— Чего я и боялся, — тяжело вздохнул Бономм. — Мне следовало понять это сразу, когда вы рисковали кораблем ради того, чтобы вытащить ее из воды, и когда она столь красноречиво уговаривала меня остановить Мюрата, избивавшего вас ради собственного удовольствия. Надеюсь, вы готовы защищать ваше… ваше право?

— Разумеется, — ответил Морган, четко выговаривая слова.

Капитан снова вздохнул.

— Я знаю собственные возможности. В обычном сабельном поединке я могу сражаться на равных с кем угодно. Но у меня нет ни малейшего желания скрестить оружие ни с таким дьяволом во плоти, как Мюрат, ни с таким противником, как вы, мой друг, который дерется так, будто его правую руку направляет сам архангел Михаил, покровитель всех воинов. Она принадлежит вам.

— Нет! Вы не сделаете этого! — закричала Фелиситэ.

— Я поступил так, дорогая, ради твоего спокойствия и безопасности, а также отчасти ради моего будущего благополучия. Постарайся не роптать на судьбу. Один мужчина или другой, какая в конце концов разница? Если для мужчин все кошки в темноте серы, я могу с уверенностью утверждать, что они так же относятся и к женщинам.

— Вы ведь ничего не понимаете. — Подумав о Валькуре, Фелиситэ с трудом сдержала дрожь.

— Похоже, мне следует знать еще меньше. Я оставляю вас Мак-Кормаку, а сам попробую найти утешение в бутылке с ромом. Это великолепное лекарство. Причем, клянусь, не только от обычной лихорадки.

Насмешливо поклонившись, капитан Жак Бономм вернулся в каюту, закрыв за собой дверь.

Фелиситэ взглянула на Моргана. Приподняв бровь, он сделал несколько шагов вниз по трапу, направляясь к двери второй каюты. Распахнув ее, он остановился в ожидании. Фелиситэ скинула подбородок. В ее карих глазах появилось вызывающее выражение, когда она не торопясь стала спускаться вниз.

Оказавшись в каюте, она обернулась к Моргану.

— Надеюсь, ты не думаешь, что у нас все будет попрежнему, потому что тебе удалось устроить дела, как ты хотел?

— Разве это не так? — спросил он, потянув дверь к себе, так что щеколда с резким щелчком закрылась.

— Нет, не так. Возможно, на корабле для меня не найдется лучшего места, чем твоя каюта, только это вовсе не значит, что я собираюсь спать с тобой в одной постели или даже сидеть за одним столом. Однажды тебе удалось вынудить меня пойти на это, но сейчас ты не сможешь повторить все снова. Отец мертв, и мне больше нечего бояться.

В каюте воцарилось напряженное молчание. Они оба понимали, какими бы смелыми ни казались ее слова, они оставались неискренними. Стоявший перед ней мужчина с гибким телом фехтовальщика обладал достаточной силой, чтобы заставить ее подчиниться, если бы ему того захотелось.

Морган оставил вызов Фелиситэ без ответа.

— Я никогда не говорил, что могу причинить зло твоему отцу.

— Ты не заявлял так в открытую, но всегда давал это понять, намекая, что его здоровье будет зависеть от моего поведения. Ты не станешь отрицать, что пользовался моим страхом.

— Нет, не стану и не собираюсь. Как еще я мог сблизиться с тобой после того, что произошло между нами? Охваченный жаждой мести, гневом, обманутый в надеждах, решив, что ты заманила меня в ловушку, оказавшись совсем не той, кем я тебя представлял, больше того, посчитав тебя подлой предательской шлюхой, я овладел тобой силой. Как я мог надеяться на прощение, на то, что ты поймешь мое желание загладить вину, если я сделался твоим врагом?

— Почему это так важно? — спросила Фелиситэ. — Какое тебе дело до того, что я тогда думала?

— Успокойся, Фелиситэ! Чего ты хочешь от меня? Признаний, чтобы швырнуть их обратно? Не переживай, с этим покончено.

— Нет, не покончено, если ты оказался здесь и опять стараешься устроить за меня мою жизнь.

Морган скрестил руки на груди, его рот скривился в едкой ухмылке.

— Если тебя так беспокоит, что мужчины устраивают за тебя твою жизнь, почему же тогда ты уехала из Нового Орлеана? Какой черт дернул тебя бежать словно заяц от гончих, чтобы в конце концов оказаться В гнезде морских разбойников и убийц?

— Если это тебе действительно интересно, ты сейчас все узнаешь, — ответила Фелиситэ и, раздраженная его насмешливым тоном, коротко поведала о том, как Валькур обещал взять ее с собой во Францию, как они выбрались из города, для чего ей пришлось переодеться юношей, об их беспокойном путешествии и наконец о том, как их судно прибыло на остров Большой Кайман.

— Значит, ты хотела попасть во Францию, а вместо этого оказалась в Карибском море. Ты, наверное, здорово удивилась.

— Да, не меньше, чем когда узнала, что ты избрал тот же путь. Как получилось, что ты сразу отправился вслед за нами?

— Почему ты вдруг так решила?

— Я ничего не решила, только ты догнал нас так быстро, что это вряд ли можно назвать случайностью.

— Да, так оно и есть. Ладно, сдаюсь, я на самом деле отправился за вами следом. Мы получили сведения насчет занятий Валькура, узнали о его делах с пиратами, нам стало известно название судна, имя его капитана, порт, куда оно чаще всего заходит.

— Но, по-моему, немного странно даже для испанцев посылать корабль под пиратским флагом со специально набранным экипажем и под командованием одного из старших офицеров лишь для того, чтобы захватить дочь изменника и его приемного сына…

Морган сделал несколько шагов и приблизился к девушке.

— Ты упустила главное, милая Фелиситэ. Я больше не испанский офицер — ни старший, ни какой-нибудь еще.

— Что ты говоришь? — Она смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что не ослышалась.

— Правду.

— Но почему?

— По разным причинам. Начнем с того, что мне не понравилось решение О'Райли расстрелять твоих земляков. Несмотря на то, что его поступок можно оправдать, у него имелось достаточно оснований для их помилования. Кроме того, мы с ним поспорили насчет раздачи земель, которую он обещал. Он заявил, что ее получит только тот, кто прослужил в колонии не менее года, в то время как я утверждал и продолжаю утверждать сейчас, что землю следует выделять после того, как жители Луизианы приняли испанское подданство. В конце разговора генерал-губернатор дал понять, что я вообще не получу никакой земли, если не изменю своей точки зрения. В довершение всего, когда я попросил разрешение покинуть Новый Орлеан, взять корабль и отправиться на твои поиски, он ответил мне отказом. По словам О'Райли, мой долг связан с армией и короной, а не с какой-то сбежавшей от меня французской девчонкой, как бы красива она ни была.

— Значит, ты одним махом перечеркнул все, чего так старательно добивался: положения, гарантированного офицерским званием, надежду на продвижение по службе, планы на будущее?

— Точно. Мы с Бастом и остальными единомышленниками, которых нам удалось найти, угнали бригантину, и я решил вернуться к старым привычкам.

— Ты сделал неплохой выбор. «Черный жеребец» красивый корабль, — проговорила Фелиситэ, опустив ресницы. — Жаль только, что ты потерял его из-за меня.

— Наверное, ты помогала брату не по своей воле. Впрочем, у него весьма странные представления о том, как следует обращаться с сообщниками.

— У меня не было выбора, — ответила она резко. — Но я вовсе не желала ему помогать.

В зеленых глазах Моргана появился огонек любопытства, когда он окинул Фелиситэ пристальным взглядом.

— А почему бы и нет, если ты знала, что я командую судном, особенно после того, как я однажды уже обвинил тебя в чем-то подобном?

— Я предпочитаю мстить открыто, не прибегая к обману. — Фелиситэ не могла объяснить свой поступок подругому, поскольку сама не понимала, что заставляло ее столь упорно отказываться сыграть роль, уготованную для нее Валькуром.

— Я постараюсь запомнить твои слова, — тихо проговорил Морган. — Это не составит труда, особенно если вспомнить, как ты остановила Валькура, не позволив ему засечь меня плетью. По-моему, это как-то связано с твоим… несогласием с ним, о котором ты только что заявила.

— Да, — грустно сказала Фелиситэ, — хотя дело не только в этом. — Она рассказала, как Валькур набросился на нее на борту «Ворона» и как ей удалось избежать нового насилия благодаря Ашанти, поведала о гибели служанки и о том, как брат взял на себя вину за ее смерть. Голос ее сделался напряженным, когда она сообщила Моргану о том, как Валькур пытался ее запугать, как поделился с ней гнусными мечтами и воспоминаниями перед тем, как наброситься на нее в последний раз. При этом Фелиситэ казалось, что ей вскрыли старую запущенную рану, выпустив оттуда гной, копившийся в течение нескольких лет, вместе с которым она отчасти освободилась от ощущения горечи и тоски.

Когда она закончила рассказ, лицо Моргана залила краска гнева, его голос вдруг сделался жестким и хриплым.

— Жаль, что я не знал об этом раньше, — проговорил он. — Я бы проткнул его насквозь, как вертелом — свинью.

— Это сделала я, — ответила Фелиситэ с неожиданной улыбкой.

Карие глаза девушки встретились с изумрудным взглядом ирландца, и ей на мгновение показалось, что боль уже не сжимает сердце так сильно. Протянув руку, Морган осторожно прикоснулся пальцами к багровому пятну на ее скуле.

— Уже поздно, — сказал он, — и я ручаюсь, что это не единственный синяк, который достался тебе сегодня. Впрочем, признаться, я и сам чувствую себя не совсем в форме. Так что нам лучше лечь спать.

Фелиситэ отшатнулась.

— Нам? Я уже сказала, какими теперь станут наши отношения, и этот разговор вовсе не заставил меня изменить решение!

— Я оговорился. — Морган чуть заметно пожал плечами и опустил руку. — Не расстраивайся. Я отправился за тобой, чтобы успокоить совесть, а также из чувства сострадания, и предложил тебе остаться в моей каюте по тем же самым причинам. Но если ты помнишь, я не просил тебя передумать. Так же как и не предлагал разделить со мной постель, Фелиситэ…

Глава 15

Слова Моргана успокоили ее, по крайней мере она утешала себя этим, устраиваясь на ночь. Взяв с рундука грубое покрывало, Фелиситэ с сосредоточенным видом застелила им набитый соломой матрас, лежавший на койке. Она не любила, когда к ней относились с сожалением; и вообще, к чему жаловаться на судьбу, если ее оставили в покое? Впервые за несколько месяцев она наконец сумеет как следует выспаться. Оказавшись в этом тесном закутке вместе с Морганом, она не будет чувствовать себя неловко; им много раз приходилось видеть друг друга обнаженными, так что времена излишней скромности уже давно прошли. Поэтому сегодня ей не стоит слишком переживать из-за того, что узелок с вещами остался в каюте капитана.

Пока Морган снимал сапоги, сидя на койке, Фелиситэ вытащила из бриджей подол рубашки и, скрестив руки, стянула ее через голову. Раздевшись до пояса, с распущенными золотистыми волосами, то скрывавшими, то обнажавшими упругую грудь, она сбросила башмаки и принялась расстегивать бриджи. Заметив, что Морган затих, она посмотрела вверх. Он тут же бросил сапог, который держал в руке, и наклонился, чтобы стащить другой.

Хмурое лицо Фелиситэ неожиданно сделалось задумчивым. Что, если Морган не столь равнодушен к ней, как старается показать? Возможно, мужская гордость или стремление загладить прошлые грехи заставили его скрывать свой интерес. Она сумеет это проверить.

Повернувшись к нему спиной, Фелиситэ стала не торопясь спускать бриджи, дюйм за дюймом обнажая изящные изгибы тугих бедер, чуть заметно покачивающихся в такт движениям судна, поднимавшегося и опускавшегося на волнах. Опершись рукой о переборку, чтобы не потерять равновесия, она освободила сначала одну точеную икру, а потом, повернувшись вполоборота и ухватившись за переборку другой рукой, — вторую. Оставшись полностью обнаженной, Фелиситэ выпрямилась, откинув назад волосы, и встряхнула бриджи, прежде чем повесить их вместе с рубашкой на крючок в ногах койки. Второй сапог Моргана со стуком ударился о стену. Резким движением поднявшись на ноги, он распахнул дверь и прокричал, обернувшись к трапу, чтобы юнга принес корыто горячей воды для мытья.

Фелиситэ поспешно забралась на койку и рывком натянула на себя покрывало. Мимо раскрытой двери мог пройти кто угодно, сердито подумала она. Повернувшись к стене, девушка закрыла глаза. Через минуту она открыла их опять и, незаметно улыбнувшись, вновь опустила ресницы.

Фелиситэ наверняка бы вскоре уснула, если бы юнга, который принес Моргану воды, не поднял столько шума. Когда он наконец удалился, ворча что-то насчет чудаков, которые не могут обойтись без мытья, она заворочалась, словно ей не давали покоя. Чуть приоткрыв глаза, Фелиситэ наблюдала, как Морган, сняв загрубевшую от засохшей крови одежду, встал в корыто с горячей, дымящейся от пара водой, стройный, поражающий мужской красотой.

Он сел, прижав колени к подбородку, так что большая часть его израненной спины скрылась в корыте. Ощутив, как вода обожгла свежие рубцы и порезы, Морган поморщился, испустив негромкий вздох. Он не зря сказал, что устал и неважно себя чувствует, подумала Фелиситэ.