— Морган, не надо… — взмолилась она.

— Нет, надо! Тебе давно пора кое-что понять. В том захолустном безымянном порту на Большом Каймане, увидев тебя на корабле вместе с Валькуром, поняв, как он с тобой обращается, я потерял голову, а заодно и мое судно. Это означало для меня крушение сразу нескольких планов, с чем я не мог примириться. Вверенная мне бригантина, как ты теперь понимаешь, служила своего рода орудием возмездия и предназначалась для захвата пиратских судов. Я почувствовал себя униженным, позволив отнять ее у меня, потому что сам потерял бдительность из-за женщины. Поддавшись на уловку Валькура, я поначалу поверил, что ты тоже отчасти виновата в случившемся. Однако вскоре я вспомнил, как ты пыталась меня предупредить, и понял, что сделал глупость. А насчет лжи…

— Можешь не объяснять. Я видела немало примеров твоего отношения к долгу.

— Это, конечно, так. Но ты неправа, если считаешь, что я принял командование «Черным жеребцом» по приказу. О'Райли полагал, что я принесу больше пользы, оставшись в Новом Орлеане. Я сам заявил, что мой прежний опыт Карибского корсара может оказаться полезным. А все остальное произошло так, как я рассказывал тебе раньше:

он поручил мне это задание, потому что иначе я все равно бы отправился в море вопреки его воле.

— Чтобы изловить Валькура, поскольку ты знал о его связи с «Вороном» и его жестокости? — предположила Фелиситэ, опустив ресницы, застеснявшись собственного упрямства.

— Нет. Я не собирался гоняться за этим негодяем, каким бы гнусным он ни был, даже если он давно заслуживал петли. Мне нужна была только ты, ты, которая преследовала меня во сне, так что я каждую ночь просыпался в холодном поту, охваченный ужасом от мысли, что мне никогда тебя не найти. Поэтому я набрал команду и подгонял матросов, пока они приводили «Черного жеребца» в порядок, чтобы как можно скорей отправиться на твои поиски. Я в какой-то степени сочувствовал пиратам и контрабандистам, старавшимся заработать деньги, несмотря на испанские указы, однако в то же время я понимал, что О'Райли намерен действовать в строгом соответствии с полученным приказом. Поэтому, несмотря на первое, мне так или иначе придется выполнять последнее. Но я отправился бороздить моря прежде всего ради золотоволосой женщины, а все остальное пусть катится к чертям, пока она вновь не окажется в безопасности рядом со мной! — Голос Моргана сорвался и зазвенел, когда он обернулся к ней. — Неужели тебе кажется, Фелиситэ, что после того, как мне пришлось столько рисковать, я позволю палачу накинуть петлю тебе на шею?

— Может быть, и нет, — сказала она, встретившись взглядом с его горящими изумрудными глазами. — Но если меня признают виновной по испанским законам, что еще останется тебе делать?

— Тебя не будут судить, — заявил он. — Найдется достаточно свидетелей, которые подтвердят, что Валькур обманом завлек тебя на борт «Ворона» и что ты помогла захватить мой корабль не по своей воле. Этого хватит, чтобы снять с тебя подозрения. А если их слова не примут во внимание, я брошу О'Райли в лицо бумагу на владение землей и опять уйду в море вместе с тобой. Мы сделаемся настоящими пиратами. Я чуть было не решил поступить так сегодня утром, чтобы тебе не пришлось рисковать даже самую малость.

— Владение землей? — переспросила Фелиситэ. — Помоему, ты говорил, что генерал-губернатор отказался выполнить свое обещание.

— Мне нужно было как-нибудь оправдать мой разрыв с ним.

— Ты опять солгал, — тихо сказала Фелиситэ. Морган медленно приблизился к девушке.

— Послушай, Фелиситэ, ты подсчитываешь каждое слово неправды, сказанное в силу обстоятельств, когда у меня не оставалось другого выхода. Только ты сама разве не обманывала себя на протяжении всех этих недель, притворяясь, что презираешь меня? Или ты солгала сегодня утром? Может, ты призналась в любви и предложила мне рай, который нам все равно предстояло потерять, лишь для того, чтобы нанести последний точный удар, поскольку решила, что моя пиратская судьба в любом случае разлучит нас с тобой?

— Морган, не надо, — прошептала она, — как ты мог додуматься до такого?

— А что еще мне оставалось делать, если ты раньше даже не намекала на это, если я постоянно ощущал твою неприязнь ко мне? Каждое мое прикосновение вызывало у тебя отвращение, к тому же я постоянно заставал тебя в обществе Баста. Ты, наверное, полагала, что этот отпрыск испанских грандов подойдет тебе больше, только, смею тебя заверить, это вовсе не так!

— Я сама знаю. Он просил меня выйти за него замуж, уехать с ним в Испанию, но я отказалась.

Морган замер.

— Чем же тебя не устроило такое предложение? Что помешало тебе согласиться стать женой наследника одного из самых больших состояний в Испании?

— Потому что, — четко проговорила Фелиситэ, — я его не любила.

Тут ей пришло в голову, что Баст сделал ей предложение, потому что знал о задании Моргана и неминуемом появлении испанской береговой охраны после отплытия «Ла Паломы». Вспомнив их разговор, она поняла, что он чуть было не выдал тайну, которую она наверняка бы узнала, если бы умела слушать.

Протянув руку, Морган дотронулся до локона, свисавшего с ее плеча, осторожно перебирая пальцами мягкие блестящие волосы.

— Ты не ответила до конца на мой вопрос. Может, мне следует задать его по-другому. Если бы я сейчас снова предложил тебе выйти за меня замуж, ты бы согласилась?

Фелиситэ почувствовала такое напряжение, что ее бросило в дрожь. Упершись взглядом в позолоченные пуговицы жилета Моргана, она чуть слышно прошептала:

— Нет.

Морган схватил ее за руки выше локтей и, крепко сжав их, притянул девушку к себе.

— Почему? Ради Бога, Фелиситэ, я сейчас сойду с ума! Почему нет?

— Я на самом деле люблю тебя, — начала она, положив ладони ему на грудь, когда он прижал ее еще крепче. На глазах у нее выступили слезы. — Но ты был прав: я бы не сказала об этом, если бы мне не показалось, что между нами все кончено. Этого слишком мало, когда один любит, а другой испытывает лишь страсть. Поэтому я не могу стать твоей законной женой, не могу позволить, чтобы ты терпел меня рядом, примирившись с совершенной в прошлом ошибкой. Эта жизнь не по мне.

Брови Моргана медленно сошлись на переносице, а в глазах появился танцующий изумрудный огонек.

— Потому что… Милая Фелиситэ, как тебе могло прийти в голову, что я не люблю тебя? Разве я не говорил тебе об этом тысячу раз? Без тебя мне трудно дышать, а сердце мое готово остановится. Мысль о тебе не оставляет меня с тех пор, как я увидел тебя в первый раз, когда мне на голову опрокинули тот проклятый ночной горшок! Если бы ты не сделала меня одержимым, почти больным, мысль, что ты вместе с Валькуром задумала меня убить, не вызвала бы у меня такой ярости и ты бы до сих пор могла оставаться девственницей. Если бы одного взгляда на тебя, сознания того, что ты рядом, не было бы достаточно, чтобы успокоить мою душу, разве я бы вызвался возглавить эту опасную охотничью экспедицию? На такую любовь не способен ни один здравомыслящий и трезвый мужчина. И если ты не согласишься пойти со мной, став моей женой, чтобы я мог тебя боготворить, если ты будешь по-прежнему мучить меня так, как делаешь это сейчас, я отрекусь от звания цивилизованного человека и силой заставлю тебя принадлежать мне!

Фелиситэ улыбнулась сквозь слезы одними губами.

— А если я соглашусь?

— Тогда никто на свете, никакой суд, никакие законы никогда не отнимут тебя у меня, до тех пор пока мы с тобой живы.

Фелиситэ бросилась к нему в объятия, обвив руками его шею, в то время как Морган наклонил к ней голову. Слившись в горячем неистовом поцелуе, они упивались сладостным чувством обладания друг другом.

Морган крепко прижался подбородком к ее шелковистым волосам, с наслаждением вдыхая исходящий от них аромат роз.

— Если хочешь, мы можем произнести наши брачные обеты перед капитаном прямо сегодня вечером.

— Да, потом. — Потихоньку высвободившись из объятий, Фелиситэ увлекла Моргана на мягкую постель под бархатным покрывалом.

Позже, устроившись поудобней, положив голову на руку Моргана, словно на подушку, а ладонь — на его широкую обнаженную грудь, Фелиситэ проговорила:

— Ты знаешь, что капитан Бономм сбежал с Изабеллой?

— Да, я видел, — ответил Морган с Лениным удовлетворением, так что ладонь Фелиситэ слегка задрожала от звука его голоса.

— Интересно, будут ли они так же счастливы, как и мы?

— Нет. — Столь простой и прямой ответ требовал, конечно, пояснения. Поэтому через некоторое время Морган продолжил: — Надеюсь, из Бономма выйдет неплохой маркиз, когда он привыкнет к новому титулу, который даст ему Изабелла.

— Возможно, он привыкнет и к своему настоящему имени, от которого ему пришлось отказаться, став корсаром.

— Может быть. — Повернувшись, Морган убрал с плеча Фелиситэ прядь шелковистых волос и, наклонившись, прижался губами к его изгибу.

— Андре рассердится, увидев, что стало с моей прической. К тому же ему придется опять гладить мое платье.

— Это неважно, — засмеялся Морган.

— Ты так считаешь? — Голос Фелиситэ сделался томным, когда губы Моргана оставили горячий след, ведущий от плеча к вершине груди.

— Его услуги больше не понадобятся.

— Даже перед свадьбой? — задумчиво спросила она, проведя пальцами по его волосам.

Морган улыбнулся с многообещающим выражением в зеленых глазах.

— Ну, — уступил он с явной неохотой в голосе и в то же время не скрывая предвкушения грядущих удовольствий, — может быть, еще только один раз…