— Да нет, не так уж много. Она была у него вечером того же дня, когда ты приходил ко мне. Но я не передавал ее тебе, потому что мои вторники были заняты делами.

— Разумеется. В конце концов, в неделе не так уж много вторников, — слегка улыбнувшись, промолвил Себастьян. — Но ты скажешь мне, кто заплатил тебе доле пороховой фабрикой? Это очень важно.

Каслфорд задумчиво посмотрел на графин с бренди, однако передумал пить.

— Так уж случилось, что это касалось другого дела, которым я занимался по вторникам. Но мне не понравилось, что кто-то пытается скрыть свои грязные делишки за моим именем. Без сомнения, он решил, что, когда все улики укажут на меня, следствие закончится. Подобные умозаключения несправедливы, однако они позволяют почувствовать, как чудесно быть герцогом. И все же нехорошо использовать в качестве преимущества то, что служит преимуществом другому человеку, особенно если ты не герцог. — Каслфорд сдержал зевок. — Пожалуйста, сядь, а то ты напоминаешь мне моего старого наставника, который вечно возвышался надо мной.

Себастьян сел.

— Его имя? — спросил он.

— Тебя действительно очень не любят в Совете по боеприпасам и вещевому снабжению. Тебе это известно? Говоря о тебе, они используют весьма сильные выражения. От слов Оукса у меня уши горят, а Малгрейв вообще тебе не доверяет.

— Ты провел два последних вторника за разговорами со старшими офицерами Совета по боеприпасам? — удивился Себастьян.

— Кое-что не имело смысла, и я решил, что они помогут мне во всем разобраться. И я пришел к выводу, что мне нравится, когда во вторник я могу многое понять.

— Вот что с тобой делает трезвость.

— Отсюда и хандра. — Упершись локтями в колени, Каслфорд наклонился вперед и очень трезвым взглядом посмотрел на Себастьяна. — Так вот… Похоже… правда, я этого совсем не помню… что я получил такую своеобразную оплату карточного долга от Персиваля Кеннингтона.

— От Кеннингтона?! — оторопел Себастьян.

— Странно, не правда ли? Кто бы мог подумать, что он дойдет до такого, то есть до торговли? И, судя по словам Гудейла, он не одинок. Потому что его друг Саймс-Уилверт тоже вовлечен в это. Двое солидных сыновей баронов в буквальном смысле слова упираются плечами в точильные камни, чтобы производить порох ради большого случая.

Каслфорд был удовлетворен: его слова поразили Себастьяна. Ему и в голову ни разу не пришло, что Петтигру и Эвершем — двое знакомых ему людей. Черт возьми, о чем они только думали? Получаемая ими финансовая выгода не стоила такого риска. А теперь они живут, зная, что их поступки стали причиной смерти невинных людей… Господи, он же хотел преподнести Моргану подарок и позволить ему рассудить это дело по справедливости, и вот теперь выясняется, что в нем замешаны его ближайшие друзья…

— Ну вот, Саммерхейз, ты хотел быть ангелом-мстителем, а вместо этого ступил на путь дьявола. — Каслфорд внимательно смотрел на Себастьяна. И в его взгляде не было насмешки. Нет, это были глаза друга, которого он знал в давние времена, с которым они понимали друг друга без слов и который не без причины попросил Гудейла уйти.

— Так зачем же ты все-таки разговаривал с офицерами Совета по боеприпасам?

— Чтобы выразить им мое глубочайшее недовольство, — ответил Каслфорд. — Всем известно, что эти двое — глупцы. Ты бы стал покупать у них порох? Черт, да я бы ни крупинки у них не купил, вздумай они продать его мне. Черт возьми, мне наплевать на то, что они, скрываясь, назвали компанию именами то ли своих тетушек, то ли любимых лошадей. Но члены Совета были обязаны знать, что они — владельцы мастерских. И все же они имели с ними дело. — Он снова откинулся на спинку кресла. — Непонятно только почему.

Каслфорд не сказал больше ничего. Но последнее предложение выразило его мнение. В нем чувствовалась забота старого друга. Потому что они оба понимали: ни Кеннингтон, ни Саймс-Уилверт не могли самостоятельно установить контакты с Советом. Кто-то сделал это от их имени.

Женщина понимает, когда голова мужчины занята не ею. Особенно когда они лежат в постели.

Одрианна чувствовала, что хоть поцелуи и ласки Себастьяна были, как всегда, полны страсти, его внимание поглощено чем-то другим.

В результате и ее желание стало гаснуть. Накрыв его руку своей рукой, она положила ее себе на грудь.

Она никогда прежде не останавливала его, однако притворяться не могла и не хотела делать вид, что сгорает от страсти.

Похоже, Себастьян не возражал. Он надолго замер, а потом сел и потянулся за своим халатом.

— Извини, — бросил он.

С этими словами Себастьян ушел. Она слышала какие-то шорохи в его гардеробной, примыкающей к ее комнате. Одрианна встала, чтобы посмотреть, что происходит. Себастьян уже успел одеться и натягивал сапоги.

— Мне нужно подышать свежим воздухом, чтобы проветрить голову, — промолвил он.

Похоже, он был чем-то опечален и подавлен. Таким Одрианна его еще не видела.

— Что с тобой? — спросила она. — О чем ты думаешь?

Заставив себя улыбнуться, Себастьян подошел к жене и поцеловал ее в лоб.

— Иди спать, — сказал он.

Заснуть ей точно не удастся, поэтому Одрианна и пробовать не стала. Вернувшись к себе, она нырнула за портьеры, чтобы выглянуть в окно. Скоро она увидела мужа в саду: его фигура была освещена лунным светом. Может, все дело в том, что была ночь, но казалось, Себастьян как-то трагически одинок.

Завернувшись в свою удобную шаль, Одрианна сунула ноги в тапочки и, взяв тонкую свечу, чтобы осветить себе путь, вышла из комнаты и начала спускаться вниз.

Погруженный в свои мысли, Себастьян не сразу заметил жену. Похоже, он не замечал и того, что за последние четверть часа ни разу не шевельнулся.

Наконец он ее увидел и протянул ей навстречу руку. Когда Себастьян обнял Одрианну за плечи, его мрачное настроение передалось и ей. Она поняла, что не ошиблась: его терзает какая-то печаль.

— Что с тобой происходит? — снова спросила она.

Себастьян поцеловал ее в голову.

— Видишь ли, передо мной стоит очень сложная задача, — ответил он. — Пожалуй, впервые в жизни я не знаю, что делать. Мне никогда и в голову не приходило, что я могу так неправильно оценивать ситуацию, что меня вполне можно обвинить в глупости.

— Надеюсь, это не из-за меня?

— Нет, не из-за тебя, — покачал он головой. — Ты — сплошная доброта и честность. Дело касается моего брата. Думаю — хоть мне и очень не хочется подозревать это, — что он все время знал правду про испорченный порох. И мне страшно… Я опасаюсь, что все это время он интересовался этим делом не потому, что жаждал справедливости. Нет! Он проявлял любопытство, потому что хотел убедиться в том, что никто не узнал о его собственной роли в этом деле.

Одрианна испытала шок от его слов.

— У тебя должна быть какая-то веская причина говорить такое, иначе ты бы промолчал, — заметила Одрианна. — Но… Это непостижимо.

Себастьян взял Одрианну под руку, чтобы можно было рядом пройтись по дорожке. Ночь была сырая, и воздух между ними наполнился тяжелыми весенними ароматами.

— Порох изготавливали на фабрике, которой владели Кеннингтон и Саймс-Уилверт — двое друзей, которые навещают Моргана каждую неделю, — проговорил Себастьян. — Морган знает их с детства. Прости, Господи, я уже начинаю сомневаться в их преданности брату.

— Но он мог даже не знать, что делают его друзья.

— Нет, думаю, ему все известно. Теперь я многое вижу иными глазами. Его вопросы, даже его забота о тебе… Думаю, он все знает, и это не дает ему покоя.

— Ты считаешь, что он вкладывал в это средства? То есть давал им денег? Наверняка это не он спланировал контрабанду и все остальное. Не могу поверить в то, что он мог это сделать.

— Думаю, он использовал свое влияние, чтобы убедиться в том, что порох действительно попадал на войну. Остальным, полагаю, он не занимался. — Они медленно шли вперед. — Но я думаю, что он все знает, причем давно.

Одрианна поняла, в каком смятении был Себастьян, потому что его настроение передалось и ей. Возможно, она даже понимала настроение маркиза и причину того, что его охватила меланхолия.

— Что ты собираешься предпринять? — спросила она.

— Не знаю… Возможно, ничего. Хотя, может быть, я попытаюсь выяснить все до конца, чтобы обрести уверенность. Сказать обо всем Моргану я не могу до тех пор, пока не узнаю правду. Ужасно хочется все это забыть. Соблазн большой, но…

Одрианна молчала. Она не собиралась подталкивать его к какому-то решению.

— Но это будет неправильно и несправедливо, — продолжил Себастьян, однако в его голосе не было уверенности. — Несправедливо по отношению к тем солдатам, к тому искалеченному канониру, который дал мне ключ к разгадке. И к тебе.

Как сильно эта жажда справедливости давит на него? До сих пор вся тяжесть этого чудовищного скандала была взвалена на ее отца, и если в него были вовлечены и другие, несправедливо будет молчать.

Однако Одрианне не хотелось и представлять, как ее муж вступает в конфронтацию с собственным братом. Это уничтожит связь между братьями, восстановить которую уже не удастся. Одрианна опасалась, что это каким-то образом повлияет и на каждого из них.

— Скорее всего он просто хотел помочь друзьям, — проговорила она. — И это не преступление.

— Верно, в этом нет преступления, если его роль заключалась только в этом, — сказал Себастьян. — Однако если я выведу это дело на чистую воду, Моргану придется несладко независимо от того, в чем состояла его роль. Думаю, он это понимает. И боится этого, — добавил он.

Дьявольские муки все еще терзали его, однако, похоже, он больше не путался в них.

Остановившись, Одрианна обняла мужа.

— Ну вот, теперь ты больше похож на самого себя, — промолвила она. — Ты все еще недоволен, но уже не так мрачен. Кажется, свежий воздух благотворно воздействовал на тебя.

— Это не свежий воздух, а твое доброе сердце и сочувствие, — заметил Себастьян. Он огляделся по сторонам. — А ты поняла, где мы?

Одрианна посмотрела через плечо. Похоже, они находились в том самом уединенном уголке сада, куда он отвел ее в тот день, когда она впервые пришла в этот дом.

— Мне кажется, я не завершил тут с тобой одно дельце, — улыбнулся Себастьян. — И думаю, мне следует сделать это, чтобы хоть на время выскочить из ада.

— А ты уверен, что сможешь забыть о нем?

— На сей раз мое внимание будет полностью поглощено тобой, — сказал Себастьян, увлекая жену к скамейке.

— Тогда я тоже постараюсь, — улыбнулась Одрианна. — Что нужно для того, чтобы ты полностью отвлекся? Что я могу сделать для того, чтобы превратить ад в рай, как это сделал для меня ты, когда мне было очень плохо?

— Если ты сядешь на эту скамью и поднимешь вверх подол ночной рубашки, я очень быстро сделаю так, что мы с тобой оба окажемся на небесах, — пообещал Себастьян.

— Это может и подождать. Видишь ли, я с удовольствием возьму на себя роль ведущего, потому что мне не хочется просто следовать за тобой. Можно ведь и мне временами заботиться о тебе, разве не так? Например, когда ты опечален чем-то или ломаешь голову над решением сложной задачи.

Одрианна села на скамейку так, чтобы можно было расстегнуть пуговицы на его брюках. Сделав это, она взяла в руки его восставшую плоть и принялась ласкать ее. Она не спешила, потому что хотела, чтобы Себастьян сполна получил удовольствие и забыл о суровой реальности.

Он позволил жене ласкать его. Не пытался остановить ее и не стал сам отвечать на ее ласки. Замерев над ней, он наблюдал за тем, как ее пальцы поглаживают его естество.

Одрианна тоже возбудилась, хотя в эти мгновения она только отдавала, а сама не получала ласки. Чтобы показать ему это, она запечатлела поцелуй на его жезле. Судя по тому, как напряглось его тело, Себастьян испытывал наслаждение. Потом она игриво дотронулась языком до кончика его плоти, и из груди Себастьяна вырвался низкий стон.

Одрианна поняла, чего он хочет. Сначала она лизала его естество, а затем смело обхватила губами.

Себастьян качнулся, остатки недавних переживаний оставляли его. Откинув голову назад, он позволил Одрианне довести его до экстаза.

Глава 25


Неразбериха выплеснулась на лестницу. Стоял невообразимый шум, но громче всего звучал голос леди Уиттонбери. Потом раздался еще более громкий голос, принадлежащий Себастьяну: муж приказывал маркизе замолчать.

Одрианна спустилась вниз, чтобы выяснить, что стало причиной переполоха, и тут же натолкнулась на Себастьяна, прибегшего к тактике, которая смутила бы и фельдмаршала. Уиттонбери сидел на укрепленном деревянном стуле, стоявшем наверху лестницы. Его окружало четверо лакеев. Еще двое стояли на ступенях чуть пониже, лицом к маркизу.