меня

появятся все части, а потом все, что я должен буду сделать, это снова собрать ее вместе.

Она будет чувствовать себя лучше, чем когда-либо; все раны ее прошлого будут

исцелены, и мы двое, наконец-то, будет вместе.

Мы берем перерыв, чтобы насладиться кофе и вкусными шоколадными кексами.

Есть в этой девушке что-нибудь, что не идеально?

– Я буду работать за еду, – шучу я, когда я делаю еще один укус. – Есть еще что-

нибудь, что нужно сделать? Просто после того, как все будет сделано, отправь несколько

этих малышек со мной в мою квартиру.

Она постукивает по губе, будто она пытается придумать для меня дела, но потом

хихикает.

– Заканчивай, мы должны повесить кое-какие украшения, – объявляет она, пока

моет свою чашку в раковине.

Я стону.

– Я не украшаю рождественские ели.

Иисусе. Я не могу вспомнить, когда в последний раз ставил елку. Я не делал этого

с тех пор, как стал жил один, а моя семья была не совсем традиционного типа. Я помню,

что в последний раз, когда у нас была украшенная елка, мой папа вырвал шнур из стены и

бросил ель через всю гостиную.

– Счастливого, бля, Рождества, – кричал он. Моя мать стояла плача, прикрыв свой

рот ладонью. Моя младшая сестра Хлоя выбежала из комнаты, слезы текли по ее лицу. Я

до сих пор слышу шум стеклянных украшений, разбивающихся о деревянный пол, словно

это было вчера.

– Зак, ты в порядке? – рука Ланы лежит на моей руке, а ее сладкий голос вырывает

меня из моих плохих воспоминаний.

Я ей улыбаюсь.

– Теперь великолепно, – и это на самом деле так. Все плохое осталось в прошлом.

Словно я переродился. Мои глаза дрейфуют к ее маленькой Рождественской сценке.

Подобно Иисусу. Какое удачное сравнение. Все мои грехи смыты. У меня, наконец-то, есть