Я заметил, что стакан пуст. А еще Аня вцепилась в него так, что побелели костяшки пальцев, словно в единственную опору на свете.

Сердце неприятно кольнуло. Что бы ни было раньше, ей сейчас очень плохо. Человек не будет так разыгрывать горе. Слишком это не театрально, до боли по настоящему. Оттого на душе сейчас мерзко и страшно.

– Что с ребенком? – тихо спросил я.

– Лейкемия, – еле слышно ответила она. – Мои клетки не подходят. Я не могу спасти своего ребенка. Пытаюсь… Найду деньги… Но они не панацея. Мне действительно не к кому обратиться. Если бы были другие варианты, не было бы тут моей ноги. Антон… Ты – единственный шанс на спасение Даши. Пожалуйста. Потом мы навсегда исчезнем из твоей жизни. Умоляю, помоги…

Она снова зарыдала, уронив голову на руки. Горько, безудержно, страшно.

Я сидел словно на иголках, потом не выдержал, встал, подошел к ней и обнял за плечи.

– Аня…

– Что здесь происходит? – раздался голос Ольги.

Мы оба невольно вздрогнули и повернулись к двери. Там стояла моя жена и держала на руках Настю, которая с любопытством смотрела то на меня, то на незнакомую тетю, оказавшуюся в нашем доме.


Анна

Она вошла так неожиданно. Я только и смогла, что на мгновение вдохнуть запах можжевельника и его чистой рубашки. А потом рвано выдохнула, ругая себя за неуместные слезы. Антон не проникнется ими, если не захочет ничего делать. Рыдать глупо и… Нет! Нельзя даже думать о таком! Он согласится! Он же отец! И… и я просто не смогу уйти ни с чем. Сделаю что угодно: буду просить, умолять, отдам все, что попросит. Если понадобится – стану на колени. Не перед ним, так перед этой женщиной, которая невольно повернулась так, словно пыталась защитить ребенка, которого держала на руках.

Симпатичная, статная шатенка с большими выразительными глазами и потрясающей фигурой. С очаровательной маленькой родинкой над губой. Ей явно не нужно увеличивать грудь пуш-апом, а талию затягивать корсетом. Редкий образец природной красоты. Что ж, у Антона всегда был хороший вкус. Я ведь тоже была не дурна собой, но она казалась намного красивее меня.

И при этом смотрела без превосходства и мягкого презрения, которым писаные красавицы обычно награждают девочек попроще. Да, она не была в восторге от картины, которую только что тут увидела. И явно оставалась насторожена, но при этом не кричала, не устраивала сцен ревности. Не была отталкивающей.

– Оля… это… – начал Антон, мягко выпуская меня из того, что толком и не назвать объятиями, и подходя к ней.

– Меня зовут Анна, – перехватила я инициативу, понимая, что непозволительно все отдать в руки Антона. К тому же он до сих пор еще не пришел в себя от новости. – Десять лет назад я родила от него дочь.

Ольга явно потеряла дар речи в попытке понять, когда ее нынешний муж успел завести дочь от незнакомой женщины. Да и я показалась хороша! Испугавшись собственных слов и реакции на них, сразу постаралась исправиться.

– Мы встречались очень давно, а потом… расстались. Выслушайте, прошу.

Мне удалось уложить всю историю в предельно короткое время, не зря я работала с текстами, где одна из обязанностей – улавливать самое главное и преподносить в максимально короткой форме для понимания читателя.

Антон благодарно кивнул в конце. Пожав руку супруге, он осторожно забрал ребенка. Малышка сама потянулась к нему, улыбаясь беззубым ртом. Я смотрела на них какие-то доли секунд, но сердце будто пронзили раскаленной иглой и несколько раз провернули, чтобы заживало дольше.

Дашуля никогда не знала отцовской нежности, никогда не засыпала на руках мужчины, который дал ей жизнь. Не получала таких наполненных любовью и обожанием взглядов.

Я сделала резкий вдох и тут же приказала себе не думать об этом. Мы будем с ней счастливы. Как и прежде. Обязательно. И больше нам никто не нужен.

– …мне больше не к кому обратиться. Поэтому разыскала Антона. Он единственный, кто может спасти Дашу, – закончила я свой рассказ. – Мне ничего не нужно. Никаких материальных благ, понимаете? Только спасти дочь от смерти. Очень прошу… Ведь это ребенок. Она не виновата, что так все…

Горло перехватило, но я подавила очередной приступ жалости к себе и дочери. И так их сегодня было слишком много.

Кажется, я слишком пристально смотрела на Антона. Но от меня не ускользнуло, что Ольга словно смягчилась. Ее моя история не оставила равнодушной. Она коснулась пальцами головки своей малышки, нежно погладив пушистые волосики.

– Я понимаю, – сказала тихо. – Я сама мать, и то, что вы говорите – просто ужасно.

Ольга перевела взгляд на Антона:

– Ты должен ей помочь. Потому что иначе нельзя.

По лицу Антона было невозможно понять, о чем он думает. В какой-то момент мне почудилось, что в синих глазах мелькнуло сожаление. О чем? Что не знал о Дашке? Но тут же все исчезло.

Он очень нежно коснулся губами виска дочки, и мне снова стало больно, что этот мужчина принадлежит другой.

– Хорошо, Аня, – чуть более хрипло, чем раньше, сказал он. – Завтра в пять. У меня будет возможность только в это время. Скажи мне, куда нужно подъехать.

После этих слов я готова была кинуться ему на шею и расцеловать. Но вместо этого только стиснула кулак, чтобы совладать с нахлынувшими чувствами, и бросила полный благодарности взгляд на Ольгу. Потому что именно она подтолкнула Антона к столь быстрому согласию.

Уходила я с радостной новостью, которую так и хотелось держать в руках, словно маленькую птичку, даже позабыв про прошлое. Потому что сейчас важно мое настоящее. И это настоящее – Даша.

* * *

…Начало шестого. Я нервничала. Антон задерживался, а Игорь Сергеевич предупредил, что опаздывать нельзя.

Только бы приехал. Господи, пожалуйста. Он не может согласиться, а потом подло обмануть. Я не могла найти себе места, еще чуть-чуть – и начала бы ходить по больничному коридору туда-сюда.

Неожиданно мне на плечо легла тяжелая рука.

– Аня, я здесь, – произнес голос, от которого все внутри сжалось.

Я резко обернулась и шумно выдохнула.

– Напугал. Зачем так подкрадываться?

– Прости, не хотел, – пожал он плечами, – задержали на съемках.

Я закусила губу, и сама не знаю почему спросила:

– Все нормально?

– Нормально, – кивнул он и ободряюще улыбнулся. – Идем?

Короткий кивок. Да, идем. Потому что именно для этого мы тут и собрались. Ибо в конце коридора – ослепительно-белая дверь, за которой решится судьба Даши. А рядом со мной шел тот, кто мог стать этим решением. Но получится ли у нас задуманное?


Антон

Находясь на съемочной площадке, мысленно я был в другом месте. В больнице у девочки Даши. Моей дочери. Представлял раз за разом сцену знакомства, то, как она выглядит, как отреагирует на меня. Потом мотал головой, напоминая, что ничего еще не ясно, Даша может быть и не моя…

Съемки продолжались, требуя моего внимания. Это – впервые за все время работы – раздражало. Удовольствие сошло на нет, актеры, казалось, издеваются и нарочно тянут время…

Пару раз я прикрикнул на Сашку, которому все не удавалась романтическая сцена. Да, я понимал, это не его обычная партнерша, а девочка, едва закончившая театральное училище, но все мы когда-то учились, ничего страшного. Неужели нельзя показать профессионализм, наконец?!

– Злой ты сегодня, – тихо шепнула моя помощница Соня, подкравшись сбоку. Она сунула мне в руки стаканчик с эспрессо и потребовала: – Выдохни, Антон, ребята сегодня молодцы. Хорошо же отработали.

– Могли бы и лучше, – не согласился я, делая глоток и тут же обжигаясь.

Черт-черт-черт!

Зло посмотрев на Соню, отдал ей стакан, едва не пролив кофе и на нее. И сразу пришел в себя.

– Прости, – попросил, запуская пальцы в волосы, – день такой…

– Работай, – тихо сказала она, но в глазах я заметил непонимание и осуждение.

Со вчерашнего дня никак не мог прийти в себя. После визита Ани стал просто невменяемым: мало того, что весь вечер пошел наперекосяк, еще и рабочий день испорчен. Но повлиять на свои эмоции я не мог. Сама новость-то какая!

У Ани от меня дочь.

С ума сойти.

Нет, я не поверил ей безоговорочно. Но теперь не мог отделаться от мысли, что, если это правда, то… я упустил десять лет ее жизни. И это тоже безумно злило. В душе до сих пор жила обида на то, что Аня променяла меня на какого-то хлыща без имени и дела. Она садилась к нему в машину, улыбалась и поправляла сползшее с плеча платье. Я снова и снова видел эту сцену в воображении. Она не давала покоя тогда и беспокоила теперь, как застарелая рана.

Конечно, сразу, когда мама положила передо мной стопку фотографий на стол, я был взбешен. Нанимать фотографа, чтобы следить за моей девушкой – это же надо было додуматься!

С матерью мы потом тоже разругались вдрызг. Анька ей не понравилась сразу.

– Охотница за богатенькими, – говорила мама, поджав губы. – Я на таких насмотрелась, Антош. Выскочит замуж, выпьет всю душу, а потом бросит. Тебе нужна девушка, которая будет любить и хранить семейный очаг. Нашего круга. Понимаешь?

Я каждый раз, слыша это, жутко раздражался. Аня была моим смыслом, моим будущим. А потом… потом случились эти фотографии и невозможность дозвониться. Я писал ей письма, но не получил ни единого ответа. Понимание того, что больше ей не нужен, отрезвило и больно ударило по гордости.

Аню я решил забыть. Навсегда. Вычеркнуть из памяти.

И теперь, спустя десять лет, она вновь появилась в моем доме, сотрясаясь от рыданий и рассказывая, что нужно спасти нашу дочь.

Нашу. Дочь.

Ольга вчера учинила мне целый допрос. И хоть сразу встала на сторону Ани, проникнувшись бедой, но потом мне пришлось много часов кряду рассказывать историю своей первой любви, уточняя разные мелочи и заверяя, что чувства давно прошли.

Никогда бы не мог подумать, что Оля может так ревновать, но, клянусь, вчера в ее глазах бушевало пламя. Одно неверное слово с моей стороны – и она спалила бы меня дотла в огне сомнений и подозрительности.

Когда наконец съемочный день подошел к концу, все вздохнули с облегчением, косясь на меня, как на Ирода. Соня пожелала хорошо выспаться и завтра вернуться прежним. Я лишь кивнул, толком не задумываясь над ее словами.

Быстро переодевшись, прыгнул в машину и рванул в больницу. Сжимая руль, вжимал педаль газа и пытался отогнать горечь былых обид. А еще… даже себе не мог признаться, что не хочу, чтобы Аня страдала.

У больницы я слегка струсил. Замер на минуту, вцепившись в поручни, стиснув зубы. И пришло понимание: что бы ни было, надо идти до конца. В этой истории давно пора было расставить точки над «и». Отец я или нет, откладывать встречу нельзя.

Уже влетев в коридор, я на мгновение замер. Аня.

Она стояла такая потерянная и несчастная. И пусть не видно было лица, но я чувствовал волны горя, которые буквально исходили от нее.

Ничего. Сегодня попытаемся все решить. Если я отец.

Она обрадовалась моему появлению. Кажется, даже выдохнула с облегчением. Но в глазах все равно была тревога. Неужели сомневалась, что я приду? Вот вроде бы смотрела на меня, а сама мысленно летала где-то далеко. И я даже знаю где: возле Даши. Как и я весь этот день. Хоть и не знал девочку, а стоял рядом, стараясь понять, на кого она похожа и чем живет…

Мы двинулись вперед. Нервно поведя плечами, я с трудом перебарывал страх.

В больницах всегда такой запах, что хочется сбежать побыстрее. Вот вроде бы взрослый мужчина, мало чем испугаешь, а больницы все равно недолюбливал. Всегда ассоциация с какой-то безнадежностью и горем, а не надеждой на выздоровление.

– Все будет хорошо, – шепнул я Ане, пока у меня брали кровь.

Глупое и пустое утешение, но она смотрела с благодарностью. И мое дыхание немного сбилось. Все же какая она красивая. Не такая, как Ольга. Но как с первого курса в Ане было какое-то едва ощутимое сияние, так и осталось сейчас. Что-то такое, что, увидев всего раз, не забудешь до конца жизни.

– Ты хочешь познакомиться с Дашей? – вдруг спросила она.

Я на мгновение растерялся. Хоть и понимал, что вопрос логичен.

Аня была совершенно спокойна. Но меня все еще грызли сомнения: мой ли это ребенок? Все же вчера я прочел, что анализ крови не всегда устанавливает родство. Поэтому лучший выход – сдать ДНК. Тогда не будет никаких сюрпризов.

Кроме этого был еще один аспект. Благородный и немного эгоистичный, но правильный. С одной стороны, я не хотел сразу назваться отцом незнакомой девочке и обнадеживать ее. С другой… очень не хотелось быть дураком, которого обведут вокруг пальца. И тогда говорить правду Даше, которую я еще не видел, будет в два раза больнее. И не матери, которая решила обмануть, а слушать самому ребенку.

У меня растет Ася, и я прекрасно понимаю, что такое дети.

– Попозже, – сказал я как можно мягче, когда мы уже оказались в коридоре.