Морган сделал шаг в ее сторону. Фелиситэ двинулась вперед, ожидая, что в доме вот-вот загорятся яркие огни и она увидит ступеньки, едва заметные в слабом свете фонаря мальчишки.

Раздался глухой удар, словно рядом с силой захлопнули дверь, вслед за ним послышался какой-то сдавленный звук, который можно было принять за голос Ашанти, вскрикнувшей в глубине дома, погруженного в темноту. Внезапно ночная тьма словно ожила, наполнившись быстро двигающимися тенями и наводящим ужас звоном извлекаемых из ножен шпаг. Новая вспышка молнии на миг осветила фигуры троих мужчин, бегом спускавшихся им навстречу, сталкиваясь друг с другом на узкой лестнице. Морган не стал терять времени. Он со скрежетом выхватил шпагу и намотал на правую руку полы домино, чтобы было легче защищаться от нападавших. Мальчишка позади сдавленно охнул и бросился наутек, оставив их в темноте. Чьи-то крепкие руки схватили Фелиситэ и с силой отбросили в сторону. Она упала на колени и, хватаясь за грубые камни, уложенные на земле в проходе, попыталась подняться, но ударилась о лестничные перила. Голову девушки пронзила неистовая боль. Еле-еле встав на ноги, она принялась звать Ашанти и горничную. Позади слышалось тяжелое дыхание, приглушенные голоса и проклятия. Морган вступил в схватку с напавшими на него людьми. Шарканье ног фехтовальщиков, яростный звон стали эхом отдавались в темноте прохладной ночи.

— Дубина! Ты чуть не проткнул меня! — прорычал один из незнакомцев.

— Валькур! — Фелиситэ опасалась, что среди них действительно находился ее брат, хотя ей не хотелось в это верить. Такое трусливое нападение троих на одного под покровом ночи нельзя было назвать местью или наказанием обидчика в соответствии с благородными правилами дуэльного кодекса. На ее глазах совершалось расчетливо продуманное убийство. Этому подлому поступку невозможно было придумать оправдание, его могли совершить только люди, начисто лишенные чести.

— Ашанти! — закричала Фелиситэ. — Свет! Принеси фонарь! — Валькур может отказаться от своей затеи, испугавшись, что его узнают. Пока еще не поздно…

Ответа не последовало. Охваченная смятением, Фелиситэ поднялась наверх. Она сейчас не думала о том, что случилось с ее служанкой и с остальными женщинами. Для этого у нее еще будет достаточно времени. Фелиситэ толкнула дверь, ведущую в комнаты, где она жила с отцом. Дверь оказалась незапертой, ее просто прикрыли, чтобы свет от единственной свечи, горевшей в гостиной, не попадал на лестницу. Схватив медный подсвечник и загородив тонкую свечу ладонью, она бросилась обратно.

Столкнувшись на повороте лестницы с полковником Морганом Мак-Кормаком, Фелиситэ замерла на месте. Он держал в руке окровавленную шпагу, его мундир был разорван от груди до плеча и на нем расплывалось темное пятно. Застывшее лицо ирландца напоминало зловещую маску.

— Вам это не понадобится, — проговорил он тихим голосом, — хотя ваша помощь наверняка пришлась бы очень кстати моим противникам. При свете им удалось бы сразу добраться до меня, вместо того чтобы тыкать шпагами друг друга.

— О чем вы говорите? — прошептала девушка. — Где они?

— Они не могли вас ждать. Убедившись, что шансы оказались не столь велики, как они предполагали, ваши сообщники предпочли сбежать, оставив вас одну… в моих руках.

— Сообщники?!

— Ваш брат и его друзья…

— Но они не… я…

Пламя свечи задрожало от короткого и резкого взмаха шпаги.

— Вы что, считаете меня полным идиотом? Я видел вас рядышком сегодня вечером. Если бы у него было больше времени, чтобы обдумать план, Валькур Мюрат наверняка устроил бы засаду в более подходящем месте. В такой тесноте у одного всегда больше преимуществ, если на него нападают больше двух, особенно в темноте. Ему-то незачем разбирать, кто враг, а кто нет.

Морган сделал шаг в сторону девушки, и Фелиситэ невольно подалась назад.

— Я рада, что вас… не ранили.

— Не притворяйтесь. Вы несли зажженную свечу, единственное, что могло помочь вашему брату. Одного этого вполне достаточно, чтобы обвинить вас.

— Я не собиралась им помогать… Я не знала, что на вас хотели напасть… — бормотала Фелиситэ, между тем как Морган медленно поднимался по лестнице. Почувствовав безотчетный страх, она отпрянула назад, каждым напряженным нервом ощущая, как сокращается расстояние, отделяющее ее от дверного проема.

— Ты, наверное, ожидала, что я поверю твоей трогательной заботе о папаше, этим твоим половинчатым обещаниям, которыми ты соблазняла меня, словно осла морковкой, всем этим сладким и нежным приманкам? Ты обманывала меня до тех пор, пока я не решил, что ты на самом деле такая, какой прикидывалась, до тех пор, пока я не попался в твою ловушку! Но если ты согласилась стать приманкой, тебе сейчас придется узнать, к чему это иногда приводит…

Пристальный взгляд его изумрудных глаз выражал презрение, и еще Фелиситэ почему-то решила, что он сейчас смеется над самим собой. Она чувствовала опасность, которая будто пронизывала воздух и отдавалась в ее мозгу набатным звоном. Добравшись наконец до верхней ступеньки, девушка стремглав бросилась в комнату, захлопнув за собой дверь, уперлась в нее плечом и стала торопливо шарить пальцами в поисках запора.

Не успела она накинуть щеколду, как мощный толчок отшвырнул ее назад. Выпавшая из рук свеча отлетела на скомканный ковер, медный подсвечник со звоном покатился по деревянному полу и ударился о стену. Снова послышался звон металла — это Морган отбросил в сторону шпагу.

Через мгновение он очутился рядом с Фелиситэ в кромешной тьме, и вцепившись пальцами в плечи, с силой притянул ее к себе. Его жесткий рот впился в ее губы, как будто желая наказать ее и в то же время наслаждаясь тем, что ему наконец удалось овладеть ею. Фелиситэ отворачивала голову, извивалась, изо всех сил стараясь вырваться из его цепких рук, но напрасно. Он рывком прижал ее вплотную к своей твердой, словно доска, груди, и она почувствовала, как напряжены его мощные мышцы.

— Нет!.. Вы ничего не поняли… — сдавленно проговорила она, но он не дал ей закончить, снова впившись в ее губы. Руки Моргана заскользили по спине девушки, пока он не нащупал вырез хитона. Одним рывком он разорвал на ней и хитон, и нижнюю льняную рубашку. Тонкая ткань расползлась со звуком, напоминавшим негромкий крик.

Почувствовав на обнаженной спине порыв ночного ветра, Фелиситэ поняла, что Морган тянет с плеч разорванный лиф ее наряда и что он вот-вот обнажит ей грудь. На какое-то мгновение она застыла в оцепенении, затем ее захлестнула волна гнева, тупой болью отозвавшаяся в мозгу и вызвавшая нестерпимый страх. В этот момент Морган наклонился, подхватил ее на руки и, прижав к груди, понес к открытой двери в ближайшую спальню, в ту самую, которую она занимала.

Фелиситэ отбивалась из последних сил, стараясь ударить ирландца ногами, изгибалась в его объятиях, едва не складываясь пополам, пыталась царапаться, несмотря на то, что он держал ее за руки. Но все оказалось напрасно. Морган рывком приподнял ее, так что у Фелиситэ закружилась голова, и грубо бросил на кровать.

Сверкнула молния, наполнив комнату неземным светом. Мак-Кормак возвышался над ней, словно ужасное видение, одновременно казавшееся каким-то божественным существом. Его загорелое лицо отливало в темноте бронзой, напоминая скульптуру, изумрудные глаза горели огнем неудержимого желания. Увидев, что он начал расстегивать пуговицы жилета и снимать камзол, девушка попыталась откатиться на другую сторону широкой мягкой кровати, но запуталась в обрывках хитона. Морган тут же наклонился, обхватил ее за талию и потянул обратно. Его рука скользнула по обнаженным бедрам Фелиситэ. Он рухнул на кровать и прижал ее к себе. Заколки выскользнули из волос, золотистым дождем рассыпавшихся по ее плечам, каскадом накрывших жилистую руку ирландца, навалившегося на нее всем телом.

Фелиситэ извивалась, отталкивала его от себя. У нее вырвался торжествующий вздох, когда ей удалось, высвободив одну руку, ударить Моргана по лицу. В бессильной ярости она попыталась добраться острыми ногтями до его глаз, но Морган вовремя сумел среагировать. Тогда Фелиситэ со злорадным наслаждением стала царапать его шею и грудь, пока он не стиснул ее запястья железной хваткой.

Пояс, стягивавший талию, во время схватки развязался, и она почувствовала, как он соскользнул вниз. Морган осыпал горячими поцелуями нежный изгиб ее шеи, его губы оставляли огненный след на плечах. Фелиситэ крепко сжала ноги, продолжая извиваться под ним. Тогда он заворочался, подмяв ее еще сильнее, так что она больше не могла двигаться, и нащупал губами дрожащий бугорок ее груди. Потянув книзу обрывки тонкой муслиновой ткани, он обнажил плоский напряженный живот девушки.

— Нет, — прошептала она. В хриплом звуке слились мольба и протест. Этого не должно произойти. Это просто какая-то ошибка, невозможная, невероятная…

Ее сопротивление, похоже, распалило его еще больше, и прибавило ярости. Морган сбросил ботфорты и в мгновение ока освободился от одежды. Потом он безжалостно сорвал с девушки последние обрывки хитона и, не дав ей подобрать колени, придавил их своей тяжелой ногой. Фелиситэ не могла пошевелиться; он по-прежнему сжимал одно запястье железной хваткой, а вторую руку ему удалось намертво придавить к постели. Морган накрыл ладонью грудь Фелиситэ и надавил большим пальцем на розовый сосок, напряженный от мучительного страха. По мере того как рука ирландца опускалась все ниже, скользя по изящному изгибу талии, по плоскому животу, девушку все сильнее охватывала дрожь. Морган словно изучал на ощупь ее мраморно-белые бедра, пока наконец осторожно не прикоснулся к самому интимному месту между ними.

Фелиситэ судорожно дернулась, попытавшись перевернуться на живот и ударив Моргана в подмышку, прежде чем красная пелена боли затуманила ей взор. Ей удалось высвободить одну лодыжку, но она тут же поняла, что сделала это напрасно. Ирландец просунул колено между ее раздвинувшихся бедер и приподнялся над ней. Она ощутила горячую твердость его мужской плоти и с отчаянным ужасом осознала всю уязвимость своего нежного тела. Фелиситэ из последних сил изогнулась, попытавшись отодвинуться от него. Каждый нерв, каждый мускул, казалось, дрожал от напряжения неистовой борьбы. Морган медленно прижимал ее к своей твердой, неуступчивой плоти в ожидании неумолимо приближавшейся заветной минуты.

Наконец он вошел в нее резким обжигающим толчком. Фелиситэ втянула в себя воздух и уже больше не могла выдохнуть. Обезумев от наполнившей ее разрывающей боли, она лихорадочно забилась, замотав головой из стороны в сторону. Она уже почти ничего не чувствовала, когда лежавший на ней мужчина затрясся всем телом, выпустив из легких воздух, словно получил мощный удар. Негромкое проклятие, сорвавшееся с его губ, заглушил удар грома. Теперь Морган сжимал ее уже не так крепко. Напряжение его плоти в теле девушки стало понемногу ослабевать и Фелиситэ с каким-то непонятным любопытством ожидала, что произойдет дальше. Боль отступила, ей на смену пришло отчетливое ощущение крепкого обнаженного тела, прижимавшего ее к кровати, и душного запаха пота, словно готового затопить их обоих. Она слегка приоткрыла плотно сжатые веки, чуть приподняв ресницы.

Морган казался ей какой-то жаркой и тяжелой тенью, не позволявшей ей двигаться до тех пор, пока черты его лица не осветила вспышка молнии. Он мрачно посмотрел в заплаканные глаза девушки, и Фелиситэ ответила ему взглядом, исполненным гневного смущения. Во вновь сгустившейся темноте выражение лица ирландца опять сделалось суровым.

— Согласен, ты дорого заплатила, милая Фелиситэ, — проговорил он, обжигая ее щеку своим жарким дыханием. — Однако мне пришлось бы заплатить еще дороже, если бы все вышло так, как ты задумала.

— Я… я никогда не хотела…

— Не сомневаюсь, — оборвал ее Морган, — так же как и я сам. Но каким бы глупцом я ни был, я не стану спорить с волею судьбы.

В мозгу девушки теснились мольбы, упреки, оправдания, но она так и не успела выразить их словами. Морган опять вошел в ее тело, заставив Фелиситэ вновь погрузиться в водоворот боли и самых разных ощущений. Он подавался назад и падал на нее снова, его движения становились все быстрее. Ирландец отпустил запястья девушки, подвинувшись чуть выше. Сделавшись жертвой его неистовой страсти, обезумев от насилия, которого невозможно было избежать, Фелиситэ вцепилась ирландцу в грудь, глубоко вонзив в нее ногти. Она царапала его мускулистую плоть, чувствуя, как пальцы сделались липкими от крови. Словно сквозь сон она услышала, как он быстро втянул в себя воздух, очевидно от острой боли, однако уже не могла остановиться. Их разгоряченные тела сплелись вместе, содрогаясь в конвульсиях, и они продолжали бороться не на жизнь, а на смерть. Фелиситэ больше не ощущала страха. Она будет жить дальше, хотя теперь все в ее жизни станет по-другому. Она больше не сможет чувствовать себя столь сильной и неприкосновенной, как раньше, кажется ей самой столь праведным, поскольку она не посмеет считать себя абсолютно безгрешной. Теперь ей придется жить с постоянным ощущением того, что подлое нападение на Моргана Мак-Кормака произошло не без ее участия. Снаружи по-прежнему доносились раскаты грома и вторивший им шелест дождя.