— Уже? — воскликнула она.

— Пока что упомянули лишь постоялый двор. Имена названы не были, так что, возможно, на этом все и кончится.

— Но дело может иметь и продолжение похуже — в газете или назовут имена, или намекнут на них, и тогда все сразу догадаются, о ком идет речь. А как скоро мы узнаем, что именно произойдет?

— Такие события обычно развиваются по одной схеме, — ответил Себастьян. — В течение четырех дней эта история либо забудется, либо получит продолжение. Если получит, то я пошлю вам письмо с предупреждением и, разумеется, сделаю все необходимое, чтобы защитить вашу репутацию.

— Мама наверняка первой расскажет мне обо всем, лорд Себастьян, — промолвила Одрианна. — И если она окажется втянутой в скандал, то я никогда не смогу испросить у нее прощения. И едва ли она согласится признать, что моя миссия, пусть и благородная, не была безрассудной.

Похоже, она совершенно забыла о том, что он пообещал защищать ее. Но разве может быть иначе? Она ненавидит его за ту роль, которую он сыграл в травле отца. Она никогда не задумается о том, была ли необходимость преследовать его, не говоря уже о том, чтобы смириться с этим. И без сомнения, она решит, что лучше принять презрительное отношение общества, чем его защиту.

— Да уж, безрассудной. А еще неосмотрительной, опасной и, как выяснилось, пагубной. А также…

— Не стоит перебирать весь ваш словарный запас, лорд Себастьян, — остановила его Одрианна. — Я уже сама отругала себя за то, что натворила, так что бранить меня нет необходимости.

— А еще отважной, — добавил Себастьян. — То, что вы решились защищать имя отца, заслуживает восхищения. Правда, вы выбрали для этого не самый лучший способ.

Одрианна искоса посмотрела на него, подозрительно хмурясь. Наверняка она пришла к выводу, что он пытается льстить ей ради каких-то своих целей. Возможно, так оно и есть.

— Я думала о Домино, — промолвила Одрианна. Упоминание об отце открыло тему для разговора, которая делала терпимым присутствие Себастьяна. — Я все пыталась вспомнить, что во внешности Домино мне запомнилось. У него рыжие волосы — я почти уверена. И еще мне пришло в голову, не иностранец ли он.

Дорожка тем временем свернула за угол простого каменного здания с большими окнами. Себастьян догадался, что это и есть настоящая оранжерея, о которой говорила миссис Джойс. Они оказались в небольшом запущенном саду.

— Почему вы решили, что он может быть иностранцем?

— На нем была странная шляпа, — пояснила Одрианна, — мягкая и с более широкими полями, чем носят у нас. Возможно, и куртка на нем была странноватой. Точнее, ее покрой. — Она пожала плечами. Не могу объяснить этого, но он просто не был похож на англичанина.

— Возможно, вы правы.

— Все встанет на свои места, если мне удастся найти его. В Англии куда меньше иностранцев, чем англичан.

— К сожалению, мужчины не носят цветных перьев на шляпах, по которым можно было бы догадаться, кто они такие.

— Однако иностранцы живут в определенных районах Лондона. Известны гостиницы, где они живут, и таверны, в которых они едят. Лиззи — она живет в нашем доме — говорит, что есть отели, которым иностранцы отдают предпочтение. И если бы я смогла пройтись по этим заведениям, где мог остановиться этот человек, я бы…

Себастьян прошел вперед, повернулся и перегородил ей путь.

— Вы не должны этого делать! Это небезопасно! — вскричал он.

Глядя на его искаженное лицо, сразу можно было понять, что он обо всем этом думает.

— Со мной все будет в порядке, — заверила его Одрианна. — На этот раз я позову кого-нибудь с собой. И разумеется, я снова возьму с собой пистолет.

Себастьян никак не мог понять, то ли она поддразнивает его, то ли действительно хочет повторить безрассудный поступок.

— Я попрошу миссис Джойс запереть его, —заявил он. — С оружием вы рискуете еще больше. И когда вы в следующий раз направите на мужчину пистолет, он может не оказаться джентльменом.

— Что ж, спасибо за своевременное и столь полезное предупреждение, — отозвалась Одрианна. —Думаю, вызнаете, о чем говорите, лорд Себастьян.

Ее насмешливый взгляд заставил его замереть. А еще — ее немного кривая улыбка. И ее ставшая уже знакомой ему манера держаться.

— Вы намекаете на наш поцелуй, — проговорил он, позволяя мыслям о поцелуе захватить его больше, чем было позволено. Вслед за этим Себастьяна стало медленно охватывать возбуждение. — Вероятно, я сейчас должен извиниться, несмотря на то что порой вы ведете себя так, что понять вас просто невозможно.

— Я так себя не вела! И не сделала ничего такого, чтобы вы повели себя как негодяй.

— Однако вы также не сделали ничего, чтобы остановить меня, — парировал Себастьян. — Уже одно ваше присутствие там, в одиночестве, спровоцировало непонимание. Однако… — Он слегка поклонился. — Мисс Келмслей, я прошу прощения за слишком вольное поведение тем вечером. Леди не должна терпеть такого обращения. Прошу вас простить меня.

Одрианна подбоченилась.

— Вы меня поражаете! Подумать только —явились сюда и продолжаете меня оскорблять, насмехаться надо мной.

— Я пришел сюда, чтобы вернуть пистолет, который вы направляли прямо на меня, — напомнил он ей.

Это немного охладило ее гнев. Нежные бледные щеки Одрианны мило зарозовели.

— Я была не права, — вымолвила Одрианна. — Это я должна извиняться перед вами. Признаю, что именно я несу ответственность за все, что произошло в нашу единственную встречу.

Себастьян улыбнулся одной из своих лучших, улыбок.

— Я настаиваю на том, чтобы вся вина за это была возложена на меня, — сказал он. — Вспоминайте события той ночи так, как вам хочется, и я не буду поправлять вас. Однако не заставляйте меня лгать самому себе, даже если нормы морали заставляют вас обманывать себя.

Она снова покраснела. Похоже, у нее весьма норовистый характер.

— Я не обманываю, сэр, — заявила Одрианна. — Даже себя.

— Думаю, вы вынуждаете себя поверить в ложь, — сказал Себастьян. — Вы убеждаете себя, что поцелуй вам не понравился и что я домогался вас сильнее, чем это было на самом деле. Со своей стороны я хочу сказать, что я ни о чем не жалею, разве что о том, что из-за короткого помрачения рассудка я допустил, чтобы в меня выстрелили.

В ее взоре появилось выражение недоумения и удивления, к которым примешивался страх. Последнее даже было неплохо, хотя она, возможно, и сама об этом не догадывалась.

— По словам моей кузины, еще не так давно вы любили играть с женщинами, лорд Себастьян, — промолвила она. — И как бы нелепо это ни казалось, похоже, сейчас вы флиртуете со мной?

Он посмотрел вдаль, безуспешно пытаясь справиться с жаром, охватывающим его тело. Взор Себастьяна был устремлен в дальнюю часть сада. Он видел лишь угол дома. Оранжерея почти полностью скрывала теплицу. Но подтверждение того, что ее посетители не могут их видеть, едва ли помогало ему.

— Да, мисс Келмслей, может быть, я и флиртую. От старых привычек трудно отделаться.

Одрианна рассмеялась:

— Полагаю, в прошлом вам не приходилось флиртовать с такой малой надеждой произвести на женщину впечатление? И если в «Двух мечах» я была немного… смущена, это сейчас ничего не значит, так что вы напрасно стараетесь сразить меня своей улыбкой. Попрошу вас вспомнить, что я не знала, кто вы такой, когда вы пытались домогаться меня.

Он снова посмотрел на нее. И увидел, как ветер играет в ее кудрях. От холодного света от зелени листвы в этом уединенном уголке сада казалось, что кожа у нее снежно-белая.

— Но теперь-то вам известно, кто я такой, мисс Келмслей, — напомнил он ей. — И я знаю, кто вы. Вы не находите, что это мало что меняет?

Судя по ее реакции, разницы действительно не было почти никакой. Одрианна попыталась принять равнодушный вид, однако опыта поведения в подобных ситуациях у нее не было.

— Нет, разница есть, причем огромная, и даже вы можете это понять. — Ее голос слегка задрожал.

— Правда? Не думаю.

— Да камень был бы больше тронут вашими заигрываниями и подхалимством, чем я, — заявила она. — И сейчас я даже не подумаю огорчаться и смущаться.

— Неужели? — Себастьян шагнул ближе к ней, хотя, черт возьми, и понимал, что не должен этого делать. — Никогда? Совсем?

Глаза Одрианны расширились от очаровательного, невинного изумления. Она резко повернулась, чтобы уйти. Но этого Себастьян сейчас допустить не мог.

Схватив Одрианну за руку, он рывком привлек ее к себе. Он хотел только поцеловать ее, чтобы доказать свою точку зрения. Ничего более. Во всяком случае, именно это он говорил себе. Одрианна не сопротивлялась и не отталкивала его. Правда, поначалу она немного напряглась от удивления, а затем расслабилась и полностью растворилась в поцелуе. Странно: ее тело отреагировало на поцелуй так, будто тепло его рук вызвало у нее озноб.

Мягкие губы. Осторожные, любопытные и безыскусные. Он не требовал, чтобы она ответила на поцелуй. Все, что он хотел узнать, было сказано ее прерывистым дыханием, сердцебиением и податливостью.

Поцелуй не был коротким. А один перешел во второй, потом в третий. В Себастьяне вспыхнуло желание, и лишь ее невинность останавливала его. Обнимая женщину другого типа — а именно с такими женщинами он имел дело, — Себастьян не стал бы бороться с искушением. Но ему нравилось дразнить ее, дарить ей скромные ласки, доставлять удовольствие и наблюдать за ее удивленной радостью, видеть, как она млеет от его прикосновений.

Себастьян обнимал ее все крепче, пока ее грудь и живот не оказались прижатыми к его телу, а ее дрожь не передалась ему. Его губы прикоснулись к ниточке пульса, бьющейся на ее шее, и он слышал ее восторженный стон. От этих звуков его желание стало еще горячее, он жаждал удовлетворить свою страсть.

Его ласки становились все смелее, и вот наконец его рука дотронулась до шелковистой кожи ее груди.

Одрианна громко вскрикнула — то был чудесный звук женского удовольствия. А потом она застонала, и этот стон почти не прерывался, пока его рука теребила ее отвердевший сосок сквозь тонкую ткань одежды.

Одрианна находилась словно в полусне. Чтобы не упасть, она крепко держалась за Себастьяна, изгибала спину, чтобы быть поближе к нему. Разрозненные мысли постепенно обретали форму. Он должен увезти ее отсюда и найти место — любое, — где они могли бы насладиться друг другом. Ему нужно…

Неожиданно острая боль черной тучей затмила ему разум. Перед глазами встала красная пелена, а с уст сорвалось проклятие.

Разум и зрение Себастьяна наполовину прояснились. Его левая рука упала, словно объятая огнем. Мисс Келмслей стояла в пяти футах от него, прикрывая рот руками: она была в ужасе, в полном смятении.

— Извините, пожалуйста! Я не хотела причинить вам боль, — в отчаянии быстро проговорила она. — Услышав, как открывается дверь, я всего лишь толкнула, чтобы освободиться, и… — Она в испуге посмотрела на сад. Ветер нее к ним женский смех и разговоры.

Очередной приступ боли заставил Себастьяна поморщиться. И опять эта боль!

— Ерунда! Ничего страшного, — проговорил он.

— Вы уверены? Вы очень побледнели.

Без сомнения, так оно и есть. Его тело оказалось словно в аду. Одрианна с волнением ждала, пока он справится с болью. На это понадобилось немало времени.

Она успокоилась, лишь когда увидела, что Себастьян постепенно расслабляется.

— Было бы ужасно, если бы Дафна и Селия увидели нас в таком… — Она на мгновение замялась. — Ну, в общем, как это было. Уверена, что вы понимаете, о чем я говорю. Они так неожиданно вышли из здания. Обычно они не выходят из оранжереи в это время, а работают в теплице.

Себастьян представил себе бледную женщину, которая вышла на солнце. Надо не забыть как-нибудь выразить ей свою благодарность.

— Мы и в самом деле не должны были… Нехорошо с вашей стороны… — Смятение мисс Келмслей уступало место испугу. Но Себастьяну не хотелось больше выслушивать чьи-то нотации.

— Разумеется, должны были, — перебил он ее недовольно. — Мы этого хотели, стало быть, были должны, и сделали то, что хотели. И прекратите делать вид, что я заставляю вас целовать меня.

Если бы постепенно угасающая боль не отвлекала его внимание, он был бы менее откровенен. Но поскольку так оно и было, он лишь заставил мисс Келмслей увидеть положение дел в темном свете.

Одрианна пошла по дорожке в сторону дома.

— Вижу, что вы именно так жестоки, как я и думала, — услышал он ее голос. — Вы хотите унизить меня, только я не понимаю, с какой целью.

Себастьян догнал ее и едва сдержал желание вновь заключить в объятия.

— Я поддался импульсу и одному очень приятному воспоминанию, — сказал он. — А цель, если вы еще этого не поняли, — взаимное удовольствие. Однако вы правы. Мне не следовало так поступать, поэтому я должен извиниться.