Себастьян наконец-то прислушался к словам Хоксуэлла. Точнее, только к части его рассказа. Потому что почти все его внимание по-прежнему было поглощено тем, что происходит в противоположном конце зала. Если этот тип немедленно не отойдет от Одрианны, он сейчас направится туда и…

И — что? Себастьян понял, что его охватывает гнев. Снова ревность! Необоснованная и неожиданная. Только теперь она была направлена не на брата-инвалида, который утешал его жену, а на рыжеволосого красавца, с которым она разговаривала. Себастьян сам был большим докой в искусстве обольщения, и опыт подсказывал ему, что незнакомец пытается соблазнить его жену.

— Полагаю, они захотят провести еще одно следствие, — промолвил Хоксуэлл. — Но мне не нравится, когда кто-то ставит под сомнение мои слова или пытается обвинить меня в том, что я причинил ей вред.

— Не исключено, что они всего лишь хотят сделать это, чтобы объявить ее умершей, — предположил Себастьян.

— Это невозможно, пока не пройдет по меньшей мере семь лет, — сказал Хоксуэлл. — И всем это известно.

— Да, но они собирают факты и свидетельства, так что, возможно, все произойдет раньше. В прошлом году шаль, в этом году — ридикюль. И если следователь найдет еще что-нибудь, дело наконец закроют.

— Но если он ничего не найдет, можешь обвинить меня, я не против.

— При чем тут я? Он ни в чем не сможет обвинить тебя, так что его усилия сведутся к нулю, если это его цель. Тебе следует игнорировать его.

Одрианна что-то говорила. У нее был такой же вид, как в тот день, когда она впервые отказалась от его предложения. Мужчине это не слишком нравилось. «Правильно! Поставь этого чертова наглеца на место!»

— Да что, черт возьми, с тобой происходит?! — Хоксуэлл проследил за взглядом Себастьяна. — Новый ухажер? Так скоро? Пусть сначала хоть чернила на свидетельстве о браке подсохнут.

— Этот парень пытается приударить за моей женой, — сказал Саммерхейз.

Хоксуэлл снова посмотрел на Одрианну и Роджера:

— Отсюда трудно разглядеть, что там происходит.

— Я уверен.

— Узнаешь знакомые повадки распутника, не так ли?

— Я никогда в жизни не волочился за женщиной, которая вышла замуж меньше недели назад.

Хоксуэлл рассмеялся:

— Ах, вот оно в чем дело! Судя по твоему негодующему тону, он тебя раздражает. Тебя это действительно волнует, или ты — всего лишь один из заевшихся богатых собственников, которые ревнуют ко всем видам своей собственности?

Так ли это? Действительно ли все, что с нею связано, вызывает у него волнение? Или это в самом деле лишь чувство собственника, переживающего за новую покупку? Эти вопросы застали его врасплох.

Хоксуэлл обошел его вокруг, чтобы загородить Одрианну.

— Если кто-то когда-либо заключал брачный союз исключительно из чувства долга, так это ты, Саммерхейз. И вы с ней оба это понимаете. Ты же знаешь, что рано или поздно и ты заведешь себе любовницу, и она — любовника. Думаю, что сначала ты, а потом она. Обычно это происходит именно так.

— Не всегда.

— Да, не всегда. Иногда жена остается верной и обиженной. Так что иди и надавай ему тумаков, чтобы она знала, как это бывает.

В этом не было необходимости. Себастьян снова увидел Одрианну — она шла по комнате. Одна.

— Временами ты бываешь таким мерзавцем, так раздражаешь меня, Хоксуэлл, — проговорил Себастьян.

— Лишь тогда, когда ты ведешь себя как осел, Саммерхейз.

Одрианна вспоминала бал, а Нелли расстегивала ей платье. Все прошло хорошо, думала она. В такой огромной толпе ее незначительность сыграла ей на руку и даже защищала. Несмотря на это, она познакомилась со многими людьми, и ее даже одаривали приветливыми улыбками. Так что, вероятно, в течение нескольких месяцев она не будет чувствовать себя незваной гостьей на подобных сборищах, несмотря на то что на самом деле она все равно будет считать себя там чужой.

Одрианна подняла руки, чтобы снять платье.

— Пока не нужно.

Одрианна удивленно оглянулась. У двери, ведущей в ее спальню, стоял Себастьян. Он оперся плечом о косяк, скрестив на груди руки. Галстук и фрак он уже снял. Свет свечи подчеркивал белизну его сорочки и темные глаза, наблюдавшие за ней.

Если он не хочет, чтобы она снимала платье, она не станет этого делать. Одрианна молча застыла перед мужем. Себастьян сделал знак горничной, чтобы она вышла, и шагнул к жене.

— Ты в этом платье выглядишь потрясающе, — проговорил он. — Все так решили.

— Не думаю, что в этой суете кто-то вообще обратил на меня внимание.

— Я обратил. Я не мог оторвать от тебя глаз.

Себастьян подошел к ней поближе и остановился за спиной. Одрианна шагнула к туалетному столику, но рука Себастьяна обхватила ее и вернула назад. От горячего поцелуя в шею Одрианна судорожно вздохнула.

Его ладони пробежались по шелку платья. По всему ее телу. Одрианна задрожала, чувствуя, как возбужденная плоть мужа прижимается к ней сзади. От этого давления в ней стало подниматься наслаждение. Когда его руки коснулись ее отвердевших сосков, Одрианна выгнулась, чтобы опереться об него, а ее тело уже изнывало от сладостной пытки.

Поцелуи-укусы. Лихорадочные, уверенные, нетерпеливые. Себастьян осыпал поцелуями ее шею и плечи, и Одрианна повернулась к нему лицом, чтобы получить больше ласк.

А потом она почувствовала, что парит в воздухе: это Себастьян поднял ее и понес к кровати.

— Встань здесь на колени.

Одрианна не поняла его, но повиновалась, когда Себастьян положил ее на кровать. Но вскоре ей стало понятно, что он задумал. Одрианна удивилась. Где-то глубоко, в нижней части ее живота разлилась приятная истома.

Щекоча кожу, шелк скользнул вверх по ее бедрам. Все выше и выше, пока красная волна не поднялась до ее талии и облаком не упала на кровать. Себастьян стянул до колен ее панталоны.

Прикосновение. Одно уверенное глубокое проникновение. Одрианна не смогла сдержать стон.

Он замер, оставив ее в такой позе, выжидая. Она дрожала от нетерпения. Таких ощущений она еще не испытывала. Оглянувшись, Одрианна увидела, как упала его рубашка и как Себастьян устроился сзади…

Он брал ее жестко и уверенно, а она желала, чтобы его толчки были еще сильнее. Его плоть проникала все глубже в ее лоно. Его движения вызывали в ней какой-то новый голод, становившийся все сильнее и сильнее и перераставшей в новое наслаждение. Одрианне хотелось этого, она желала, чтобы напряжение в ее теле достигло высшей точки и довело ее до экстаза. Это было дикое безумие — как волна красного шелка, разделяющая их.

Ощущения становились все более острыми. Забыв о стыдливости, она сходила с ума от испепеляющей страсти, теряла над собой контроль. А потом, закричав, наконец ощутила, как тело словно воспарило к сияющим высотам оргазма.

Себастьян снял платье с ее обмякшего, удовлетворенного тела и отбросил его в сторону. Должно быть, платье было теперь испорчено, но это не волновало Одрианну.

Отбросив подушки, Себастьян уложил ее на кровать и лег рядом. Он не спал. Чувство удовлетворенности было настолько полным, что он не хотел терять его.

Одрианна инстинктивно пододвинулась к нему. Себастьян обнял ее и привлек к себе.

Наслаждение было божественным, но таким скорым. Одрианна постепенно возвращалась в реальный мир. Разум Себастьяна вновь начинал подчиняться ему. Он стал вспоминать события минувшей ночи. Воображению Себастьяна долго представлялась картинка ее обнаженных и таких эротичных ягодиц в окружении красного шелка, ее раздвинутых бедер, трепетавших в ожидании проникновений.

Однако вскоре его мысли вернулись к балу. В особенности к одному событию этого бала. Еще два часа назад он не стал бы спрашивать о нем, да и спустя столько же времени после близости — тоже. Однако сейчас, когда секс так сблизил их, пусть и на время, он все же решился.

— Что это был за мужчина? — спросил Себастьян. — Ну тот, на балу?

Одрианна замерла, хотя вопрос застиг ее, когда она сладко, как кошка, потягивалась. Кажется, у нее даже дыхание остановилось. Себастьяну казалось, что он чувствует, как помчались вскачь ее мысли, как она старается подобрать правильные слова, лихорадочно обдумывает, сказать ему правду или солгать. Одного ее смятения было достаточно для того, чтобы у Себастьяна появилось желание убить этого типа.

— Он мой старый друг, — ответила она. — Военный офицер. — Наступила долгая пауза. — До его поездки во Францию мы были обручены, — наконец добавила Одрианна.

— Но когда он вернулся, помолвка была расторгнута, — промолвил Себастьян. — Что же произошло?

— Я освободила его от обязательств, — сказала Одрианна. — Время многое меняет.

— Для него или для тебя?

— Для нас обоих. Думаю, это обычная история. Часто союзы, заключенные перед долгой разлукой, не выдерживают испытания временем.

Едва ли. Они выдерживают его именно потому, что женщины плохо переносят перемены. Стало быть, она ему лжет. Этот негодяй разбил ей сердце. Об этой боли и была написана ее печальная песня.

— Как давно ты расторгла помолвку с ним?

— Больше года назад. Перед прошлым Рождеством.

— Ты все еще любишь его? — спросил Себастьян. Трудно было задать этот вопрос. Труднее, чем он думал. И еще ему было не по нраву то чувство, с каким он ожидал ответа.

— Я бы не смогла выйти за тебя замуж, если бы по-прежнему любила его, — промолвила Одрианна. — Это было бы нечестно, несмотря на то что у нас брак по расчету. Я тщательно исследовала свое сердце, прежде чем дала тебе окончательный ответ.

У Одрианны был талант удивлять его. Не многие из людей, которым предложили бы роскошь и богатство, положение в обществе и избавление от многих проблем, стали бы раздумывать, принять или не принять предложение.

— Мне следовало рассказать тебе обо всем до свадьбы? Ты сердишься из-за того, что я этого не сделала?

— Да нет, у тебя не было причин рассказывать мне эту историю, — пожал плечами Себастьян. — Все это в прошлом и для нас не имеет значения.

Глава 15


Среди предметов роскоши, свалившихся на Одрианну после замужества, была новая карета. Спустя три дня она попросила приготовить экипаж и велела кучеру отвезти ее в «Редчайшие цветы».

Все обитательницы ее бывшего жилища находились в оранжерее: они рассортировывали горшки с лилиями и гиацинтами. Сквозь стекло Одрианна увидела, что сад постепенно оживает: из земли показались ровные ряды зеленых ростков.

Женщины не стали суетиться из-за ее приезда. Точно так же они вели бы себя, если бы Одрианна просто вернулась с одного из уроков музыки. Круг обитательниц «Редчайших цветов» разомкнулся и впустил ее, как будто она и не уезжала отсюда вовсе.

— Сезон начинается, и у нас полно дел, — сказала Лиззи, объясняя на ходу Одрианне, почему Дафна велела всем заняться горшками. — Нас попросили повторить в двух садах то, что мы сделали в церкви на твою свадьбу.

— Люди порой бывают такими неоригинальными, — заметила Селия. — Одна леди даже попросила поставить те же самые цветы. Дафне пришлось объяснять ей, что нелепо выставлять тюльпаны и нарциссы в горшках, когда в это время они уже могут спокойно расти в земле.

— После непогоды, случившейся два года назад, все боятся, что их собственные цветы будут маленькими или не вырастут вовсе. Да и нашему саду понадобится немало времени, чтобы прийти в себя. — Дафна имела в виду год, когда лета не было вовсе и им пришлось очень нелегко. Она пересчитала цветущие лилии. Довольная результатом, Дафна сняла с себя фартук. — Ну вот, цветы готовы, мистер Дэвидсон может отвезти их. Лиззи, проверь, чтобы он забрал все лилии, когда придет.

Потом подруги вернулись в гостиную. Селия пошла сварить кофе. Дафна внимательно осмотрела Одрианну с головы до пят.

— Похоже, ты вполне довольна своей семейной жизнью, — промолвила она. — Прошу тебя, скажи, что это так.

— Я довольна больше, чем ожидала, — кивнула Одрианна. — Разумеется, не обошлось без сюрпризов.

— Уверена, ты имеешь в виду вмешательство леди Уиттонбери в вашу жизнь, — сказала Дафна.

Одрианна говорила совсем не о вмешательстве леди Уиттонбери, а о чувственной стороне брака. И признаться, она привлекала ее больше, чем экипажи и шелка. Погружаясь в море наслаждения, она забывала о том, кем была. На время она даже забывала об обстоятельствах, уложивших ее в постель лорда Себастьяна.

— Да, порой она портит мне настроение, появляясь на небосклоне темной тучей, но, к счастью, эта туча не так велика, как могла бы быть. Да и маркиз стал мне добрым другом. — Честно говоря, он стал ее лучшим другом. Даже единственным во всем мире. А Себастьян по сравнению с братом все еще оставался для нее незнакомцем. Она не чувствовала себя с ним так же свободно, как с маркизом. Не забывала быть осторожной. Себастьян до сих пор настолько волновал ее и внушал ей благоговение, что она терялась в его присутствии, а ночами это чувство растерянности становилось еще сильнее.