Мэдлин Хантер - Обольщение в красном

— Хотите надеть ночную сорочку? — Подойдя к столу, Нелли взяла одну из стоявших на нем коробок.

В коробке лежала чудесная ночная сорочка. Судя по карточке, приколотой к коробке, это был подарок от «Редчайших цветов». Одрианна дотронулась до прозрачной, почти невесомой ткани. Сорочка была куда элегантнее той, что заказала ей мама. Она предназначалась для зрелой женщины, а не для ребенка.

— Я надену эту, — сказала Одрианна. — Впрочем, принесите мне и остальные коробки.

Слуга Себастьяна заглянул в дверь спальни. Он не сказал ни слова, но было понятно: это знак к тому, чтобы горничная покинула покои Одрианны.

Одетый в синий шелковый халат, Себастьян распахнул дверь и вошел в спальню.

Его взору предстала восхитительная женщина в прозрачной ночной сорочке, возлежавшая на усыпанной цветами кровати. Крохотные бутоны проглядывали из ее кудрей и покрывали ее тело. Несколько цветов почти полностью прикрывали ее грудь, от чего прозрачная сорочка казалась почти скромной. Но не совсем.

Себастьян ждал от Одрианны нервозности и неловкости. И даже подумал о том, что делать, если она закричит, но такого он никак не ожидал.

Подойдя к окну, он раздвинул шторы, чтобы получше разглядеть жену.

— Ты прекрасна, Одрианна, — проговорил он.

— Я боялась, что ты сочтешь все это глупым, — сказала она. — И когда ты вошел, подумала, что именно это пришло тебе в голову.

— Вовсе нет. Я не считаю это глупым, — возразил он. — Просто сначала я был удивлен, но в самом лучшем смысле этого слова.

— Рубашку мне подарили, — промолвила Одрианна. — И цветы тоже. Друзья прислали их мне, так что, войдя сюда, я сразу увидела эту роскошь.

— Ты похожа на весеннюю нимфу. Мне бы хотелось оставить свет, чтобы ты купалась в нем, но, если хочешь, я задерну шторы.

— С моей стороны было бы сущим ребячеством сначала украсить себя цветами, а потом прятаться в темноте, чтобы меня не было видно, — сказала Одрианна.

— Это мне понятно, но я бы хотел, чтобы ты была немного посмелее. — Подойдя к кровати, он распахнул халат.

Одрианна зажмурилась и отвернулась.

Оказывается, не такая уж она смелая.

Бросив халат на кровать, Себастьян скользнул под простыню.

Элегантная и эротичная, ее сорочка больше показывала, чем скрывала. Темные соски, уже отвердевшие от возбуждения, просвечивали сквозь тонкую ткань. Нет, такие ночные сорочки юные и невинные новобрачные не носят, но ведь Одрианна уже не юна.

Себастьян поцеловал ее в плечо.

— У миссис Джойс прекрасный вкус, — промолвил он.

— Думаю, сорочку выбирала Селия, — отозвалась Одрианна. — На карточке это не написано, но мне кажется, что так оно и есть… Но это не Лиззи, в этом я уверена.

Похоже, короткий разговор помог ей немного расслабиться. Потому что, несмотря на радушную, немного театральную встречу, Одрианна явно нервничала.

— Почему не Лиззи? — С помощью слов и поцелуев Себастьян стал успокаивать ее. — Потому что она была больна?

У Одрианны перехватило дыхание, когда он поцеловал ее грудь. Но при этом она чуть подвинулась к нему. Правда, похоже, сделала она это неосознанно. Цветок, лежавший на ее груди, упал на простыню.

— Да, — наконец промолвила она в ответ.

Себастьян развел в стороны полы сорочки, чтобы обнажить высокую, соблазнительную грудь с эротичными сосками. Он провел языком по одному из них и тут же застонал от возбуждения.

Он ласкал ее грудь губами и руками до тех пор, пока Одрианна не впала в блаженное полузабытье. Она была в таком состоянии, что и не заметила, как Себастьян снял с нее сорочку и она осталась нагой. Он лег на нее, наслаждаясь теплой и мягкой кожей. Ощущение было настолько невероятным, что почти причиняло Одрианне боль.

Себастьян едва сдерживал себя. Но чтобы сделать удовольствие еще более острым, решил раззадорить Одрианну еще больше.

Кожа к коже. Умелые, уверенные руки опытного учителя. Ароматы повсюду — аромат тел и смятых цветов.

Одрианна не переставала удивляться всему этому, но ее тело постепенно расслаблялось. Стоны удовольствия становились все громче. Удовольствие было таким сладким и мучительным, что Одрианна едва терпела, но ни на мгновение бы не захотела, чтобы он остановился.

Ни одну женщину Себастьян не ласкал так долго, но Одрианна была не в силах сопротивляться. Она с удивлением обнаружила, какие твердые у него плечи и спина, когда ее руки обхватили его. Себастьян был для нее новым и неизвестным, знакомым и непонятным — весь он, его тело и дух.

Он приподнялся на руках, и Одрианна отпустила его. Приподнял ее левую ногу и согнул в колене. Осмотрел с головы до ног, при этом прядь волос упала ему на глаза, отчего взгляд стал еще более пронзительным. Одрианна тоже решилась оглядеть его, спрашивая при этом себя, имеет ли она право смотреть на то, что открывается ее взору.

Те самые ласки, которые Себастьян продемонстрировал ей в саду, — такие желанные и нужные ей. Она ждала их, хотела их. Но все равно у нее не хватало дыхания. Одрианна закрыла глаза, чтобы он не увидел, что она находится на грани безумия. Себастьян делал что-то невообразимое. И настолько порочное, что она закричала, но тут же прикусила губу, чтобы сдержать следующий крик. Но она все равно закричала. Однако Себастьян не унимался. Мир вокруг них исчезал, оставалось только наслаждение, заставляя ее отчаянно хотеть чего-то такого, что она была не в состоянии назвать.

Себастьян снова задвигался, и вскоре его тело оказалось над ее телом, а его бедра придавили ее раздвинутые ноги. Он крепко прижал ее, и Одрианна начала что-то понимать.

Она серьезно посмотрела на него. Его глаза потемнели от страсти, а крепко сжатые челюсти говорили о том, каких усилий ему стоит сдерживаться.

Одрианна поняла: он старается не причинить ей боли. Но все равно причинил. Она закрыла глаза, а потом все кончилось, и они были вместе, и боль утихла, но ощущение близости, того, что он рядом, а его плоть внутри ее, заворожило ее.

Удовольствие вспыхнуло с новой силой, когда Себастьян задвигался. Ее руки вновь ощутили твердость его тела. Одрианна потеряла счет времени, оно словно растянулось в пространстве, однако не забывала она и о реальности.

Толчки Себастьяна дарили Одрианне новые ощущения, и это уже не пугало ее. Она больше не теряла связь с реальным миром, с происходящим — напротив, она наслаждалась им до тех пор, пока они не вознеслись к вершине экстаза.

Себастьян не ушел, когда все было кончено, хотя Одрианна была уверена, что он уйдет, потому что не захочет испытать неловкость.

Она закрыла глаза, чтобы остаться наедине с собой. Но Себастьян лишил ее права на уединение так же быстро, как сорвал с нее ночную сорочку.

— Ты кажешься такой задумчивой. — Его голос вернул ее в реальность.

— Я выполняю в уме кое-какие арифметические действия, — сказала Одрианна. — Складываю и вычитаю.

Щекой она почувствовала, что его буквально затрясло от смеха, хоть он не издал ни звука.

Открыв глаза, Одрианна увидела обнаженные плечи и грудь мужа. Пока он были близки, вид его нагой плоти не смущал ее, однако теперь она испытала настоящий шок.

— Я подсчитываю, как часто это можно делать в течение десяти часов и скоро ли ты захочешь сделать это снова, — произнесла она.

Себастьян устремил на нее добрый, полный сочувствия взгляд, словно понимал, какую неловкость она испытывает. Как она смущена и открыта перед ним.

— Не слишком скоро, — ответил он. — Не раньше, чем через несколько дней.

Себастьян сел. Она поняла, что он сейчас уйдет. Однако сделал он это не сразу: дал ей время закрыть глаза. Когда-нибудь, возможно, она перестанет это делать.

Одрианна слышала, как он ходит по комнате.

— Утром позови свою горничную, чтобы она приготовила тебе ванну, — сказал Себастьян. — Днем мы обедаем с моим братом в его покоях. Я пообещал ему, что мы придем, раз уж он не смог посетить свадебный завтрак.

Одрианна ощутила, что он подошел к кровати, а потом поцеловал ее в щеку.

— Извини, что сделал тебе больно, — сказал он. — А ведь я старался, чтобы этого не произошло. Но больше больно не будет, — пообещал ее муж.

Одрианну тронула его забота. Она подумала, что было бы ужасно, если бы он не извинился.

— Боль была, но не очень сильная, — призналась она.

Остановившись у двери, Себастьян посмотрел на Одрианну.

— Шок сильнее боли, а смущение сильнее шока, — добавила она. — Все произошло так, как ты и обещал. Это более чем терпимо.

Себастьян не приходил к ней две ночи. А потом стал приходить каждую ночь. Одрианна подсчитала, что часы, проведенные ночью вместе, в дополнение к тем, что они проводили друг с другом днем, как раз и складываются примерно в десять часов общения в первую неделю.

К концу этой первой недели она уже привыкла видеть в своей постели обнаженного мужчину. Он не долго там оставался, но все же уходил не сразу после соития. Одрианна пришла к выводу, что их близость, проходившая в темноте и при полном молчании, — это обязанность, исполняемая как-то украдкой. Возможно, на самом деле лорд Себастьян придерживался более свободных взглядов на плотскую любовь, потому что не зря же у него была репутация развратника.

О его прошлом Одрианна была вынуждена вспоминать всякий раз, когда они бывали на светских приемах.

Разумеется, в открытую никто ничего не говорил, но все как-то странно удивлялись, что лорд Себастьян вообще женился, да к тому же выбрал себе такую жену. Несколько леди вслух высказали предположение, что это Одрианна подстроила ему ловушку. Становилось понятно, что за подобными словами стоит не кто иной, как леди Уиттонбери.

Большую часть времени Одрианне удавалось избегать общества маркизы. Как и говорил Себастьян, дом у них был очень большой. Библиотека и музыкальный зал становились для Одрианны раем, когда она выходила из собственных покоев. Ну и разумеется, сад. Он был таким огромным, что в нем легко можно было потеряться. А если у Одрианны возникало желание сменить обстановку, она брала с собой Нелли, и они вместе отправлялись прогуляться в парк или на Оксфорд-стрит.

Но за завтраком ей волей-неволей приходилось терпеть общество леди Уиттонбери. Они просматривали почту, и маркиза советовала ей, какие приглашения принять. Когда сезон бывал в разгаре, некоторые события в стране могли не происходить неделями и даже годами. Леди Уиттонбери объяснила Одрианне, что предстоящий сезон будет относительно спокойным по сравнению с остальными, а причиной тому был траур по принцессе Шарлотте, который не закончится с началом сезона.

После просмотра почты Одрианна читала газеты, которые выкладывали перед ней слуги. Начинала она с объявлений в «Таймс», а затем просматривала заметки в газете. Домино уже дважды испробовал этот способ связи, и она надеялась, что он воспользуется им и в третий раз.

Себастьян никогда не присутствовал на этих ранних завтраках. На восьмой день брака леди Уиттонбери объяснила невестке, что братья имеют обыкновение завтракать вместе в покоях маркиза.

— Само собой, дело в том, что Уиттонбери должен инструктировать его, — говорила она. — Себастьян лишь использует в парламенте власть моего старшего сына, а не свою собственную.

Одрианне было трудно представить себе, что Себастьяна кто-то может в чем-то проинструктировать или что он использует чью-то власть. Она уже была готова вступиться за мужа, но тут маркиза сменила тему:

— Нам надо что-то сделать с твоим гардеробом, дорогая. Я очень долго старалась об этом молчать, но больше не в состоянии держать язык за зубами. Сегодня я приглашу к тебе мою портниху.

— У меня новый гардероб, — пожала плечами Одрианна. — И не стоит тратить деньги, чтобы его заменить.

— Можешь от него избавиться, потому что носить эти вещи тебе не придется.

— Прошу меня простить, мадам. Моя попытка возразить вам оказалась неубедительной. Но по правде говоря, я не хочу менять свой гардероб. Во-первых, в этом нет необходимости, а во-вторых, мне мои вещи нравятся. Однако я благодарю вас за заботу обо мне. — Особенно ей нравилось бледно-желтое платье из муслина с корсажем из тафты, в которое она была одета за завтраком. А ведь скорее всего именно эти вещи вызвали неодобрение маркизы, вот она и предложила Одрианне сменить гардероб.

Женщина попроще уступила бы невестке. Но не такой была леди Уиттонбери. .

— Я забочусь о себе и моем сыне точно так же, как о тебе, — заявила маркиза. — Некоторые твои платья не самого лучшего цвета и фасона.

Говорила она довольно ласковым тоном, однако ее слова все равно прозвучали резко. При этом она улыбалась, и выражение ее лица вполне могло бы подействовать на расшалившегося ребенка, которого силой заставляли повиноваться, когда обычные уговоры не помогают.