Она обхватила себя руками и принялась ходить по комнате. Глупый план, совершенно неправдоподобный, как бездарный балаганный фарс, обреченный на провал. Кэтлин с самого начала твердо заявила Ханне, что отказывается участвовать в этой авантюре. Тетя рассчитывала, что «потерявшую сознание» Кэтлин с рекомендательным письмом от бабушки Дамливи доставят в Норкрофт-Мэнор и там она познакомится с графом Оливером. Разумеется, Ханна оставила от письма один конверт, иначе инкогнито племянницы раскрылось бы раньше времени, чего никак нельзя было допустить. Добрая женщина не сомневалась, что знакомство молодых людей перерастет во взаимную привязанность и приведет к свадьбе. В конце концов, не зря же эта пара была составлена пятьсот лет назад…

Кэтлин нахмурилась. Более дурацкого плана не придумаешь. Но действительно ли Ханна столкнула ее с платформы? У тети был виноватый вид, она за что-то попросила прощения… «Extrema remedia, дорогая» — вот что услышала от нее Кэтлин перед падением. Ханна пробормотала еще какие-то слова, которых племянница не расслышала. Но зато она ясно помнила, что упала в трех-четырех футах от платформы и ей совсем не было больно. Значит, падение не причинило ей никакого вреда?

Черт возьми, Ханна к ней не прикасалась! Неужели сработало тетино колдовство? За все пятьдесят с лишним лет жизни Ханне ни разу не удалось добиться хоть сколько-нибудь значительного результата в этой области. Может быть, ей наконец повезло? Тогда понятно, почему Кэтлин упала, лишилась чувств и потеряла память. Нет, это объяснение никак не укладывалось в ее сознании. Она еще могла допустить существование родового проклятия, но колдовские чары, заклинания и, главное, мысль о том, что Ханна освоила колдовство, — это уже слишком. Пожалуй, гораздо спокойнее думать, что тетя ее все-таки столкнула. Ханна славилась решительностью, а «тяжелая болезнь требует сильного лекарства».

Тетя с самого начала настроилась на то, что Кэтлин будет симулировать амнезию. К тому же настоящая потеря памяти длилась ровно семь суток, час в час — слишком многое свидетельствовало о том, что происшествие с Кэтлин не было случайностью. Но согласиться с этим — значит признать колдовство Ханны реальностью. Кэтлин не была уверена, что готова к этому. Но все же, как ни странно, колдовство было единственным разумным объяснением того, что с ней случилось.

Так это или нет, не важно, нужный результат достигнут. Теперь она понимает, с какой целью появилась у Норкрофтов, и самое главное — она знает, что свободна! Она может любить и быть любимой.

Кэтлин села на кровать. Любит ли она Оливера? Да, любит, как ни трудно в этом признаться. И семейное проклятие здесь ни при чем, как ни при чем и любая другая магия, за исключением магии любви… Кэтлин полюбила его за доброту, благородство, душевную щедрость, ответственность и чувство юмора. И еще за то, что он целовал ее, как никто другой. Конечно, она никогда не забудет Кеннета, но ее краткое замужество закончилось так давно… А любовь к Оливеру обещает счастье сегодня, завтра, до конца жизни! И семейное проклятие не имеет к этому никакого отношения, потому что Оливер — ее мужчина, отныне и навсегда.

Оставалось только надеяться, что он чувствует к ней то же, что и она к нему.

Надо поскорее его обрадовать! Кэтлин вскочила с кровати и поспешила к дверям, но вдруг остановилась — что она ему скажет? Сообщит правду о бредовом плане тети Ханны? Или изложит свою версию о колдовских чарах, вызвавших потерю памяти? Такой рациональный человек, как Оливер, вряд ли примет подобное объяснение. Да и кто бы на его месте принял? Как бы он не усомнился в реальности амнезии… Кэтлин поежилась и вспомнила, как леди Норкрофт упомянула предание о семейном проклятии и Оливер назвал это чушью. Когда-то и сама Кэтлин так думала.

Нет, все-таки надо сказать ему правду, иначе она рискует его потерять. При мысли об этом у нее чуть не остановилось сердце. Она в отчаянии стиснула руки. Какие подобрать слова, чтобы Оливер понял?

Она подошла к большому зеркалу в углу комнаты. Приятно смотреть на себя и знать, что ты — это ты. Увы, сейчас это не имело никакого значения, ведь под угрозой ее любовь, ее будущее… У нее неприятно засосало под ложечкой, но Кэтлин стиснула руки и произнесла, обращаясь к своему отражению:

— Оливер, у меня есть для вас хорошая новость…

Отличное начало — кто же не любит хорошие новости?

— Я вспомнила, кто я такая. Вы должны на мне жениться, чтобы освободить наши семьи от родового проклятия, так как снять его может только наша свадьба.

Она послала отражению свою ослепительную улыбку и продолжила:

— К счастью, я полюбила вас… Нет, глупо! Лучше так: наша любовь — большое счастье, ведь мы были предназначены друг другу еще пятьсот лет назад… Господи, какая нелепость! — забраковала она и эту попытку. Пожалуй, придется серьезно поработать над своей речью, и пока она не будет готова, Оливеру лучше ничего не говорить.

Или нет, надо раскрывать ему правду постепенно — например, для начала «вспомнить» о своем вдовстве. Он будет очень рад узнать, что она свободна. А может быть, лучше одолжить экипаж и просто уехать из Норкрофт-Мэнора? Тетя Ханна, наверное, сейчас гадает, как расхлебывать ту кашу, которую она заварила.

Но какое бы решение Кэтлин ни приняла, это будет потом, а сейчас лучше всего пойти и выпить крепкого чая и немного бренди или доброго шотландского виски.

Она бросила прощальный взгляд на свое отражение и покачала головой. Было бы хорошо свернуть Ханне шею, хоть это и не решит проблемы. Глупая колдунья оставила ее среди чужих людей, отняла память, и теперь из-за нее Кэтлин рискует потерять самое дорогое в жизни — свою любовь. И скажите на милость, зачем Ханне понадобилось забирать ее платья?


Глава 13


— Доброе утро, Оливер.

Граф обернулся — в библиотеку вошла Кейт и закрыла за собой дверь.

— Какой приятный сюрприз, — усмехнулся он, поднимаясь из-за стола. — Я уже стал думать, что мы больше никогда не увидимся наедине.

— Вчера рассчитывала поговорить с вами с глазу на глаз днем или вечером, но ваши кузины не оставляют меня ни на минуту, — пожаловалась Кейт. — Похоже, они не только подозревают меня в обмане, но и считают своим долгом препятствовать нашим встречам. Видимо, девушки думают, что тем самым они оказывают вам добрую услугу.

— По ночам они, вероятно, по очереди дежурят у дверей вашей спальни, — весело отозвался граф.

— Или вашей, — насмешливо ответила Кейт, и Оливер снова отметил про себя, что в ней что-то изменилось. Он почувствовал перемену накануне, во время вечернего чаепития, а потом и за обедом: Кейт была как-то необычно молчалива, задумчива, да и держаться стала прямее, будто решилась на что-то и собиралась идти до конца. И еще: она больше не смотрела на мир растерянно, как потерявшийся ребенок. У Оливера екнуло сердце — Кейт принадлежала к числу женщин, которые не могут спокойно жить, если чего-то не понимают.

— Что-то не так, Кейт? — деликатно спросил он.

— Почему вы спрашиваете?

— Вы изменились.

— В чем? — Она подошла к стеллажу и начала разглядывать корешки книг, но Оливер почувствовал, что думает она совсем о другом.

— Не знаю. — Он приблизился к ней и прислонился спиной к стеллажу, скрестив на груди руки.

— Зачем вы меня разглядываете? — спросила Кейт, не поворачивая головы.

— Пытаюсь ответить на ваш вопрос. Кажется, внешне вы не изменились, по крайней мере нос все так же великоват.

— Вас это волнует?

— Да, как и многое другое, связанное с вами, о чем я постоянно думаю.

— Ах да, помню — вы закрываете глаза, и тотчас перед вашим мысленным взором возникает мое лицо.

— Неужели я вам это говорил? — ухмыльнулся Оливер. — Впрочем, мои слова — чистая правда. К примеру, ваши глаза…

— Они вас тоже волнуют?

— Еще бы! Что до всего остального… — Его взгляд скользнул по Кейт, и Оливер чуть не задохнулся от желания. Никогда еще ни к одной женщине его не влекло так страстно, как к этой незнакомке. — У вас волнующая фигура, всё это может свести меня с ума.

— Да вы флиртуете со мной самым возмутительным и неприличным образом! — изумилась она.

— Конечно, — дерзко улыбнулся граф.

— И как далеко вы намерены зайти?

— О, еще ни одна из женщин, с которыми я флиртовал, не спрашивала меня о моих намерениях.

— Так каковы же они, ваши намерения?

— Скорее желания. Я мечтаю заключить вас в объятия и покрывать поцелуями до тех пор, пока наши тела не будут готовы к сладостной неге наслаждения. Потом мы переместились бы на диван перед камином, и я любил бы вас с такой безумной страстью, что неземное блаженство нашей близости заставило бы нас забыть обо всем на свете.

— Прямо здесь, в библиотеке? — ахнула она, изображая смущение.

— Да, здесь, в обществе Водсворта и Браунинга, — кивнул граф.

Кейт расхохоталась.

— Признаюсь, это не совсем тот ответ, которого ждет в таких случаях мужчина. Вы ранили меня в самое сердце, — понурил голову Оливер, прижав руку к груди.

— Не выдумывайте, пожалуйста, ничего вы не ранены. К тому же я спрашивала вас про намерения, а не про желания.

— Ну хорошо. Тогда слушайте… я намеревался заключить вас в объятия…

— Вы это уже говорили, — заметила Кейт, подавляя смех.

— Поскольку с минуты на минуту под каким-нибудь благовидным, но нелепым предлогом сюда ворвутся мои кузины, мне придется отложить объяснения, — продолжал граф, глядя ей в глаза. — Скажу только, что сейчас у меня одно намерение — заставить вас улыбнуться.

— О, в этом вы преуспели, — ответила Кейт, и на ее губах действительно заиграла улыбка. — Теперь, если я загрущу, то вспомню вашу страстную речь в библиотеке и улыбнусь.

— А вы грустите?

— Нет. — Она погладила тонкими изящными пальцами корешки книг. — Просто размышляю о некоторых вещах.

— Мой опыт подсказывает, что умная женщина не должна думать слишком много. Ну-ка признавайтесь, что занимает ваши мысли?

— Я думаю, что будет, когда ко мне вернется память, — пояснила она, продолжая гладить корешки, и граф позавидовал томам, к которым прикасалась ее рука.

— Это во многом зависит от того, что именно вы вспомните.

— Я имела в виду, что будет с нами — с вами и со мной?

— Это тоже зависит от того, что вы вспомните, — проговорил Оливер. — Я очень надеюсь, что вы свободны. Если так… — Он набрал в грудь воздуха и произнес на одном дыхании: — Мы могли бы подумать о совместной жизни.

— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась Кейт, но ее зеленые глаза остались серьезными. Очевидно, она хотела услышать другой ответ. — Несмотря ни на что?

— Не понимаю, — озадаченно протянул граф.

— Многое может помешать мужчине и женщине быть вместе.

— Не вижу никаких препятствий, кроме вашего замужества.

— А если я бедна?

— У меня достаточно денег для нас обоих.

— А если мои родственники пользуются дурной славой?

— Мы не будем приглашать их на званые ужины.

— А если они окажутся людьми со странностями?

— Ну, тогда они отлично впишутся в нашу компанию.

— Тогда представьте себе, что наши семьи враждуют между собой.

— У моей семьи нет врагов, мы очень миролюбивые и мало кого раздражаем — по крайней мере не все сразу. Но если вы правы, тогда мы с вами уподобимся Ромео и Джульетте.

— Они плохо кончили.

— Нам повезет больше.

— А если я вовсе не такая, как вы обо мне думаете?

— Не говорите так, Кейт, — покачал головой граф. — Этого не может быть. И мои чувства к вам не изменятся от того, что у вас будет другое имя.

Она несколько мгновений молчала, глядя ему в глаза, потом сказала:

— Я должна вам кое-что сообщить. Я вспомнила…

У Оливера сердце ушло в пятки — неужели она все-таки замужем?

— …свой дом и лицо близкого человека, — продолжала она.

— Вашего мужа?

— Нет, бабушки.

— Слава Богу! — Он испытал огромное облегчение. — Может быть, вы вспомнили какие-нибудь имена или еще что-нибудь в этом роде?

— Пока нет, только какие-то разрозненные обрывки, но надеюсь, в ближайшее время все окончательно прояснится.

— Прекрасно! Если повезет, скоро этот кошмар будет позади. — Оливер придвинулся к Кейт и взял ее руки в свои. За дверью послышались голоса — видимо, там уже готовились к военным действиям кузины. Подавив страстное желание обнять Кейт, граф торопливо коснулся ее губ. — Тогда и продолжим.

Она подняла на него свои русалочьи глаза — в них был страх. Неужели она боится воспоминаний?

— Не нужно, чтобы ваши кузины нас видели, — пробормотала Кейт. — К тому же меня ждет еще одна примерка. Я лучше пойду…