— Мам, это неплохо! Очень даже разумно!

— Да. Я тоже так думаю. Если учесть еще, что я никогда ничем подобным не занималась.

— Занималась. Ты провожала меня…

— Я стараюсь забывать прошлые наказания.

— Мама, у меня есть идея. Если ты поможешь мне избавиться от этого, не нужно ничего говорить папе. Он ничего не узнает.

— Ты хочешь сказать, что опять соврешь ему?

— Нет. Я бы просто вообще ничего не сказал ему.

— Но укрывательство правды — другой вид лжи. Если ты убедил его в чем-то, что является неправдой… Сабрина умолкла и уставилась в пространство. «Кто я такая, чтобы давать советы?»

— Мама? Сабрина медленно повернулась к мальчику.

— Клифф, в кладовой есть несколько пустых картонных коробок. Если ты принесешь пару, мы упакуем туда все вещи. Мы с папой захватим их с собой в полицию.

— Но тогда они узнают, что я прятал их здесь.

— Мы придумаем, как не вмешивать тебя. Когда Клифф заколебался, Сабрина потеряла терпение.

— Ты должен доверять нам. Иди за коробками!

Бормоча что-то, Клифф ушел, а Сабрина встала, стараясь успокоиться. Она направилась в свою комнату — может быть, теперь удастся побыть несколько минут одной, но в этот момент хлопнула парадная дверь и в дом ворвался голосок Пенни.

Гарт пробежал, свои заметки и выписал одиннадцать студентов, которые в прошлом году выражали недовольство низкими оценками.

— Кто это? — спросила Сабрина. — Со знаком вопроса рядом с фамилией?

— Рита Макмиллан, — ответил Гарт. — Только возможность. Я не рассказывал тебе о ней в прошлом июне?

— Кажется, нет.

— А я думал, что рассказывал. Она предложила свои прелести за хорошую оценку, но я выгнал ее при помощи теннисной ракетки. Вот так. Думаю, что смогу спокойно назвать ее шлюхой. Это было на неделе, когда разбиралось дело Вивьен, и на меня не производили особого впечатления дамы, торгующие своими органами. Правда, я не провалил ее на экзамене. Она получила документ о незаконченном высшем образовании, а я дал ей разрешение пройти в классе Вивьен еще один семестр, чтобы закончить учебу. Но это было полгода назад. Не могу поверить, что сейчас она замешана в этом.

— У молоденьких женщин хорошая память. Особенно когда их корона отвергнута. Гарт улыбнулся.

— Рита могла так подумать. Ну и что мы будем делать с этим списком? Должен сказать, все это кажется мне нелепым. Будто кто-то сунул мне в руки игрушечный пистолет и предложил сыграть в полицейских и воров. Лучше бы я поохотился за неуловимыми бактериями.

— Я лучше бы поискала старинный фарфор. Гарт усмехнулся:

— Бактерии и фарфор. Полицейские и воры. Что мы за пара?!

Они были парой. Сабрина была уверена в этом. Их видели повсюду. Вечером в среду, через два дня после возвращения, они посетили премьеру фильма и прием в честь режиссера, в четверг ходили на вечер, где президент университета отнесся к ним с большим вниманием и восхищением.

— Если честно, — отметил Гарт, — ты никогда не была такой прекрасной.

Она действительно была прекрасной, одеваясь всю неделю с шиком Сабрины Лонгворт. Трепетный зеленый и голубой цвета, великолепный бархат, тонкий шелк. Ее тяжелые волосы спадали волнами ниже плеч. Она была маяком, заставлявшим всех кружиться вокруг нее. А сама Сабрина не отходила от Гарта. В субботу вечером они появились на открытии нового университетского музея искусств, где Сабрина разговаривала с художниками, скульпторами и коллекционерами на их языке, призвав на помощь весь свой многолетний опыт. Окружение привело ее в радостное настроение, и Лойд Страус, заставший ее в редкий момент одну, был очень экспансивен.

— Вы волшебны, Стефания. Как хорошо, что вы так быстро оправились после своей потери.

— Это ради Гарта, — четко ответила Сабрина и посмотрела прямо в глаза Страусу, заставляя его высказать сомнение по поводу невиновности Гарта или назвать ее наивной. Он не сделал ни того, ни другого, а вместо этого пригласил их обоих завтра на обед.

— Вас никогда не бывает дома! — возмутилась Пенни, когда Сабрина в воскресенье вечером расчесывала ей волосы.

— Сезон, — криво усмехнулся Гарт, завязывая галстук и обращаясь к отражению Пенни в зеркале. — Обязанности, конфетка.

Воспоминание укололо Сабрину, и она взглянула на удрученное лицо Пенни.

— У нас нет больше семьи… Мы вас не видим!

Комната потускнела. Сабрина и Стефания Хартуэлл стояли перед трюмо в спальне в Афинах, наблюдая, как родители собираются на бал в посольство.

«Все видят вас, кроме нас! Наша семья — это Стефания и я… Больше никого».

Сабрина вспомнила это очень ясно, но в течение недели забыла. В течение недели вместе с Гартом она заполнила их календарь, выходя на люди каждый вечер после работы, как делала это в Лондоне. Часы проходили в обедах, беседах, среди новых лиц. Сабрина не чувствовала времени. Иногда, стоя среди людей под яркими люстрами, разговаривая, держа в руке бокал вина, слушая музыку и смех, несущиеся со всех сторон, она на короткий момент забывала, кто она есть. Ее миры сливались в один, и Сабрина прикасалась к руке Гарта, когда он находился рядом с ней, любила его, любила так, что все видели перед собой счастливую супружескую пару.

Но заполненный календарь был нечестным делом по отношению к Клиффу и Пенни. Сабрина понимала это. «Им нужна семья, — думала она, — и я должна помочь им обрести ее. Скоро я уеду».

— Ты права, Пенни, — сказала она. — Нам нужно бы остановиться и побыть дома. Гарт удивленно посмотрел на нее:

— Я думал, это ты затеяла нашу кампанию.

— Но ты подчиняешься только потому, ибо я думаю, что это нам поможет.

— Наоборот. Я прекрасно провожу время.

— Папа! — крикнула Пенни, и Сабрина в замешательстве посмотрела на нее.

— Правда, мы немного перестарались, — произнес Гарт, наслаждаясь испуганным молчанием жены. — Но после многих лет разговоров по поводу того, что мы никуда не ходим, ты показала мне, как много я потерял. Я могу, — он заметил в ее глазах промелькнувшую тень, — оставаться дома четыре или пять вечеров после семи, не больше. Сабрина мягко засмеялась:

— Ничего особенного. Мы можем это устроить.

— А сегодня вечером? — спросила Пенни.

— Сегодня мы уходим. Нас ждут. Завтра мы останемся дома. Можно устроить это, Стефания?

— Да. — Сабрина улыбнулась, когда Пенни выбежала из комнаты. — Завтра мы остаемся дома.

Она вычеркнула вечеринку, на которую их пригласили в понедельник, и они вчетвером провели тихий вечер. После того как дети отправились спать, Сабрина и Гарт устроились в гостиной, разговаривали, читали, размышляли каждый о своем. «Как можно было, — подумала Сабрина, — так удачно проскользнуть в жизнь семьи?» Это было нелегко. Каждое утро она просыпалась и вспоминала о смерти Стефании и ненадежности ее жизни с Гартом. Но потом проходили часы в общении с людьми, и чувство вины, тоска по Стефании проходили, скрывались за повседневными делами. Каждый день семейные связи становились все крепче. Впервые в жизни Сабрина нашла место, которому принадлежала.

Но потом она возвращалась к действительности. Она не принадлежала этому месту. Такая жизнь основывалась на лжи, зависела от лжи. Сабрина сидела с Гартом в гостиной и напоминала себе об этом, повторяла, чтобы не оторваться от реальности. Потому что при прикосновении его руки, при ощущении близости его тела, при любви в его глазах она знала, что может потерять контроль над собой и силы.

Сабрина быстро вернулась к своей книге, когда зазвенел звонок в дверь. Гарт открыл и вернулся в комнату с невысоким мужчиной средних лет, представившимся Карлом Дженксом. Это был следователь, нанятый Лойдом Страусом для выяснения обстоятельств анонимного обвинения профессора Андерсена.

— Я поговорил с некоторыми местными жителями, — начал он, усевшись в кресло и оглядывая гостиную. — Прекрасная комната. Мелкие черты его лица под высоким лбом придавали ему вид постоянно что-то подозревающего человека. Когда он черкал в своем блокноте, то от напряжения морщил рот, словно ребенок, старательно выводящий буквы.

— Кто-нибудь зол на вас, профессор? Вы заняли чье-то место, выгнали кого-нибудь или взяли в долг и забыли вернуть?

— Нет.

— Никто не имеет на вас зуба? Никто во всем мире? Вас не любят?

Гарт пристально смотрел на Дженкса, пока тот не отвел свои маленькие глазки в сторону.

— Мы составили список студентов, которые могли разозлиться на меня. Я отдам вам его.

— Одну минуту. Вы помогали в составлении этого списка, Стефания?

Сабрина подняла брови.

— Мы встречались раньше?

— Что? Раньше? Не думаю, а что?

— Потому что, мистер Дженкс, только мои друзья зовут меня по имени.

Наступила пауза.

— О нет, — произнес, наконец, Дженкс. — Простите меня, мадам. Или вы предпочитаете леди? Сабрина улыбнулась и ничего не сказала.

— Так как насчет списка, леди? Вы помогали составлять его?

— Нет.

— Вы верите ему?

— Верю во что? Это просто список.

— Может, вы думаете, что ваш муженек включил сюда не всех?

— Абсурд.

— О — Дженкс что-то записал. Сабрина и Гарт обменялись взглядами. Вроде бы ничего из сказанного не заслуживало особого внимания, чтобы быть записанным. — Вы играете в теннис, профессор? Гарт прервал свои размышления.

— Да. Это относится к вашему следствию?

— Может. А вы, миссис Андерсен?

— Да.

— Сыграем потом?

— Нет, — ответил Гарт. — У моей жены недавно умерла сестра и она сейчас в трауре.

— Мои соболезнования. У вас активный образ жизни — вечера, открытия музеев и прочее. Это часть вашего траура?

— Что вы за трудолюбивая пчелка, мистер Дженкс? — любезно поинтересовалась Сабрина. — Исследовать нашу жизнь. Гарт, думаешь, мы должны обсуждать, как нам проводить время, с мистером Дженксом?

— Я думаю, что если мистер Дженкс не говорит об анонимных письмах, у него нет причин задерживаться в нашем доме.

— Чудесные коврики, — заметил Дженкс, тряхнув головой. — Из Китая?

— Да, — ответила Сабрина.

— Купили их в Китае?

— Нет.

— Профессор ездил с вами в Китай?

— Довольно. — Гарт поднялся. — Я провожу вас к выходу.

— Профессор, я веду следствие. По приказу вашего начальства.

— Вы не следствие ведете, а рыбку в мутной воде ловите.

— Это и есть следствие, профессор. Мы насаживаем червяка и смотрим, кто клюнет. Просто вы должны относиться ко мне терпимее. Вы были в Стэмфорде, штат Коннектикут?

Гарт стоял около книжного шкафа, положив руку на полку.

— Верно.

— Работы не нашли, так?

— Очевидно, вы уже знаете ответ.

— Правильно. Профессор Андерсен ездил с вами в Китай, миссис Андерсен?

— Нет. Я ездила от ассоциации торговцев антиквариатом. Мой муж обеспечил возможность моей поездки, взяв на себя заботу о детях. Дженкс что-то записал, сморщив губы.

— Этот Талвия… Вы давно дружите с ним?

— Давно, — многозначительно отозвался Гарт.

— Они здорово ругались. Он и его маленькая леди. Гарт и Сабрина молчали.

Дженкс опять черкнул в блокноте.

— Плохие дела с вечными разногласиями. Тянет на сторону. К молоденьким красоткам, которых вы учите. Сабрина встретилась взглядом с Гартом и едва заметно покачала головой.

— Вы не согласны, миссис Андерсен? Насчет тяги на сторону или насчет молоденьких красоток?

— Я не уверена, что вы дурак. Дженкс был сбит с толку. Он достал из кармана жвачку, развернул ее и запихнул в рот.

— Теперь Блэйк. Насколько хорошо вы его знаете?

— Мы встречались, — ответил Гарт. — Редко. Моя жена его не знает.

— Вот вам и репутация. Он любит независимо от возраста и размера, я слышал.

Сабрина брезгливо посмотрела на следователя:

— Какая неприятная у вас работа, мистер Дженкс.

— Теперь Миллберн. Общее молчание.

— Полагаю, его вы совсем не знаете. Кто-то написал письмо, видите, профессор, я все-таки перешел к анонимкам — и я все проверил для вашего босса. Математик. Дурит с числами. Когда не дурит с молоденькими девочками.

— Вывод основан на анонимном письме? — холодно спросила Сабрина.

— Нет, мадам, на его признании. Он утверждает, что подобное случилось только один раз, но кто знает? Его жена училась у него, когда он на ней женился. Любит молоденьких. Должен сказать… — В голосе следователя появилась грустная нотка. — Они действительно милашки. Такие соблазнительные.

В комнате было тихо. Сабрина слышала, как наверху у Клиффа играет магнитофон.

— У вас есть присутственные часы, профессор?

— Конечно.

— Вы встречались со студентами по одному или с целой группой сразу?

— По одному. Мы обсуждаем конфиденциальные вопросы… оценки, качество работы, планы на будущее.

— По одному с закрытой дверью?

— Иногда. Сабрина заметила, как в Гарте растет злоба, и она становится серьезно опасной для Карла Дженкса и его мерзких вопросов.