Осторожно, чуть касаясь, Рольф долго обрабатывал своим утонченным орудием пытки ее соски, пока они не начали судорожно сокращаться. Парализующее чувство томления разлилось по всем членам Анджелины. Стон вырвался из ее груди, и чтобы сдержать другие — рвущиеся за ним следом, она сильно прикусила нижнюю губу. Ее кожа начала заниматься яростным огнем нарастающего желания. А настойчивый кончик пера тем временем скользил по ее животу, продвигаясь все ниже и ниже — к оцепеневшим мускулам ее лона. Вздрогнув, она попыталась плотно сжать ноги, но его колено, поставленное между ее коленями, не позволило Анджелине защитить себя таким образом. Полностью завладев ее телом, принц провел безжалостным пером по внутренней стороне ее бедер, поднимаясь кругообразными движениями все выше и выше — ближе к ее самым интимным органам. Тут он помедлил, наблюдая, как она вздрогнула всем своим напрягшимся телом от этой неожиданной остановки. В ушах Анджелины отдавались гулкие удары сердца. Тогда, как бы случайно, он дотронулся слегка, вскользь кончиком невесомого пера до самой чувствительной точки ее лона.

Мощная волна возбуждения захлестнула ее, все тело Анджелины покрылось гусиной кожей, и конечности судорожно дернулись. Она погрузилась в полузабытье. Разбуженная в ней грубая чувственность заставляла ее со страхом и мучительным томлением ждать и желать каждого нового прикосновения.

Она испытывала пронзительное наслаждение, граничащее со страданием, которое все нарастало, грозя перейти порог человеческого восприятия, но противостоять его силе было невозможно. У Анджелины перехватило горло, она еле могла дышать, и горячие слезы полного отчаянья навернулись на ее глазах; сбежав из-под прикрытых ресниц и оставляя соленые следы на висках, они скатились на пряди рассыпанных по кровати волос.

С искусством, доведенным до совершенства, Рольф все ближе и ближе подводил ее к последней черте, за которой открывалось море нестерпимой муки — болезненных ощущений от неутоленного желания и перевозбужденных нервов. Анджелина уже предчувствовала неотвратимое приближение такого состояния. В этом сумбуре ощущений и эмоций она вдруг испытала парадоксальное, неизвестно откуда взявшееся чувство близости к человеку, так своевольно распоряжавшемуся ее телом; такое чувство неразрывной связи Анджелина никогда не испытывала ни к одному человеческому существу на свете. И, осознав это, она вдруг успокоилась в душе, хотя мучительное возбуждение, в котором пребывала ее плоть, не ослабевало.

Она открыла глаза, подняв свой затуманенный взор на человека, склонившегося над нею, и прошептала:

— Как вы можете?

За эти несколько минут, пока она была в забытьи, выражение лица принца сильно изменилось. Теперь его лицо было покрыто мертвенной бледностью, и на верхней губе блестели капельки пота. Услышав ее слова, он замер. И, выпустив долго сдерживаемый в груди вздох, издал короткий смешок — потешаясь над самим собой.

— Я не могу, — признался он и отшвырнул гусиное перо широким жестом в угол комнаты.

Стремительно встав, он быстро расстегнул и снял свой мундир, разулся и сбросил брюки. Потом он привлек Анджелину к себе, утешая ее ласками и нежно поглаживая окоченевшее от напряжения и боли тело. И вдруг в неожиданно мощном порыве он вошел в нее. Она хотела воспротивиться этому, хотела сопротивляться, но было уже поздно. Решительно и настойчиво он овладел ею. У Анджелины захватило духо от ожесточенной силы его страсти. Он доставлял ее перевозбужденному телу такое совершенное ни с чем не сравнимое наслаждение, что у нее голова пошла кругом, и она окончательно потеряла чувство реальности. Хриплый крик вырвался из груди Анджелины, она устремилась навстречу Рольфу, задвигавшись в унисон с его телом. Она подняла кольцо своих рук и, заключив в них голову Рольфа, опустила замок связанных запястий ему на затылок, пригибая его лицо к своему. Их дыхание смешивалось, их губы сливались в бесконечных поцелуях. Экстаз охватил их; взмывая все выше и выше по его спирали, они стремительно возносились в его неистовом вихре к апогею страсти.

Это было дикое, ошеломляющее, почти животное соитие, от которого оба получали мучительное, невыносимое наслаждение. Оно захлестнуло обоих мощной волной, стирая все грани их индивидуальности, а потом волна откатила назад, выбросив их, выдохшихся и опустошенных, на берег, где между ними снова вырос непреодолимый барьер враждебных противоречий.

Он освободился от ее связанных рук, склонив голову и сняв их кольцо со своего затылка. Потом он развязал узел, размотал шелковый кушак и теплыми ладонями долго разминал и растирал ее затекшие запястья. Глубоко вздохнув, Рольф выпустил внезапно ее руки, отодвинулся и встал с кровати. Найдя брюки, он быстро надел их и, повернувшись, некоторое время пристально глядел на Анджелину потемневшими синими глазами. Потом, наклонившись, он поднял с пола свой мундир и сапоги и, держа их в одной руке, другой пробежал по волосам. Стремительно подойдя к двери, Рольф рванул ее и распахнул настежь.

На пороге он остановился и еще раз обернулся. На его лице ясно читалось выражение недовольства собой и подавленной, но начинающей вновь закипать в груди ярости. Выругавшись, он вышел из комнаты, раздраженно хлопнув дверью за собой.

Анджелина перевернулась на живот, двигаясь осторожно, как избитый человек, боящийся причинить своим свежим ушибам новую боль. Упав лицом на руки, она горько, безутешно зарыдала, не отдавая себе отчета в том, отчего и из-за кого она плачет.

Этой ночью Рольф больше не вернулся в свою кровать, не зашел он и утром. Измученная, Анджелина спала очень долго, пока громкое хлопанье дверей — отдаленное, но отчетливое — не разбудило ее.

На улице стояла прекрасная погода. Дул мягкий влажный ветерок, и в окно светило яркое солнце. Судя по коротким теням, был уже полдень. Анджелина одевалась в теплой, прогретой солнечными лучами комнате, радуясь, что сегодня нет необходимости разжигать огонь в камине. Она страстно мечтала принять сейчас ванну, но на этот раз никто не побеспокоился о ее купании, и Анджелина колебалась, не решаясь поступить, как все в доме — высунуть голову в коридор и позвать Сейруса. Рядом с кроватью на столике не было видно завтрака, который раньше, когда Рольф просыпался вместе с ней в постели, всегда ждал их. И только уже одевшись и решившись открыть дверь, Анджелина обнаружила поднос с кофе на полу за дверью. Кофе остыл, молоко покрылось пенкой.

Мужчины уже уехали. В огромной зале сидел один Мейер — уютно устроившись в углу дивана у разведенного, несмотря на теплую погоду, очага. Перед ним на маленьком столике стоял кофейник со свежесваренным кофе, а рядом на блюде лежали горкой еще горячие рогалики.

Он поднялся на ноги, движения его были затруднены: Мейер припадал на правую ногу. Лицо его было покрыто багрово-фиолетовыми синяками и ссадинами, один глаз заплыл и был еле виден, один висок заклеен пластырем. Склонив голову в поклоне, Мейер произнес:

— Доброе утро, мадемуазель Фортин. Наконец-то я вступаю в обязанности своей сегодняшней службы. Я уже думал, что так и не увижу вас ни разу за целый день.

— Значит, вы рано поднялись? — спросила она, стараясь держаться, как обычно, и скользнув взглядом по столику, где, видимо, стоял его завтрак.

— Зная, что вы еще не ели, я ждал вас столько, сколько мог выдержать, — объяснил он с легкой улыбкой, перехватив ее быстрый взгляд и поняв его смысл. — Хотите присоединиться ко мне?

Было бы невежливо с ее стороны отказываться от приглашения. Кроме того ее аппетит разгорелся с невероятной силой от аромата кофе и свежеиспеченной сдобы. Вдобавок ко всему слова Мейера звучали вполне правдоподобно — на подносе стояли две чашки. Смущенно пробормотав слова благодарности, она уселась на указанное ей место на диване рядом с ним.

Он склонился над столом, поднял блюдо с рогаликами и предложил Анджелине. Та быстро взяла один, давая понять, что с нее вполне достаточно, и Мейер, чуть помедлив, поставил блюдо на место. Когда он на секунду отвернулся, Анджелина бросила на него искоса полный сочувствия взгляд.

— Я… мне так жаль, я прошу прощения за то, что вы пострадали по моей вине.

— Я тоже очень сожалею, мадемуазель, — ответил он, пожав плечами, — что вы вынуждены были попытаться покинуть нас именно таким образом.

Он наклонился вперед, чтобы налить кофе, но Анджелина остановила его, слегка коснувшись его руки.

— Можно я сама это сделаю?

— Буду счастлив, — он выпрямился, наблюдая за ее действиями.

Анджелина наполнила чашку и передала ее Мейеру, а потом потянулась за своей. Взяв блюдечко со стоящей на ней чашкой в руки, она сделала несколько глотков ароматного горячего кофе, прежде чем отважилась сказать то, что ее давно мучило.

— Я могу ошибаться, сэр, но мне кажется, что вчера вы намеренно дали мне возможность бежать из дома.

Он с удивлением посмотрел на нее.

— Но вчера вечером, когда вас спрашивали об этом, вы не проронили ни звука.

Сердце Анджелины учащенно забилось, и она в замешательстве опустила ресницы. Мейер, конечно, ничего не мог знать о том, что произошло этой ночью между ней и Рольфом. Он имеет в виду ее допрос во время трибунала, который устроил принц.

— Ваше наказание, в случае, если бы я только обмолвилась о своей догадке, было бы куда более серьезным. Хотя то, как с вами обошлись вчера, ужасно само по себе.

— Тогда я должен поблагодарить вас за вашу сдержанность. А также изменить то ошибочное мнение о вас, которое у меня сложилось. Ваши ответы на вопросы Рольфа, ваша выдержка — выше всяких похвал. Я восхищен! Я видел мужчин, которые на глазах превращались в тряпку, стоя лицом к лицу с принцем; они изъявляли готовность признаться и свидетельствовать о чем угодно, только бы избежать его злого языка и ярости. Вы будете покрепче, чем я вас представлял, или он послабее, хотя в последнее я не могу поверить.

— Вы… то есть все вы обращаетесь с ним, как с полубогом. Почему бы ему не иметь слабости, как любому другому человеку?

— Действительно, почему бы нет? Но лично я никогда не видел изъяна в его броне — разве что изъянами можно назвать его беспечность относительно своей личной безопасности да склонность к спиртным напиткам. Последнюю, думаю, он намеренно выбрал в качестве своей слабости, чтобы иметь хоть какую-то. Он — будущий король. А это значит, что он должен обладать выдающимися качествами, твердыми и законченными в своей цельности и совершенстве. И первыми в этом ряду стоят — сила, доблесть и божественное могущество.

— А не слишком ли это много для простого смертного?

— Во всяком случае, Максимилиан воплощал в себе все эти качества сполна, а Рольф в этом смысле всего лишь тень брата.

— В вас говорит…

— Обида? — перебил он. — Возможно, но это временное явление; конечно, я еще не забыл публичной порки, которую он устроил мне вчера. Кроме того, я имею право замечать недостатки Макса и Рольфа и говорить о них открыто, ведь я одной с ними крови.

Анджелина насторожилась.

— Вы их родственник?

— А вам никто ничего не сказал об этом? Конечно, это такая мелочь, что не стоит и упоминания. Я единокровный брат Рольфа, незаконнорожденный сын простой девицы из таверны, взятой ко двору и выданной замуж за дворянина, представителя одного из древнейших родов Рутении, по желанию короля, который является нашим с Рольфом отцом.

— Нет, мне никто ничего не говорил об этом.

— Как незаконнорожденный сын он не может претендовать на трон и вот, будучи старше Рольфа на год или два, он вынужден выполнять его приказы и терпеть его нагоняи и разносы.

— Теперь вы понимаете, надеюсь, что я имею право судить о нем и его качествах? Мы выросли вместе при дворе — Макс, Рольф, Леопольд и я. Мне был ближе Макс, вероятно потому, что мы были одного возраста и схожи характерами. Что же касается дня сегодняшнего, одно мне очень не нравится в Рольфе — его способ добывать сведения. Признаюсь, временами я просто не понимаю его… его выходок.

— Я тоже.

— Если это хоть сколько-нибудь утешит вас скажу, что похоже, Рольф начинает сожалеть о содеянном. Он редко совершает ошибки, но когда все же совершает платит за них чистой монетой, включая в эту расплату и наказание самого себя. Таким пьяным, каким он был сегодня утром, я его еще никогда не видел.

— Почему он просто не отпустит меня? — вырвалось у Анджелины.

— Может быть, он сделает это. И очень скоро.

Тема была исчерпана. И они заговорили о другом. Речь зашла о маршрутах сегодняшних поисков. Все мужчины разъехались утром в разных направлениях, ведя разведку поодиночке, даже братья Оскар и Освальд расстались, выполняя каждый свое поручение. Анджелина, чтобы хоть что-то сказать, отпустила замечание по поводу юного возраста близнецов.

— Возможно, они и юны, но оба брата неразлучны с Рольфом вот уже десять лет, или даже более того. Они принадлежат ему душой и телом, хотя вам может показаться, что не они его, а он их собственность, с такой заботливостью пекутся братья о благополучии принца.