Когда они занимались любовью, она лежала, отдавая его ласкам свое тело, и с отчаянием думала, что без этого жить уже не в состоянии. В постели, по крайней мере, хотя бы разговаривать не надо — там они понимали друг друга без слов. Как в ритуальном танце, смысл движений которого известен только посвященным, они исследовали одну позу любви за другой, качаясь, словно на волнах, в плотной атмосфере страсти, поднимаясь с пиком наслаждения в заоблачные выси, где искрился снег и светило солнце, или же рушась вниз, в долину, в мгновения спада, но только для того, чтобы опять глотнуть воздуха и снова взлететь на пре-дельную высоту, от которой захватывает дух. При этом их руки, рты и тела соприкасались, перекрещивались всякий раз по-новому, никогда не повторяя комбинаций, и в этих движениях было столько красоты и грации, что то действо, которому они беззаветно предавались, не могло быть дурным или грешным.

В такие минуты Ева думала, что хотя бы «это» будет продолжаться очень и очень долго. Она знала наверняка, что Дэвид всегда страстно жаждал ее тело, как и она приходила в восторг от его. Но ни его тело, ни его возможности как любовника Ева не считала самым главным. В Дэвиде главным был сам Дэвид и ее любовь к нему. Со своей любовью Ева ничего решительно поделать не могла, единственное, о чем следовало молить Бога, так это о том, чтобы Дэвид не сделал ей однажды слишком больно.

Они продолжали ревновать друг друга, хотя и договаривались об обратном, ссорились и мирились снова, используя постель как средство примирения.

— Дэвид, Господи, что же с нами происходит, — спросила она его однажды с отчаянием в голосе.

— Не знаю, Ева. Должно быть, мы пытаемся выяснить, насколько существующее положение дел устраивает нас обоих, — ответил он, и ей ничего не оставалось, как принять его ответ к сведению.

Запись вторая.

— Спасибо тебе, Питер. Мне на самом деле пора прибегнуть к твоей помощи. Я на самом деле в ней нуждаюсь. Даже Марта от меня стонет, да и я сама противна себе. Ты — единственный человек, который не осуждает меня за недостаток гордости и практицизма. Но, Питер, дорогой, у тебя, по-видимому, есть для этого свои причины.

Я все время думаю, знает ли Дэвид о наших встречах. Ты мне об этом так и не сказал. Не беспокойся, мне кажется, это уже не столь актуально сейчас. Еще меньше я хочу знать, с кем он сегодня проводит время. Полагаю, с Глорией. Я уверена, что они часто видятся, но стесняюсь спрашивать. Кроме нее, на горизонте маячит Стелла — скорее всего, он ее тоже трахает. Она избегает встречаться со мной взглядом, но выглядит победительницей и хитренько улыбается, когда думает, что я на нее не смотрю. Ненавижу Стеллу!

Да, ненавижу, но не потому, что она затащила Дэвида с собой в постель, а потому, что она причиняет ужасную боль Марти. То она имитирует страсть по отношению к ней, то холодна, как лед. Уверена, что Джордж не более, чем удобное прикрытие для нее, и она по-прежнему не прочь поиграть с. Марти в любовь. Бедняга Марти! Мы с ней в одной лодке — обе влюблены, обе страдаем и боимся замечать то, что не хотели бы видеть.

Ты не против. Питер, если я еще немного потреплюсь о Дэвиде? Ну, конечно, не против. Ты же душка. По крайней мере, я прекрасно осознаюсвое место, которое занимаю в твоей жизни. Но мне, сказать по чести, хотя бы не противно перед тобой исповедаться.

Иногда я задаюсь вопросом — что же Дэвид хочет от меня добиться? Да и не только от «меня — от женщин вообще. Что он ждет, что ему нужно? Если бы я только знала — я постаралась бы соответствовать его идеалу. Старомодно звучит, не так ли? Словно фраза из душещипательного фильма тридцатых годов. Я где-то читала, что банальность — это правда, уставшая от повторений. А я сейчас говорю типичные банальности.

Не бсслокойся, Питер, я не выкину ничего неожиданного. Чего бы мне ни стоило, я не отстану от Дэвида. У меня есть такое чувство, что, в конце концов, я смогу стать для него необходимой — своего рода привычкой, навязчивой идеей в худшем случае. Все, что мне остается — всегда быть у него под рукой, не устраивать сцен ревности и ждать. Ждать того момента, когда он созреет. А тем временем — тем временем я потихоньку превращаюсь в шлюху, то есть в женщину того copra, которых он терпеть не может. Как-то раз он заявил: «Я смогу любить только такую женщину, которую буду уважать, которой буду безусловно доверять и которая не будет искать развлечений на стороне, если мне придется задержаться на работе или уехать по делам» — и при этом посмотрел на меня с легким презрением. Он также сказал мне, что знает о моих нынешних увлечениях и, возможно, о тебе, Питер. Ты знаешь, Питер, ведь у меня сейчас достаточно мужчин. Раньше, еще до Дэвида, я была ужасно разборчива и даже приглашение на обед принимала далеко не от всякого. Теперь же, встречаясь с мужчиной, я почти всегда оказываюсь с ним в постели. Часто это люди, которых я почти не знаю и до которых мне — как до лампочки. И все потому, что я чувствую в этом определенную необходимость. Я пытаюсь доказать себе, что тоже имею определенные права — ибо каков поп, таков и приход. Питер, а может, я становлюсь нимфоманкой?

— Что-то ты слишком возбуждена, Ева. Может быть, выключим на время магнитофон? И потом, ты опять задаешь мне вопросы.

— Я все понимаю, Питер, но мне необходима помощь. Честное слово! Что со мной происходит? Я просыпаюсь по ночам и задаю себе постоянно этот вопрос. Я боюсь, что у меня не все в порядке с психикой. Но еще больше я боюсь потерять Дэвида. Вернее, те — крохи со стола его внимания, которые он мне еще уделяет. Но для меня нет страшнее этой потери.

— Мне следовало бы догадаться о твоих, сомнениях заранее. Ну какого черта я всегда лезу со своим психоанализам к тем женщинам, с которыми сплю? Ладно уж, Ева, рассказывай все до конца. Ты, значит, утверждаешь, что он сильно изменился с тех пор, как вы сблизились снова?

— Он действительно изменился. И я тоже. Причем все преимущества на его стороне. Он знает, что я люблю его. Господи, я повторяю ему словалюбви, как попугай. Они просто сами выскакивают из меня. И он этим пользуется. Обращается со мной, как с какой-нибудь вещью. Я и в самом деле его вещь, только не хотелось бы, чтобы он был в этом слишком уверен. Вот, к примеру, несколько дней назад, когда мы находились у него дома… Даже не знаю, стоит ли рассказывать тебе подобные вещи…

— Только не останавливайся, продолжай дальше, ты весьма меня заинтриговала. Ты же знаешь, что такого рода вещи меня особенно интересуют.

— Боюсь, что вряд ли тебя слишком заинтересуют мои глупости. Но, если хочешь. Ведь ты же в курсе, что мы с Дэвидом трахаемся, именно этим мы тогда и занимались. Прямо на диване в гостиной, даже не раздеваясь. Мы иногда занимаемся любовью таким способом.

Была суббота, и мы только что заявились к нему домой. Он ожидал приезда своих родственников — у него две сестры и брат, как ты знаешь, и они должны были вот-вот подъехать. Короче говоря, он очень спешил. При этом мы решили испробовать новый способ совокупления — я прижималась спиной к диванной подушке, а он наезжал на меня спереди, раскинув мои ноги по сторонам. Получалось довольно забавно… Жаль, Питер, что ты не можешь увидеть себя в зеркале сейчас…

Так вот, в самый разгар нашего занятия в дверь внезапно позвонили, и он, услышав звонок, с силой оттолкнул меня от себя, как будто то, чем мы только что занимались, вдруг сделалось грязным и неприличным. Да, да, именно грязным — об этом свидетельствовало выражение его лица. Он вскочил, торопливо застегивая брюки и глядя на меня с некоторой дозой отвращения, если хочешь. А потом он сказал… Знаешь, что он брякнул? «Вставай скорей, Ева, ради Бога. Ты выглядишь, словно дешевая потаскуха, сидя на диване враскорячку».

В этот момент я его ненавидела, Боже, как я его ненавидела! Но себя больше во сто крат. За то, что пришла к нему, за то, что позволяю обращаться с собой подобным образом, — оказывается, меня можно использовать, а потом отбросить, как грязную тряпку.

— Но что же, в сущности, произошло?

— А ничего. Я встала и удалилась в ванную, чтобы привести себя в порядок и успокоиться. В это время он встречал своих детишек. Я сказала «детишек»? Ошибочка. Фрэнси не ребенок. Она сестра Дэвида, та, которая постарше. Ей семнадцать, и когда она приезжает к Дэвиду, то разыгрывает перед ним роль эдакой соплячки. Но она — клянусь тебе, Питер, она прекрасно поняла, чем мы с ним занимались. Я даже покраснела, когда она взглянула на меня. Дальше — больше. Дэвид попросил меня сходить с ней за покупками. Купить что-нибудь из одежды. «Бедная» Фрэнси, она выросла из всех своих платьев, ей нужно новое.

— У Евы такой хороший вкус, я уверена, что она поможет мне выбрать что-нибудь действительно крутое, — заявила она.

Говорю тебе, Питер, крошка Фрэнси уже вполне сложившаяся женщина, хотя бы в плане дамских уловок. А Дэвид просто туп и не замечает очевидных вещей. Ему все кажется, что его сестричка — бедное невинное дитя, из тех, что пытаются собрать лунный свет в подол платьица!

Мне пришлось воспользоваться своей машиной, потому что Дэвид повез Рика и Лайзу в зоопарк. И, само собой разумеется, как только мы остались одни, она и думать забыла про свои девчачьи повадки. Для начала она спросила у меня, какого я мнения о Дэвиде как о мужчине. И пока я пыталась найти подходящий ответ, она небрежно так мне сообщила, что у меня с Дэвидом ничего не получится, потому что, цитирую, «Дэйв любит трахаться и у него всегда было полно баб». Кавычки закрываются. И весь этот ужас она излагала мне нежнейшим детским голоском.

Собственно, она все еще ребенок, как бы ни выпендривалась. Я постаралась, как могла, закрыть избранную ею тему для разговора. Я поведала ей, что меня не так-то просто шокировать, хотя, надо отдать ей должное, в ее ремарках было довольно ума и наблюдательности. Я сообщила Фрэнси и об этом и добавила, что не считаю ее крохой и вполне способна оценить ее проницательность.

— Но Дэйв-то думает по-другому. Он все еще принимает меня за сосунка, а я — женщина. Могу поспорить, что в некоторых вопросах я дам тебе сто очков вперед, — так выразилась негодница, а потом прибавила, ухмыляясь, что догадывается, насколько бы мне хотелось ее треснуть, и выразила удивление, отчего я не делаю этого.

— По крайней мере, я говорю то, что думаю. Я тебя не люблю, и ты прекрасно чувствуешь это, разве не так?

Мне и на самом деле захотелось ее ударить. Наш поход в магазин завершился на стадии вооруженного нейтралитета. Поскольку ей было нужно новое платье, ей пришлось прибегнуть к моей помощи, чтобы выбрать что-нибудь приличное. Кстати, и на этой почве мы повздорили тоже. Дерьмо! С тех пор мы и не разговаривали по-настоящему, но, по-моему, положение вещей определилось как нельзя яснее.

— Ты рассказала Дэвиду о вашей беседе?

— Ну, конечно, нет — как бы я осмелилась? Он слишком привязан к своему семейству и уж особенно чувствителен ко всему, что касается Фрэнси. Он говорит, что она очень нуждается в заботе и ласке и гордится ею, поскольку она хорошенькая и прилично учится. У него есть экономка, но Дэвид искренне уверен, что всем в доме заправляет Фрэнси. И он постоянно твердит о том, какая из нее со временем получится отличная мать и жена. Я не в силах разочаровывать его. А кроме того, он мне не поверит и возненавидит за сказанное. Он еще, не дай Бог, подумает, что я ревную его к сестре или, что еще хуже, что я ее недолюбливаю. И тогда… Впрочем, как ни крути, а все сводится к одному — я не могу позволить себе потерять Дэвида. И насколько я в силах, я буду за него бороться. Питер! Скажешь ты мне, наконец, что делать? — Извини, милая, твое время истекло. Пора тебе превратиться из пациентки в любовницу, стать сладким пончиком с дырочкой посередине.

— Ах ты, пожиратель пончиков. Да у тебя одно только на уме!

— Ты сама об этом сказала, значит, хотела! Давай-ка попробуем, как у тебя было с Дэвидом. Садись так, чуть ниже… хорошо!

— Ох, Питер, что б тебя! Прекрати сейчас же, ну пожалуйста… Ох!

Глава 12

Фрэнси Циммер стояла на углу и ждала, когда загорится зеленый свет. Она время от времени слегка касалась волос, словно желая убедиться, что ее новый сексуально выглядящий светлый парик по-прежнему на месте. Она чуть не взвизгивала от удовольствия, когда представляла себе реакцию девочек в школе, когда она, тщательно натянув парик в гардеробной, так, чтобы ни один темный волос не выбивался из-под него, торжественно вплыла в класс. Конечно, эти поганки пытались изобразить равнодушие и лишь перешептывались между собой, зато парни просто обалдели, когда ее увидели, и, как один, заявили, что она вылитая Фарра Фосе. Некоторые сразу же предложили отвезти ее домой, но она гордо отвергала их всех, намекая с загадочным видом на то. что она уже договорилась о свидании и ее кавалер должен вот-вот за ней заехать.