Задыхаясь и плача, Ева опять попыталась оттолкнуть его от себя, но он был подобен скале — такой же твердый и неумолимый. Его рот по-прежнему продолжал сокрушать ее нежные губы. Ко всему прочему, сознание Евы начало странным образом мутнеть и плыть, и она в панике припомнила, что перед экскурсией в «игротеку» выпила какую-то дрянь из рук Ньюкома. А если по его распоряжению бармен подмешал в ее стакан наркотик? Вполне вероятно, поскольку она чувствовала, что ее силы все больше и больше убывают, и еще раньше отметила про себя, что язык и губы во время разговора повиновались ей с трудом. Теперь же у нее сложилось ощущение, что ее мозг постепенно отделяется от тела, унося сознание в иные миры, хотя именно сейчас ей требовались полный контроль и самообладание. Словно в полусне, она продолжала попытки сопротивления, но не могла избавиться от привкуса, появившегося во рту от жалящих поцелуев Брэнта, от его губ и зубов.

Неожиданно для Евы Ньюком предпринял новую атаку — прижимаясь ртом к ее губам, он, пользуясь тем, что она была в полубессознательном состоянии, внезапно выпустил ее руки из своих стальных объятий и, рванув за ворот платья, одновременно толкнул женщину с силой назад. Она стала падать на пол, и он, уловив это мгновение, разорвал и сорвал с Евы платье одним резким движением. Теперь она оказалась перед ним совершенно обнаженная, если не считать крохотных трусиков, и задрожала от унижения и наркотиков, которыми он ее все-таки напичкал, и, кроме того, от прохладного воздуха, сразу охватившего все ее тело.

«Так, значит, он все-таки собирается изнасиловать ее? — пронеслось в мозгу у Евы. — Это были не просто попытки испугать и приручить очередную жертву. Он с самого начала имел в виду именно это!..»

В ее несчастной голове смешались обрывки фраз, крики, хаотически громоздились всевозможные ужасы, но мысль о насилии прочертила свой путь ясно и безапелляционно.

«Дэвид, спаси меня! Ведь я нахожусь в „игровой комнате“ Брэнта Ньюкома только из-за тебя. Боже мой! Насколько же я недооценивала жестокость и решительность этого изобретательного садиста. После стольких предупреждений, стольких слов, сказанных о нем самой себе. Это все кошмар, который бывает только во сне. Дэвид, я столько раз повторяла твое имя! Разбуди же меня, Дэвид!»

Голая, с опухшими от варварских поцелуев губами и не совсем осознающая происходящее из-за действия наркотика, Ева тем не менее отползала по ковру от Брэнта, словно загнанное, испуганное животное.

— Пожалуйста, не надо больше, правда! Все зашло слишком далеко. Я так больше не могу. Прекрати, все равно я не буду твоей…

Он смеялся. Его глаза отражали свет рефлекторов, словно полированные камушки. А за блестящей голубой роговицей — ничего! Такие же глаза бывают у котов, выходящих по мартовским делам на прогулку… Ничего не выражающие, пустые, но загадочные глаза, обремененные особой тайной, известной лишь посвященным. Сколько раз Ева видела подобные глаза у кошек в детстве, а вот теперь перед ней — человек. Ева отметила краем уплывающего сознания, что он тоже, наверное, принял наркотик, отчего его зрачки расширились и знаменитые голубые глаза Брэнта приобрели от этого фиолетовый оттенок.

Брэнт Ньюком не приближался к ней. Он стоял, возвышаясь над ней, подобно памятнику языческому богу, и наблюдал за ее робкими неверными движениями. Руки его между тем — сильные красивые руки атлета — споро расстегивали брюки. Брэнт раздевался.

— Вот так-то лучше, Ева Мейсон. Куда лучше! — сказал он неожиданно смягчившимся голосом. — У тебя и в самом деле великолепная фигура. Тупица Фрэнси мне все уши прожужжала, что ты костлявая, как вешалка, но под одеждой все выглядит совершенно по-иному. Будь умницей, сними с себя, наконец, эти трусишки. Ведь ты не откажешь мне в такой безделице?

Минутная передышка на полу позволила Еве кое-как сосредоточиться и напрячь все свои силы. Она вскочила и бросилась к двери и уже стала поворачивать ручку, как он настиг ее сзади. Обхватив ее тело руками, Брэнт хохотнул прямо в ухо отчаявшейся женщине. В то время как его ладони двинулись вниз по Евиному торсу, касаясь ее трепещущих грудей, а затем дальше, по бедрам, забираясь в промежность и заставляя ее стонать от стыда и унижения. Ева пыталась развернуться и оттолкнуть Брэнта, но наркотик, добавленный в ее выпивку, действовал с каждой минутой все сильнее и сильнее, лишая ее тело всякой возможности противостоять Брэнту. Вероятно, почувствовав, что она лишилась последней надежды на спасение и предалась отчаянию, Брэнт, в свою очередь, резким движениям развернул Еву лицом к себе и тыльной стороной руки ударил ее по щеке, а потом, размахнувшись, и по другой. Ева вскрикнула от боли и поднесла инстинктивно ладони к лицу, защищаясь от ударов, но мгновенно руки Брэнта оказались уже на ее бедрах, срывая и разрывая тонкую полоску ткани, ее последний защитный покров.

Затем Брэнт снова толкнул Еву — на этот раз по направлению к кровати. Пытаясь сохранить равновесие, она сделала несколько неверных шажков назад, но тут ей под колени угодил край огромного ристалища — главного украшения «игротеки» Брэнта, и она упала прямо на кровать, то есть совершила все именно так, как и было рассчитано Брэнтом. Ярчайший свет софитов ослепил ее на мгновение, а потом, словно в дымке, она увидела в зеркале, занимавшем собой весь потолок, собственную фигурку, показавшуюся ей бледной и немощной, и созерцала себя до тех пор, пока другое тело, куда более могучее и массивное, не закрыло от нее собственное отражение.

Ева инстинктивно начала сопротивляться, как только почувствовала на себе тело Брэнта. В ужасе и отчаянье она пустила в ход весь арсенал женских средств ведения боевых действий, включая ногти и зубы. В глазах Брэнта, по-прежнему ничего не выражающих и равнодушных, на какое-то мгновение мелькнул даже отблеск некоего чувства — удивления, что ли? Неужели он и в самом деле предполагал, что она сдастся без борьбы?

— Нет, никогда, — закричала она снова, — никогда я не буду твоей, не буду, не буду! — и повторяла эти слова снова и снова распухшими искусанными губами, уже не обращая внимания на посыпавшиеся на нее вновь удары.

— Господи, чего же ты хочешь? — не выдержал, наконец, хозяин «игротеки», изобразив в голосе некоторую степень негодования. — Вот ведь непослушная девчонка попалась! Ты что, нуждаешься в предварительных играх, которые бы тебя распаляли? Хочешь, чтобы я полизал твою письку, иначе не можешь? Ну, тогда лежи смирно, и я тебе доставлю такую радость. Сказал же — лежи смирно, шлюха!

Как доказательство серьезности намерений хозяина за словами последовал удар огромной силы, почти что нокаутировавший Еву. Еле-еле, сквозь полену слез, застилавшую глаза, Ева смогла различить, как отражение Брэнта на зеркальном потолке сместилось вниз к ее ногам. Теперь Брэнт занимал положение между ее ног, крепко держа Еву за бедра и стараясь развести их как можно шире. Ева попыталась выскользнуть из его объятий и, извиваясь всем телом, поползла на спине прочь. Но вот ее голова уперлась в огромную спинку чудовищной кровати, и ползти стало некуда. Брэнт контролировал каждое движение Евы и по-прежнему оставался в первоначальной позиции.

— Не-е-е-е-е-ет! — в последний раз успела крикнуть она перед тем, как он пальцами вошел в нее.

— Все-таки ты красива. Красива и внизу тоже. У тебя здесь, между ног, запрятаны отличные румяные губки, куколка, а я их видел предостаточно, уж можешь мне поверить. Но какой смысл прятать подобную красоту?

Он нагнул голову… Плача, стеная, зовя на помощь и почти умирая от страха и унижения, Ева тем не менее изо всех сил пыталась вырваться, ускользнуть от него, дергаясь и брыкаясь ногами. И Брэнт действительно некоторое время находился в невыгодном для себя положении, поскольку сильные ноги Евы вставали на пути к источнику его наслаждения и мешали ему сосредоточиться на нем.

— Прекрати брыкаться, чертова девка, — уже со злобой говорил Брэнт, пытаясь восстановить положение и оказаться на высоте. — Лежи смирно, дрянь, не то мне придется…

Пока Брэнт выражал таким образом свое отношение к поведению Евы, та сидела, прислонившись спиной к спинке кровати и отчаянно отбивалась от него ногами. Брэнт внезапно прекратил попытки посягнуть на самое дорогое у мисс Мейсон и тем сбил ее с толку-. Но стоило ей на секунду опустить ноги, как Брэнт ухватился за них и рванул Еву вниз так, что она вновь съехала на спину, и борьба возобновилась бы на прежних позициях, если бы Ева вдруг не увидела расширившимися от ужаса глазами, что, оказывается, в комнате они не одни…

Люди, много людей, десятки людей стояли и смотрели на них, смеясь и переговариваясь друг с другом.

«Господи, когда они только успели открыть замок и войти?» — подумала Ева, ловя на своем теле десятки вожделеющих глаз, — они рассматривали ее, исследовали ее тело, прикидывали, хорошо ли с ней в постели… Ева попыталась было крикнуть, но ее и без того уже натруженные криком связки смогли издать лишь нечто, сходное с шипением. Она попыталась прикрыться от жадных взоров, сорвав покрывало с кровати, но от нее не ускользнуло, что Брэнт уже покидал поле битвы. Он медленно поднялся с кровати, подошел к Еве, кое-как старающейся прикрыть наготу, и окинул ее взглядом, в котором на миг промелькнуло сожаление. Или ей это только показалось?

В комнате слышались раскаты громкого голоса Джерри Хормона:

— А мы за вами чуток понаблюдали, когда вы, птенчики, укрылись в своем гнездышке. Брэнт, старичок, ты что, решил заделаться эгоистом?

— Да, да, именно так. Он раньше всегда сам нас впускал. Где же твое знаменитое гостеприимство, Брэнт? С ближними надо делиться. Раньше у Брэнта лучше получалось в смысле дележки. Верно я говорю, Мэл?

Ева просто не хотела вслушиваться в смысл речей пьяных и накурившихся гостей Брэнта. Он был понятен без слов и столь же ужасен, как и все предыдущее. Словно загипнотизированная, она не могла оторвать глаз от лица Брэнта, словно хотела найти в нем ответ на единственный вопрос — зачем? И Брэнт ответил:

— Все обернулось довольно плохо, Ева. Хотя, впрочем, так тебе, может, понравится больше?

На сей раз голос его был тих и даже мягок. Казалось, среди всех одуревших людей, окружавших его, он беседовал только с ней. Но суть его слов была столь же страшна, а сами слова — жестоки. Брэнт вырвал покрывало из пальцев Евы, которым она хотела защититься от вожделеющих взоров и, раздвинув толпу, беспечно пожимая плечами, удалился, оставив Еву один на один со своими дружками. Вслед ему посыпались шуточки.

— Эй, Брэнт, что-то незаметно в ней обычной кротости женщин, которых ты укрощаешь! Она вовсе не готова познакомиться с нами, как бывало всегда со всеми другими! — Это всего лишь потому, что она не только обыкновенная дура, но еще .и боец по натуре. А может быть, ей просто мало одного парня и нужно как минимум несколько человек, чтобы получить удовольствие.

— Ну уж здесь, Брэнт, не сомневайся. Она получит такое удовольствие, что запомнит его на всю жизнь. Правда, детка? Мужчина с удивительно знакомым лицом, но которого Ева не знала, положил ей руку на грудь и крепко сжал ее. Ева попыталась откатиться от него по кровати, благо ее размеры позволяли это сделать, но кто-то другой поймал ее за ногу.

— По-моему, готовится что-то интересненькое — не иначе как групповой трах, — пропел женский голос прямо над ухом у Евы. — Я тоже желаю принять участие в мероприятии, как борец за равные права для женщин в любой области, — завершил голос замысловатую тираду, и в ту же минуту губы какой-то женщины припали ко рту Евы.

Ева отвернулась, но недостаточно быстро, как показалось борцу за права женщин, и та рассмеялась ей в лицо. Откуда-то издали Ева услышала голос Брэнта, который отдавал распоряжения Джерри Хормону:

— Джерри, будь добр, включи свои чертовы камеры и обеспечь их бесперебойную работу. Ева Мейсон изволит трахаться, поэтому не стоит упускать возможность пополнить нашу коллекцию.

В ответ на слова Брэнта повсюду раздались взрывы хохота и приветствия в адрес новой порнозвезды. Еве оставалось одно — лишь закрыть глаза и не видеть разворачивающегося кошмара; теперь, как и в детстве, это оставалось последним прибежищем испуганной души.

Со всех сторон к ней тянулись жадные руки — они грубо хватали ее тело, сжимали, щипали. Их было слишком много, вожделеющих женской плоти, рук, но Ева боролась в меру своих угасающих сил. Прямо в глаза ей светили прожекторы, от усталости руки и ноги словно налились свинцом, но она продолжала сопротивляться, как могла, поскольку именно сопротивление, бой против всех собравшихся в доме Брэнта непристойных людей и поступков, которые они совершали или готовились совершить, позволяло ей ощутить, что жизнь в ней еще не угасла и се смертный час еще не пробил.

От запаха распаренных тел, жара, подымавшегося от них, словно от растрескавшейся почвы пустыни, Ева задыхалась. Она переходила от забытья к панике, как бы со стороны выслушивая собственные крики и стенания, которые, впрочем, почти полностью терялись в говоре, смехе и возбужденном дыхании множества людей, собравшихся вокруг. Кто-то поднес к ее носу и губам серебряную ложку, полную кокаиновой пыли, предлагая ее вдохнуть, но Ева поворотом головы оттолкнула ложку, и тут же нос и губы стали неметь от просыпавшегося зелья. Безжалостные руки раздирали бедра женщины, стараясь развезти их как можно шире, и она снова кричала и билась в истерике от боли. Вот человек, примостившийся у ее раскрытой для всеобщего доступа промежности, неожиданно произнес: — Предлагаю всем полюбоваться на мое открытие, — его голос звучал приглушенно, но Ева вдруг поняла, что это был не кто иной, как Брэнт Ньюком. Удивительно только, как она смогли безошибочно обнаружить его посреди творившегося сумасшествия? Затем голос Нькжома стал набирать силу. — Ну разве это не самая чудеснейшая писька на свете? Джерри, настоятельно рекомендую отснять крупным планом самый лакомый кусочек мисс Мейсон.